Если Швеция, испытывая все большие и большие трудности, была вынуждена оказывать поэтому своему флоту все меньше и меньше внимания, то Россия, наоборот, наращивала темп и спускала на воду корабль за кораблем Гангутская победа буквально воодушевила Петра. При этом он придумал оригинальный способ экономить деньги на строительстве кораблей. Царь… дарил новые корабли своим проворовавшимся вельможам.
Из воспоминаний английского посла Джорджа Мекензи, присутствовавшего в октябре 1714 года при спуске линейного корабля «Шлиссельбург»: «Как только корабль сел на воду, его величеству угодно было объявить, что он дарит его князю Меншикову, который хорошо понял смысл такого подарка; его светлость, как я слышал, чтобы отблагодарить за оказанную милость, тут же обещал не жалеть издержек на снабжение корабля и экипажем и украшениями и заявил, что постарается сделать его лучшим из 54-пушечных кораблей русского флота».
Весною 1715 года шведский флот, разделенный на эскадры, стремился не только защитить свои берега, но и препятствовать выходу наших судов из гаваней. Однако прежде чем шведы успели объявиться в наших водах, Петр уже выслал из Ревеля в море под начальством капитана Петра Бредаля три фрегата
— Искать и хватать шведских каперов, появившихся у берегов герцогства Курляндского! — велел он.
Храбрый Бредаль с успехом выполнил это поручение и, взяв один капер после сильного сопротивления, а еще два, сдавшиеся без боя, привел их в Петербург. Итог похода был весьма неплох — три шведских судна и 157 человек команды.
После этой удачи Петр решил послать того же Бредаля, но уже с четырьмя фрегатами и тремя шнявами, на поиски неприятельских торговых судов к острову Готланд. На сей раз задачу царь ставил куда более серьезную:
— На Готланде захватишь языков, наипаче морских людей, и если будет возможно, дойти до входа в стокгольмские шхеры, да пошуми там, чтобы и в Стокгольме услышали! — велел он.
Бредаль и это рискованное поручение выполнил с успехом. На Готланде он захватил несколько пленных, навел шорох, побывал и у стокгольмских шхер, пошумел и там, при этом так и не встретив нигде неприятельского флота. Что касается шведов, то они, со своей стороны, совершили нападение на Ревель. Впрочем, нападение это было никчемным и бездарным 29 мая сразу 12 шведских кораблей и несколько мелких судов подошли к Ревельской гавани, в которой стояла наша эскадра под флагом капитана Фангента. После двухчасовой перестрелки, не сделавшей ни гавани, ни судам никакого вреда, шведы ушли с рейда.
Тем временем гребной флот, остававшийся под начальством генерала Михаила Голицына, выходил к Аландским островам и вместо Ништадта вернулся на зимовку в Або, в который удобнее было доставлять из России провиант, и от которого скорее можно было перейти к стокгольмским шхерам.
Если в 1715 году на море не было одержано новой большой победы, то Петру все же выпало событие, о котором он давно мечтал, — встретить в русском порту два лучших европейских флота — английский и голландский, под общим командованием английского адмирала Нориса, которые 19 июня пришли в Ревель, конвоируя торговые суда. Вместе с ними пришли и купленные в Англии два новых линейных корабля и фрегат. Сам Петр пришел на Ревельский рейд во главе Балтийского флота. Такое событие не могло не порадовать Петра, имевшего теперь возможность воочию сравнить собственный флот с лучшими иностранными. 16 августа англо-голландский флот ушел из Ревеля, конвоируя торговые суда.
Победы русской армии и флота высоко подняли международный авторитет России. Теперь в союз с ней вошли Пруссия и Ганновер, а чуть позднее и Мекленбург. Северному союзу стали оказывать поддержку и Англия с Голландией. Но при этом они преследовали собственную цель — обеспечение торгового судоходства на Балтийском море. Той же осенью в Померании прусские, саксонские и датские войска захватили важную приморскую крепость Штральзунд. Теперь на южном берегу Балтики в руках шведов остался только Висмар.
