Пока шведские бомбардиры перезаряжали свои пушки, все десять скампавеи уже врезались в борт «Элефанта». Офицеры и солдаты кинулись яа борт неприятельского судна. За ними следом, бросив осточертевшие весла, — и гребцы.
Солдаты забрасывали на борт фрегата особые абордажные лесенки с крючьями и, пока шведы их не отцепили, карабкались наверх. Первых, как правило, тут же расстреливали в упор, поднимали на пики, рубили палашами, но уже лезли вторые, третьи, четвертые…
Одним из первых бросился на приступ «шведского слона» бывший адмиралтеец Наум Сенявин, но был тут же сброшен вниз и, упав на палубу скампавеи, сильно расшибся.
Первым взобрался на борт фрегата молодой капитан Бакеев.
За плечами капитана ингерманландцев С.Г. Бакеева — весьма достойный послужной список. Слркить он начал еще в 1697 году, причем в кавалерии, и только потом был переведен в Ингерманландский полк. В его составе Бакеев участвовал в Полтавской битве и в осаде Риги и в Прутском походе, осаждал крепости Тоннинг, Штеттин и вот теперь Гангут.
Рядом по соседней лесенке уже лез друг и соперник Лешка Федотов, капитан галеры «Азов».
— Виват, Бакеев! — увидев капитана, крикнул он, карабкаясь вверх.
Но переговариваться было недосуг. Сверху мимо пролетел убитый солдат, следом еще и еще. Вот полетели сразу двое — сцепившиеся насмерть русский и швед — и над обоими сомкнулись волны. Шведы по-прежнему дружно стояли вдоль борта и упорно оборонялись, отбрасывая канатные крючья, поражая карабкавшихся наверх из фузей и пистолетов. Особенно настырных били уже холодным оружием.
Но Бакеев уже перебрался на палубу, где с несколькими солдатами защищал от наседавших шведов верхний конец своей лесенки. А наверх выбирались все новые и новые преображенцы и матросы, которые тут лее лезли в общую драку.
Ближе к корме шведам все же удалось отбросить атакующих, но ненадолго. Но почти сразу последовала новая, еще более яростная, атака.
Взбираясь по канатам, цепляясь за каждый выступ, они все же пробились наверх. Но всякий раз шведы сбрасывали их назад, то в воду, то на палубу скампавеи, нанося им тяжкие увечья, а иных поражая насмерть. На смену поврежденным тотчас же лезли новые бойцы, в еще более яростном стремлении овладеть шведским фрегатом
Опять отличился капитан-командор Змаевич, особенно спешно атаковавший шведов своими галерами на правом фланге. Командовавший на левом крыле отрядом из трех скампавей (что соответствовало батальонному рангу) подполковник Нижегородского полка Яков Бордовик уже было изготовился к началу атаки, когда к нему на галеру прибыл полковник Рязанского полка Иоганн фон Равенштейн.
— Надлежит вам немедля сойти в шлюпку и дать последние указания капитанам двух своих скампавей, чтобы оные в бою шли порядочно! — велел Равенштейн. — И поторапливайтесь! Скоро атака!
— А кто же будет командовать здесь? — поджал плечами Бордовик.
— Вот офицер, он и будет командовать! — кивнул полковник на стоявшего поодаль капитана Камола.
Не слишком охотно, но Бордовик все же спустился в шлюпку, и та отошла от борта, чтобы обойти остальные две галеры. Однако едва подполковник покинул галеру, как прозвучал сигнал к немедленной атаке. Учитывая скученность галер, медлить было уже никак нельзя. Если не дать команды идти вперед — значит, создать неразбериху, так как стоявшие сзади галеры уже забирали ход. Если же приказать идти в атаку, значит, самому остаться вне боя. Впрочем, Бордовик не растерялся.
— Не теряй времени! Давай, правь прямо на шведский корабль, что стоит в центре! — крикнул он капитану Камолу. — Я же нагоню тебя на шлюпке и перескочу на борт!
Однако дальше же события развивались таким образом, что в дыму, пальбе и неразберихе боя Бордовик смог вернуться на свою галеру только перед самым абордажем. Впрочем, стоя на носу шлюпки с обнаженной шпагой, он, как мог, все же командовал своими галерами.
Разумеется, что отсутствие командира на борту галеры сказалось на управлении, и та подошла к «Элефанту» несколько позднее остальных. К моменту ее подхода вся палуба шведского прама была уже буквально забита дерущимися людьми, «утеснение» было таково, что многие не могли забраться, ожидая своей очереди вступить в драку. «От тесноты многие падали с фрегату в воду», — писал очевидец. По этой причине в абордажном бою с бордовиковской галеры успели принять участие не более двух десятков человек.
Как оказалось, во время сближения кто-то увидел, что Бордовик находится не на своем судне, а в шлюпке, которая идет позади самой галеры, и после боя об этом доложили Петру. Царь велел разобраться, а не трус ли этот подполковник Бордовик. Расследование провели быстро. Опросили и полковника Равенштейна, капитана Камола и бывшего на той же галере поручика Нижегородского полка Нетельгорста. Опросили даже гребцов со шлюпки, в которой находился Бордовик. Последние, кстати, показали следующее: «В шлюпке поехал к скампавеям команды своей и, обнажа шпагу, стал управлять и приказывать скампавеям, чтоб шли порядочно и поспешали к делу, а как стали приставать, из мелкого ружья первая стрельба зачалась, и тогда господин подполковник взошел на скампавею…» После этого все обвинения с подполковника Бордовика были сняты.
Что касается галер подполковника Порецкого, то они до конца своей задачи так и не выполнили. Впрочем, вины самого Даниила Порецкого в том не было. Дело в том, что посланные в тыл шведам четыре галеры, огибая остров, перед которым расположилась шведская эскадра, продвигались в лабиринте шхер практически вслепую, так как никаких лоцманов у Порецкого не было и в помине, а местные воды на галерах никто из наших, разумеется, не знал Боязнь потерять на многочисленных подводных камнях галеры заставила Порецкого идти самым малым ходом, порой высылая вперед промерщиков, буквально на ощупь, пробираясь по узкому и извилистому шхерному фарватеру.
Впрочем, передовая галера его отряда под началом капитана галерного флота Миющика и капитана Лефортовского полка Мозалевского все же успела к финалу сражения и приняла участие в общей свалке у «Элефанта», атаковав его с тыльной стороны. Как и обещал Мозалевский, он не подвел! Другие же «к потребе не поспели». Таким образом, пусть не полностью, но посыл четырех галер в тыл шведам все же себя в определенной мере оправдал.
…Вот на палубу «Элефанта» взобрался и сам шаутбенахт Петр Михайлов, не привыкший быть в стороне от жаркого дела. Вместе с верными преображенцами Петр пробился к корме, привычно орудуя шпагой. Рядом с ним, прикрывая царя, — верный Ягужинский.
Смерти в бою Петр никогда не боялся. Во всяком случае, он никогда не демонстрировал страха перед ней перед подчиненными. К примеру, когда вице-адмирал Крюйс в 1713 году посоветовал царю не идти в опасный поход от Котлина в Ревель из-за находящегося в Финском заливе шведского флота. На это Петр раздраженно ответил Крюйсу, что люди и без морского боя легко погибают. Крюйс убеждал, что где-то взорвался и погиб корабль со всеми людьми, на это Петр ответствовал:
— Ивана Ивановича Бутурлина палаты задавили.
