Генерал-губернатором Варшавского округа был Скалой — ему принадлежала не только военная, но и гражданская власть в Царстве Польском. Типичный «русский немец», он не скрывал своего презрения к полякам (а втайне и к русским тоже) и открыто придерживался прогерманских симпатий. Властью этот человек обладал громадной, и ясно, к каким пагубным последствиям это приводило. Впрочем, на сей раз Брусилов лишь представился ему, а затем отбыл в Люблин — к своему корпусу.
Всего в России в ту пору насчитывалось лишь 12 военных округов — небольшое число для огромной страны, где даже в мирное время кадровая армия насчитывала 1 360 000 человек. Варшавский округ был одним из самых крупных (по числу войск), причем состоял из хорошо вооруженных и укомплектованных частей. Причина понятна: авангардное положение территории округа по отношению к обоим вероятным противникам — Германии и Австро-Венгрии. По тогдашнему штатному расписанию пехотный корпус состоял из двух пехотных дивизий, корпусной артиллерии (полк или дивизион), кавалерийского полка и инженерных подразделений; перед самой мировой войной в корпусах стали создаваться авиаотряды — очень малочисленные, правда, всего из нескольких самолетов. Таким образом, генерал-лейтенант Брусилов получил под начало крупное соединение численностью свыше 40 тысяч солдат и офицеров. Несколько корпусов (обычно три-шесть) составляли армию.
Так что под опекой Брусилова оказалось огромное и сложное хозяйство. Главное, что его беспокоило, — это боеспособность вверенных ему войск. Ее никак нельзя было признать удовлетворительной, особенно учитывая пограничную дислокацию корпуса. Здесь, как и в гвардейской дивизии, Брусилов сразу же обратил внимание на низкую подготовку офицерского состава. Первые впечатления на этот счет он получил, наблюдая тактические занятия частей корпуса в зимние месяцы 1909 года. Свои соображения он обобщил в следующих неутешительных словах: «…Я с грустью убедился, что многие господа штаб- и обер-офицеры в техническом отношении крайне недостаточно подготовлены. Очевидно, на эту важнейшую отрасль военного дела не было обращено должного внимания, а также, как я в этом сам удостоверился, в пехотных частях тактические занятия велись сжато, а отчасти неумело».
Так что одинокий генерал с головой ушёл в работу и ещё больше сблизился с подчинёнными, с простыми солдатами, хотя и местным обществом не пренебрегал. «Три года я прожил в Люблине, в очень хороших отношениях со всем обществом. Губернатором в то время был толстяк N, в высшей степени светский и любезный человек, но весьма самоуверенный и часто делавший большие промахи. Однажды у меня с ним было серьезное столкновение.
Всем известно, что я был очень строг в отношении своего корпуса, но в несправедливости или в отсутствии заботы о своих сослуживцах, генералах, офицерах и тем более о солдатах меня упрекнуть никто не мог. Я жил в казармах, против великолепного городского сада, и ежедневно прогуливался по его тенистым чудесным аллеям. Прогулки эти разделял мой фокстерьер Бур. В один прекрасный день, когда я входил в сад, мне бросилась в глаза вывешенная на воротах бумажка, как обычно вывешивались различные распоряжения властей: “Нижним чинам и собакам вход воспрещен”. Я сильно рассердился. Нужно помнить, что мы жили на окраине, среди польского, в большинстве враждебного, населения. Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью».
В тот же день Брусилов издал приказ, чтобы все генералы и офицеры наряду с солдатами не входили в этот сад, ибо обижать солдат не мог позволить. Кроме того, он сообщил об этом командующему войсками и просил его принять меры к укрощению губернатора. Разве это не характеризует патриота и заботливого военачальника?
В Люблине, по словам Брусилова, у него была прекрасная квартира в девять или десять комнат, балкон выходил в великолепный городской сад, и вообще «все было ладно, кроме одного — отсутствовала хозяйка». Видный генерал, занимавший в иерархии губернского города положение более высокое, чем губернатор, мог рассчитывать на самую блестящую партию. Но он сделал выбор, неожиданный для многих окружающих, даже для его избранницы и, как уверяет Брусилов в письмах и воспоминаниях — для него самого: 57-летний вдовец предложил руку 45-летней Надежде Владимировне Желиховской, в которую в молодости был тайно влюблен, но затем почти на 20 лет потерял из вида.
Как и Брусилов, семья Желиховских была связана с Кавказом. Отец Надежды Владимировны, Владимир Иванович, директор Тифлисской классической гимназии, а позднее помощник попечителя Кавказского учебного округа, умер в 1880 году. Мать, Вера Петровна, урожденная Ган (по первому мужу Яхонтова) — популярная детская писательница 80–90-х годов прошлого века. Со сводным братом своей избранницы — Ростиславом Николаевичем — молодой Брусилов участвовал в военной кампании 1877–1878 годов. Давнее знакомство семьями, воспоминания о юной Надежде и основанная на этом уверенность, что она отлично справится с ролью важной дамы, интересами которой будут служебные дела мужа, определили выбор.
Приняв решение, Брусилов действовал по своему обыкновению энергично. «В конце 1910 года я все-таки написал в Одессу, затем поехал туда и вернулся в Люблин уже женатым человеком. Но почему я должен был это сделать и кто мне это внушал — я не знаю, тем более что семьи братьев и добрые знакомые в Люблине мне предлагали устроить богатую и гораздо более блестящую женитьбу. Я всегда был очень самостоятелен и тверд по характеру и потому, чувствуя как бы постороннее влияние и внушение какой-то силы, сердился и боролся против этого плана женитьбы на девушке, которую двадцать лет не видел». Эта предпринятая им осенью 1910 года стремительная наступательная операция на личном фронте как бы предвосхитила образ действий летом 1916 года: та же ошеломляющая нетрадиционность замысла, та же продуманная тщательность подготовки, та же решительность в ходе осуществления задуманного.
Вообще, история женитьбы Брусилова представляет определенный интерес для понимания личности полководца. Сохранившиеся письма Брусилова к Желиховской позволяют проследить развитие событий. Первое письмо Брусилова датировано 16 (29) сентября 1910 года: «Многоуважаемая Надежда Владимировна! На всякий случай пишу Вам, не будучи уверен, что мое письмо до Вас дойдет, и не зная, захотите ли Вы мне ответить. Живу я теперь одинокий в г. Люблине по занимаемой мною должности командира 14-го армейского корпуса. Должность высокая, власть большая, подчиненных пропасть, но благодаря всему этому… тоскливо. Вот я и подумал со старыми знакомыми и друзьями начать переписку… Я случайно узнал Ваш адрес, но право не знаю, впрок ли он. Пишу на удачу. Мне много приходится разъезжать по войскам, а потому не сетуйте, если я Вам не сейчас отвечу, но пожалуйста отвечайте мне сейчас (подчеркнуто Брусиловым. — А.Б.) если только желаете мне ответить, и пишите подробно о себе».
Получив ответ, генерал спешит закрепить успех: «Милая, дорогая Надежда Владимировна! Только что вернулся из объезда войск и застал Ваше обширное письмо, которому очень (опять подчеркнуто Брусиловым. — А.Б.) обрадовался. Спасибо Вам за него… На Ваше подробное письмо о Вашем житье-бытье и я опишу Вам мою жизнь; таким образом, хоть издали, мы с Вами сблизимся по-старому».