Что касается нашего робкого союзника датского короля, то он, убедившись в успехах русского оружия, согласился наконец-то совместно с нашими полками произвести решительное нападение на Швецию. План кампании 1716 года состоял в том, чтобы союзным русско-датским войскам высадиться на южный берег Швеции, а Апраксину с гребным флотом одновременно атаковать шведов со стороны Ботнического залива. Для исполнения этого на галеры капитан-командора Змаевича было посажено пять тысяч солдат, после чего флотилия Змаевича в августе 1715 года перешла на зимовку в Либаву. Туда же были направлены и транспортные суда, запоздавшие в пути и зазимовавшие в Риге. Одновременно в Мекленбурге был собран русский 26-тысячный корпус, который предполагалось перевезти на остров Зеландию и оттуда, под прикрытием объединенного датского и русского флотов, и непосредственно на шведский берег.
В результате всех перемещений к концу мая 1716 года в Зунде у Копенгагена собрались все наши новые корабли, построенные в Архангельске, а также и купленные за границей. В июне подошли и галеры, которые привел к Копенгагену сам Петр. На галерах находились 37 батальонов пехоты и три полка кавалерии фельдмаршала Шереметева. В июле туда же подошла из Ревеля и эскадра из семи линейных кораблей, трех фрегатов и трех шняв под началом капитан-командора Сиверса. Таким образом, общее число наших судов, собравшихся в Зунде, дошло до 22 вымпелов. К высадке совместно с датчанами десанта на южное побережье Швеции в Сконии все было готово.
Академик Е.В. Тарле писал: «В 1716 г. Петр твердо решил высадить свои войска в Швеции и там продиктовать ей условия мира. Высадку решено было вместе с датчанами произвести на южный берег Швеции — в Скании. Одновременно, для отвлечения неприятельских сил от главного театра военных действий, Петр приказал Апраксину с галерным флотом и войсками высадиться в Швеции со стороны Ботнического залива. Для выполнения намеченного плана Петр передвинул войска в Померанию, а морем в Росток пошла русская галерная эскадра, которая двинулась сюда из Либавы. Либавская эскадра сначала явилась в Данциг. Если в Данциге и происходили нередко неполадки между немцами и поляками, то в одном данцигское купечество было согласно: в неприязни к русским и в стремлении всякими правдами и неправдами вести контрабандную торговлю со Швецией. Появление русского флота мгновенно привело Данциг к полному повиновению. Из Ростока Петр лично повел свою эскадру в Копенгаген: датчане, как уже было указано, должны были участвовать в предполагаемой высадке. Ревельская эскадра 19 июля 1716 г. тоже явилась в Копенгаген. Сюда же, по спешному повелению Петра, подтянулись и корабли, построенные в Архангельске, а также купленные в Англии».
В августе 1716 года Петр, подняв флаг на своем любимом «Ингерманланде», вступил в командование объединенным флотом, в составе которого было 20 русских, 19 английских, 17 датских и 25 голландских кораблей. Это был звездный час Петра как моряка!
Еще раз обратимся к Е.В. Тарле: «Русская эскадра, находившаяся в Копенгагене, состояла из 22 вымпелов, в числе которых было 14 линейных кораблей. К русским кораблям присоединилась датская эскадра. Подоспели в Копенгаген одновременно и голландцы и англичане. Английский адмирал Норрис имел задание вместе с голландцами ограждать в ближайшие месяцы большую флотилию английских и голландских торговых судов от настойчивых нападений шведских каперов, да и королевских шведских фрегатов (ведь Англия все-таки формально числилась в Швеции неприятельской державой). Четыре флота стояли рядом на копенгагенском рейде. Датский адмирал не желал подчиняться англичанину Норрису, а голландцы не желали подчиняться ни тому, ни другому. Решено было избрать верховным командиром всех четырех флотов русского царя, как единственного монарха, находившегося на месте. Петр всегда с тех пор с гордостью вспоминал, как ему между Копенгагеном и Борнгольмом в 1716 г. привелось командовать в качестве первого флагмана четырьмя первоклассными флотами: русским, английским, датским и голландским. В честь этого события даже была выбита медаль, на одной стороне которой находилось изображение бюста государя, а на другой Нептун на колеснице, с русским штандартом и тремя союзными флагами. На этой же стороне медали была подпись: “Владычествует четырьмя. При Борнгольме”».
