Ни о каком благородстве разговора не было, исключительно голый расчет. Увы, Европа всегда относилась к нам только с позиций собственной выгоды, даже традиционно союзническая нам Дания, даже в «галантном» XVIII веке.
Разумеется, Фредерик понимал, что одному русскому корабельному флоту крайне сложно будет в одиночку сражаться против куда более многочисленного шведского. В свое оправдание король Фредерик говорил, глаза потупив:
— Вооружение моего флота оставляет желать много лучшего, и не я тому виной. В казне пусто и последняя мышь повесилась. Да, я могу снарядить шесть кораблей, но смогут ли они доплыть до города Ревеля, когда всюду хозяйничает шведский флот? Если же шведы потопят посланную эскадру, то наши берега окажутся беззащитными перед шведским нападением! А потому из двух зол я выбираю меньшее. Что касается царя Петра, то, может быть, он и сам как-нибудь отобьется!
Отказ датчан в помощи вызвал ликование в стане врагов и разочарование среди своих.
Так, сидевший в Константинополе заложником после неудачного Прутского похода 1711 года вице-канцлер Шафиров, которого регулярно извещали о всех политических коллизиях, получив соответствующее письмо, горестно восклицал:
— По состоянию дел наших на Балтике не чаю, что кампания нынешняя каких-то нам хороших плодов принесет!
Такого же мнения был и наш посол в Голландии Куракин, бывший в курсе всех европейских дел
— Скажу откровенно, что шведы сильны на море как никогда! — говорил он в узком кругу. — А потому в нынешнее лето ни на море, ни на сухопутье ничего знатного учиниться просто не может.
Увы, как показали последующие события, не всегда и самые умные дипломаты бывают провидцами.
Глава восьмая.
В ФИНСКИХ ШХЕРАХ
Пока российский корабельный флот держался у Ревеля, флот гребной 11 июня подошел к Гельсингфорсу, где задержался на девять дней. Дел хватало. Разгружали провиант для корпуса князя Голицына, а чтобы облегченные галеры не перевернуло на волне, в трюмы грузили камни. Врачи были обеспокоены тем, чтобы те были сухими и не замшелыми, иначе это могло привести к обильной плесени. Но поди уследи за всеми! Одновременно что-то чинили: визжали плотницкие пилы, стучали топоры.
21 июня гребцы снова взялись за весла и галеры, вытянувшись друг за другом, снова двинулись на запад по лабиринту шхер. Впереди был самый опасный участок пути до финского порта Або — мыс Гангут (по-фински — Хаанкониеми, по-шведски — Гангэ-удд). Впрочем, Гангутом наши моряки станут называть мыс позднее, уже после окончания кампании 1714 года. Пока же они звали его просто Ангут-мыс
Гангут с двух сторон окружен большим количеством мелких скалистых островков, берега ж его песчаны и пологи. Гангут расположен на северном берегу Финского залива Балтийского моря на юго-западе Финляндии и является ее самой южной материковой частью. Гангут имеет важнейшее стратегическое значение, так как, «нависая» над входом в Финский залив, фактически контролирует подступы к нему. Владеющий гангутской позицией — владеет ключом к Финскому заливу. Это позднее российские моряки будут знать назубок все подступы к знаменитому мысу. Тогда же они подошли к нему впервые.
Спустя три дня после оставления Гельсингфорса Апраксин ввел свой флот в небольшой залив среди шхерных островов в районе Пой-кирки. Идти далее было уже опасно, так как прямо за Пой-киркой начинался выдающийся в море Гангутский полуостров, а значит, была большая вероятность, что там уже находится шведский корабельный флот, стерегущий наши галеры. Кроме этого в Пой-кирке была удобная, закрытая от ветров стоянка с хорошим песчаным грунтом и пологий берег, что давало возможность выгрузить остававшийся на борту галер провиант для действовавшего в Финляндии корпуса Михаила Голицына Здесь же Апраксина ждала приятная неожиданность. В прибрежных скалах были обнаружены два шведских матроса.
— Кто такие? — строго спросил доставленных к нему генерал-адмирал.
— Мы матросы с «Бремена», — отвечали те через переводчика.
Наши переглянулись — 64-пушечный «Бремен» был флагманским кораблем адмирала Ватранга. Сразу стало ясно, что дезертиры весьма ценны как источник информации.
— А чего в камнях сидите? — поднял кустистую бровь Апраксин.
— Мы бежали, так как подрались с боцманом, и нам грозила веревка.
На последние слова генерал-адмирал неодобрительно покачал головой. Война войной, а нарушение чинопочитания он одобрить никак не мог. В ходе последующего допроса удалось выяснить, что на шведском флоте все обстояло далеко не столь благополучно, как казалось из Петербурга. Дезертиры рассказали, что шведские корабли испытывают трудности как с вооружением, так и с комплектованием. Но главное, они подтвердили, что Ватранг стоит со своими кораблями мористее Гангута и стережет позицию.
Сведения были чрезвычайно важными, и Апраксин немедля отписал письмо Петру, где, проинформировав его обо всем услышанном, просил демонстрацией отвлечь шведские линейные корабли от Гангута, дав тем самым ему возможность проскочить это опасное место.
— Без знатной диверсии противу флота неприятельского прорыв галер наших к Або почитаю зело сомнительным! — мрачно заявил он, передавая написанное письмо секретарю.
Понимая, что демонстрация у Петра может и не получиться, просил Апраксин в виде крайней меры разрешения поставить ему в течение лета у Пой-кирки небольшую крепостицу, в которой затем зимовать всем галерным флотом, а следующей весной, упредив шведов, проскочить мимо Гангута в западные шхеры.
Там же, у Пой-кирки, к Апраксину явился и командир Финляндского корпуса генерал-поручик Михаил Голицын. При этом явился со всем своим личным скарбом
— Сам знаешь, Федор Федорыч, что я и в море и на суше пригожусь, а потому чего мне сидеть в лесах финских, когда война там уже закончилась. Не откажешься от такого помощника, как я?
— Я-то не откажусь, а вот как государь? — покачал головой Апраксин, сняв парик и промокая вспотевшую лысину батистовым платочком.
— Не боись! Он только рад будет. Сам знаешь, что от меня Отечеству только польза великая!
Через несколько дней галеры Апраксина уже прибыли в бухту Тверминне, которую еще в мае покинул адмирал Ватранг.
Проведенная рекогносцировка показала, что шведский корабельный флот в двадцать восемь вымпелов стоит у Гангутского мыса, перекрывая прибрежный фарватер, и мимо него галерам просто так вдоль берега не прорваться. Настроены шведы были, судя по всему, серьезно и свою позицию покидать в ближайшее время не собирались. Выгодная позиция, занятая шведами, не только препятствовала дальнейшему движению нашего галерного флота, но могла сорвать успех всей кампании и принудить к отступлению и нашу армию, находящуюся в Финляндии.
На следующий день Апраксин вместе с генералом Вейде ходил на шлюпках для разведки. В донесении Апраксин известил Петра, что у Гангута стоят 15 линейных кораблей, 2 бомбардирских судна, прам, 8 галер и вспомогательные суда. А кроме этого в море крейсируют еще 5 кораблей и одна шнява. Апраксин запрашивал у царя указаний, что ему делать дальше.
