Итак, Апраксин воспользоваться оплошностью шведов предложил, а Петр сие предложение утвердил.
Уже в полной темноте с флагманской галеры Апраксина «Святая Наталья» был произведен выстрел из пушки — сигнал всем галерам, стоявшим у Тверминне, начинать движение к позиции начала прорыва. Вытянувшись в длинную кильватерную колонну, галеры медленно (сберегая силы гребцов!) потянулись к небольшому каменному островку, за которым было уже открытое пространство. На острове еще несколько дней назад были посажены наблюдатели, постоянно информировавшие Петра о том, что делается у шведов.
Около полуночи галеры собрались за островом. Апраксин желал прорываться немедленно.
— Надо идти вперед! Пока швед не опомнился, проскочим!
Однако бывший рядом с ним на галере князь Голицын высказал иное мнение:
— Разумеется, в темноте большая часть галер и прорвется. Однако потери могут быть все же слишком большие. Темнота и подводные камни — плохие союзники при таких делах!
Подумав, рассудительный Апраксин согласился.
— И на самом деле весьма ночь темная! — сказал он — Никак нельзя разглядеть, где сейчас в точности одна эскадра шведская и где другая. Не будем торопиться. Как говорится, утро вечера мудренее.
А вскоре с проскочившей под берегом шлюпки доставили сообщение Змаевича.
Тот извещал генерал-адмирала о том, что ближе к вечеру атаковал отряд шведов у переволоки. Вначале Змаевич попытался было атаковать отряд шаутбенахта Эреншельда и сбить его с позиции, но силы шведов были очень велики. Дело в том, что артиллерия на галерах весьма немногочисленна — всего пара небольших пушек в носу и столько же в корме. А потому атаковать отбивавшиеся бортовыми залпами шведские суда было весьма сложно. По этой причине Змаевич просто произвел демонстрацию. При этом он все же попытался окружить шведские суда. И хотя полного окружения не получилось, шведов все же удалось оттеснить в глубь фиорда, где они и были блокированы.
— Желаемый успех малой силой достигнут! — воскликнул он на радостях, когда стало ясно, что шведский шхерный отряд окружен и вряд ли уже сможет вырваться на чистую воду.
* * *
В третьем часу ночи Апраксин и Голицын пригласили на флагманскую галеру генерала Вейде. Втроем они уселись в кормовой надстройке и, попивая чай, держали совет, как быть дальше. После недолгих обсуждений решили, что однозначно следует прорываться под берегом, так как шведы отошли в море столь далеко, что обходить их мористее будет весьма опасно для галер. Сам прорыв же был назначен на предрассветное время, с тем расчетом, чтобы с первыми лучами солнца уже быть в пути. Да и бдительность у шведских наблюдателей должна быть в это время притуплена. Пока глаза продерут, пока протрут их кулаками, глядишь, мы уже и проскочим!
В четвертом часу утра, когда горизонт едва-едва начал светлеть, наши пошли на прорыв. Галеры двигались так же, как и раньше, — вытянувшись длинной-предлинной гусеницей. Каждая из галер строго держала в корму впереди идущей, так было меньше риска напороться на каменные скалы, в изобилии торчавшие то там, то тут совсем рядом с бортами. На самой передовой галере шел генерал Вейде. Рядом с ним — самые опытные штурманы и взятые в деревне в качестве лоцманов местные рыбаки. Галеры кордебаталии вел сам генерал-адмирал, и, наконец, арьергард возглавлял князь Голицын.
Конечно, шведы быстро заметили шедшие на ускоренной гребле наши галеры. Конечно, на палубах их кораблей сразу же началась суета и беготня. Шведы поднимали все возможные паруса, а их шлюпки и баркасы, словно бурлаки на реке, пытались подтянуть огромные линейные корабли поближе к месту прорыва. Но из этого мало что получалось. На море царило полное безветрие, и лишь иногда безжизненно свисавшие вымпела слабо шевелили косицами от нордового ветерка. Да и тот был шведам никак не попутный, а, наоборот, противный.
