Самым опасным был участок при выезде из низины. Предстояло ехать метров сто по открытой поляне, которая была на виду у немцев. Здесь я понял, какую роль играет на войне случайность. На подъеме непроизвольно сбавил газ, и полуторка замедлила ход. Снаряд среднего калибра взорвался метрах в пятнадцати впереди. Если бы я шел с обычной скоростью, наверняка угодил бы под разрыв. Задержка в несколько секунд спасла и меня и раненых. Я вдавил педаль до пола, перегруженная машина, взревев, миновала поляну и влетела в лес. Дорога была отвратительная. В болотистых местах выстлана бревнами. Поперечный настил вытряхивал внутренности, а в кузове отчаянно кричали и матерились раненые.
– Добить нас хочешь?
– Да он руль в руках не держал!
После пережитого у меня не выдержали нервы. Остановился и, встав на подножку, закричал по-петушиному срывающимся голосом:
– Не орите! Не видите, дорога какая! А машину вести меня учить не надо.
Вмешался санитар и предложил тем, кому невмоготу, шагать пешком. Мне посоветовал:
– Потише езжай.
Но и скорость в десять километров мало что меняла. Бензин был некачественный, разбавленный лигроином, тряска продолжалась, а вскоре закипела вода в радиаторе. Теперь из кузова кричали, чтобы я ехал быстрее. Старший лейтенант, раненный в шею и плечо, сидевший со мной в кабине, устало проговорил:
– Не обращай внимания. Езжай, как можешь.
Но мне пришлось дожидаться, пока остынет мотор, потом буксовать в грязи, а на последнем участке двигаться по бревнам, уложенным вдоль. Здесь приходилось быть особенно внимательным. Соскользнешь, сам уже не выберешься. Довез я наконец раненых до санбата. Один, пока ехали, умер. В санбате скопилось огромное количество раненых. Человек пятьсот, а может, тысяча. Некоторые лежали в палатках, часть – прямо на траве, под деревьями. Стоны, выкрики, ругань.
Затем я поехал на склады и загрузился под завязку ящиками с боеприпасами. Хотелось есть. Повар, добрый дядька, набухал полный котелок перловки с кусками жесткого темного мяса. Может, с кониной, но мне было все равно. Я смолотил весь котелок за пять минут. Повар только головой покачал и подсыпал добавки. Возвращаться уже было веселее.
Противотанковые пушки я возил еще недели две. Часто мотался за боеприпасами, отвозил раненых. Многое в шоферской жизни было для меня в новинку. Застрял тяжело груженный ЗИС-5. Собралось штук двадцать грузовиков. Подогнали тягач и спихнули машину на обочину. Она сразу по кузов затонула. Так и осталась в болоте, только ящики со снарядами перегрузили. Но это уже позже. Бомбили нас крепко. Видел, как на глазах взорвалась полуторка с боеприпасами. Шарахнуло с такой силой, что машину, следовавшую за ней, перевернуло, а от полуторки кусок металлической рамы остался.
Первое время часто забывал вверх поглядывать, больше на дорогу смотрел. Однажды нос к носу с «Мессершмиттом» встретились. Он шел на высоте метров двести, я даже выскочить не успел. Впереди двигалась автоцистерна на базе ЗИС-5. «Мессер» ударил по ней из пушек и пулеметов. Я ожидал, что цистерна рванет, но она лишь загорелась. Огонь все усиливался, я попятился назад. Водитель с автоцистерны сообщил, что сопровождающий убит. Посоветовал:
– Двигай задним ходом, пока совсем не припекло. И подальше отъезжай.
Когда отъехали метров на сто, цистерна полыхала огромным костром. Привлеченные дымом, прилетели три «Юнкерса», добили цистерну и разнесли бревенчатый настил дороги. Хорошо, что мы успели укрыться под соснами, выбрав клочок обочины посуше.
– Когда бочка полная, еще ничего, – объяснял мне шофер, – обычно просто загорается. Если наполовину пустая, может и рвануть. Заживо ребята сгорают, ничего не остается.
Покурили, а я обнаружил, что пробито колесо и лопнула передняя рессора. По совету водителя сгоревшей автоцистерны пошел вдоль дороги, нашел несколько подбитых машин, снял два колеса, нашел в кузове запасные камеры и даже снял рессору. Ночевать пришлось в лесу. Июльские ночи в северозападных краях светлые. Но торчать одному было все равно неуютно. Вскоре подъехали еще несколько машин. Саперы принялись восстанавливать дорогу. Рессору с помощью друзей-шоферов заменил, поставил шины поновее и, наконец, доставил груз на передовую. Когда разгружали, увидел, что один из деревянных ящиков разворочен малокалиберным снарядом «Мессершмитта». Сняли крышку, в ящике две цинковых коробки с патронами. С полсотни штук в труху искрошило. Но это мелочь. Хуже, если бы в ящик со снарядами или минами попало. Хоронить нечего было бы.
Полуторку многие только по фильмам помнят. Там они почти прилично выглядят. А я на упрощенной «военной» модели ездил. Кабина – фанерная, подножки – деревянные. Эти подножки много хлопот доставляли. Кто-нибудь грузный прыгнет, она трескается. Крупнокалиберная пуля подножку пробила, половинка отвалилась. В кабину карабкался, как акробат, – хорошо, что машина невысокая. Конечно, по сравнению со «студебеккерами» и «джипами» моя старушка убого гляделась. Но плохого про нее не скажу. Простая по конструкции. Большинство неисправностей мы устраняли на месте, а запчасти брали с разбитых машин.
Одним из самых тяжелых периодов стали для меня август и осень сорок четвертого года. Шли ожесточенные бои в Прибалтике. Получилось так, что, числясь заряжающим одной из батарей 1865-го зенитно-артиллерийского полка, я в течение нескольких месяцев водил машины. Водителей не хватало, особенно имеющих опыт ремонтных работ. В августе из нас сформировали отдельный автомобильный батальон. Мы стали совершать челночные рейсы от Каунаса до Шяуляя. Расстояние между этими городами составляло по прямой около 130 километров. Но дороги, а особенно военные, никогда прямыми не бывают, так что путь в один конец составлял километров сто пятьдесят и более.
Про тот период я могу сказать так. Когда съездили раз-другой, появилась в автобате невеселая шутка: «Ну, что, завтра рейс в один конец!» Некоторые плевались, мол, не каркай раньше времени, но потери мы несли большие. Возили орудийные расчеты, пушки, боеприпасы, продовольствие. В общем, все, что требовалось на войне.
Путь от Каунаса до Шяуляя шел вдоль линии фронта. Если первую половину пути мы миновали, считай, по тыловым дорогам, то вторую половину – впритирку к передовой. Город Шяуляй считался важным стратегическим узлом обороны, и немцы предпринимали постоянные контратаки, стремясь предотвратить выход наших войск к Балтике. Там до побережья оставалось 100–120 километров. Официально Шяуляй был взят нашими войсками 27 июля 1944 года, но во второй половине августа немцы снова прорвались к городу, и бои там продолжались еще долго.
Не считая хозяйственных подразделений, в автобате были три автомобильные роты. Количество автомашин в ротах постоянно менялось и обычно составляло 15–20 единиц. Наша вторая рота состояла из двух взводов. Первым назначили командовать старшину Николая Егоровича Мороза. Я его уже хорошо знал и напросился к нему. Он меня взял, хотя имелись водители старше и опытнее. Мне в августе сорок четвертого всего восемнадцать лет было. Но технику я знал неплохо, и, кроме того (вот уж не думал!), пригодилось знание артиллерийского дела.