Ценой невероятных усилий трем ближайшим к берегу корабля после отчаянной буксировки все же удалось сблизиться на дистанцию пушечного огня. Едва шведам стало ясно, что их ядра достигают фарватера, они открыли столь яростный огонь, какой только могли выдержать их орудия.
Позднее наши подсчитают, что неприятель сделал более двухсот пятидесяти залпов. Впрочем, хоть шума от этой пальбы было премного, но толку не слишком. Практически все ядра летели в волны. Галера — сама по себе цель весьма небольшая, к тому же наши галеры неслись столь стремительно, что шведы просто не успевали наводить орудия и стреляли больше наудачу, чем прицельно. Результат у них получился соответствующий.
Из всех ядер лишь одно поразило цель. Но как! Внушительное 24-фунтовое ядро ударило в палубу возле стоящего у планширя поручика Нижегородского пехотного полка Иоганна де Колера и… оторвало ему оба каблука и подошвы на ботфортах. При этом ноги поручика остались невредимыми, если не считать сильной контузии, от которой, по его позднейшим воспоминаниям, впоследствии много мучился.
Когда прорыв уже был закончен, генерал-майор Иван Головнин взял у Колера остатки голенищ его ботфортов и преподнес их в виде сувенира Апраксину, чему тот долго дивился. Так и отделались наши от неприятельского огня контузией ног у поручика Колера да двумя испорченными сапогами.
Впрочем, шведам все же удалось захватить одно из вспомогательных судов, шедших в хвосте колонны. Небольшая полугалера вывалилась из строя и сразу выскочила на камни, с которых сняться уже не удалось. Часть команды удалось снять шлюпкой, но часть так и осталась на судне. В это время к неподвижной полугалере, торчащей на камнях, как жук на булавке, уже прибуксировались сразу два шведских линейных корабля. Под огнем пушек шлюпкам пришлось от нее отойти. Шведы захватили несколько офицеров, около двухсот солдат Шлиссельбугского полка, попа и мешок с деньгами. Задерживаться же из-за одной галеры, а тем более вступать в невыгодный бой никто не стал. Такое решение было правильным, ибо потеря одной вспомогательной галеры ровным счетом ничего не меняла.
Из записей генерал-адмирала Ф.М. Апраксина о Гангутской баталии: «В 27-й день, в 3-м часу, призваны гг. генералы Вейд и князь Голицын и имели совет, каким образом удобнее неприятельский флот обойти… Оный всеми кораблями, а именно более 30 парусов, тот курс, где наши скампавеи первые шли, заступил… За благо определили, чтоб идти от внутренней стороны, не огребая неприятеля… В 4-м часу пополуночи пошли от того острова, где был наш караул, все скампавеи одна за другою: в авангардии шел г. генерал Вейд, за ним следовал г. генерал-адмирал (о себе Ф.М. Апраксин пишет в третьем лице. — В.Ш.), потом в ариергардии генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампавеи усмотрел, тот час с адмиральского — (со шведского) — корабля учинен сигнал из двух пушек… Дальние их корабли, распустя свои паруса, трудились, чтоб приблизиться, но за наступающею тишиною не могли скоро прибыть… Три корабля их… буксировались к нашим скампавеям шлюпками и ботами зело скоро и, приближаясь надмеру, стреляли из пушек жестоко… Могли счесть 250 выстрелов. Однако ж… наши скампавеи прошли счастливо и так безвредно, что только одна скампавея стала на камень… Несколько людей с оной шлюпками сняли, а остальных неприятель взял, понеже их один линейный корабль к оной скампавее зело приблизился. К тому же 2 неприятельских бота и несколько шлюпок атаковали, так что отстоять скампавею с остальными людьми было не мочно… Прочие все, как суда, так и люди, без вреда прошли, только у одного капитана ногу отбили. В половине 10-го часу, когда, прошед неприятельский флот, вошли в шхеры, получили ведомость, что капитан-командор Змаевич с первыми скампавеями атаковал неприятельскую эскадру и не далее мили обретается…»
