— С удовольствием покажу вам ее.
Только теперь взгляд Робера де Бодрикура остановился на ребенке — маленькой девочке, внимательно слушавшей разговор мужчин. Брови капитана нахмурились, он взглянул на Жака д’Арка и вновь перевел внимание на темноволосого ребенка.
— Не та ли это девочка, о которой мне говорил мой дядя? — нахмурившись, спросил Робер де Бодрикур. Он перехватил взгляд д’Арка. — Неужели и впрямь…
— Это она, сир де Бодрикур.
— Вот как?! — капитан приблизился к девочке, потянулся к ней, но она отпрянула.
Робер де Бодрикур рассмеялся:
— Ты что, испугалась?
— Жанна, это наш друг, — укоризненно сказал Жак д’Арк. — Он приехал, чтобы защищать наши деревни.
— От кого защищать? — подозрительно спросила девочка.
— От плохих людей, — за ее отца ответил капитан. — Дай же мне руку…
Все еще осторожно девочка протянула ему руку. Доброжелательное лицо рыцаря успокоило ее.
— Вот она какая, маленькая принцесса… — Неожиданно Робер де Бодрикур подхватил девочку на руки, и она испуганно ойкнула. — Красавица, какая же ты красавица!
Через пять минут рыцарь и девочка поладили. Жак д’Арк в двух словах рассказал новому хозяину о двух деревнях и пригласил после осмотра крепости на обед. Робер де Бодрикур милостиво согласился.
Когда они покидали опушку леса, и Жанна сидела на коленях у отца, голова ее все тянулась назад.
— Да что ты там увидела? — негромко спросил Жак д’Арк.
В ответ Жанна тихо прошептала:
— Страшное какое небо…
…Непогода шла с севера-запада. Сейчас там, в ста тридцати лье от Домреми, во Фландрии, на поле под замком Азенкур, шло пиршество победителей. Генрих Пятый Ланкастер дал приказ — до темноты снять доспехи с убитых французов и боевых коней. А убитых было много тысяч, и большинство — рыцари! И вот теперь по всему полю английские солдаты, еще не успевшие смыть с себя французскую кровь, вновь работали не покладая рук: одни резали кожаные ремни и стаскивали кирасы с трупов, поножи и наручи рыцарей, снимали шлемы и перчатки; другие, шагая по раскисающим в крови и грязи трупам, как по холмам, тащили все это в английский стан. Третьи собирали бесчисленное оружие — пики, мечи, булавы, секиры, арбалеты, и устремлялись туда же. К полю подгоняли все новые пустые подводы, отобранные у окрестных жителей, на них и грузили ценную добычу. Особая охота шла на украшения богатых французов — золотые нашейные цепочки, серьги в ушах, которые так любили французские рыцари, особенно южане, гербовые печатки. Мертвецам обрубали пальцы для скорости дела и стаскивали дорогие перстни…
К заходу солнца англичане справились со своей задачей — поле осталось укрыто тысячами полураздетых трупов. Толстые окровавленные пурпуэны и стеганые штаны на телах вздулись от дождя. Охотнику за раковинами эти покойники могли бы показаться моллюсками, извлеченными из своей брони. Трупы коней также были избавлены от бремени как роскошных попон, которые англичане взяли с собой — похвастаться перед родней и товарищами, так и дорогостоящего доспеха.
Отошедшие на пару лье французы, что остались в живых после позорной битвы, покорно выжидали. Победитель должен был получить свое добро, заслуженное в жестокой битве. Возвращение на роковое поле отложили до следующего дня, когда не будет англичан. Самое время, чтобы выбрать из этой свалки благородных мертвецов, а остальных наскоро отпеть и похоронить в братской могиле.
Воронье, предвкушавшее добычу, также решило подождать до рассвета…
Едва зашло солнце, англичане, отягощенные добычей, вышли всей громадой на северную дорогу и двинулись в сторону могучего морского форта Па-де-Кале.
…А ночью тысячи факелов стали приближаться к страшному полю. И те редкие волки, что уже пробрались к пиршественному столу — урвать свой кусок, прижав уши, разбежались. К месту битвы под Азенкуром шли крестьяне из всех окрестных сел — мужчины и женщины, старые и молодые. Крестьяне гнали сюда оставшиеся после набега англичан подводы. На то, чтобы поживиться остатками с барского плеча, у крестьян было всего несколько часов. Они снимали с убитых войлочные куртки, штаны и дорогое нижнее белье, пропитанное кровью, а мертвых коней, точно здесь была не битва, а скотобойня, разрубали на части и грузили на телеги.
Когда по полю, сдавленному лесами, потек мглистый рассвет, дело было сделано на славу…
Французскому отряду разведчиков, вернувшемуся к Азенкуру ранним утром 26 октября 1415 года, предстало невиданное зрелище — тысячи голых окостеневших трупов, обезображенных недавней битвой, еще вчера — их боевых товарищей, блистательных воинов. Нынче это были исковерканные тела; всей формой вросшие друг в друга, они холмами устилали поле; перерезанные шеи, пробитые черепа, отрубленные пальцы, вскрытые грудные клетки. Вот когда они воистину походили на моллюсков, извлеченных из своих панцирей!
И воронье, которое слеталось сюда все новыми тучами, истошно каркало, зазывая своих сородичей: «Пир! Пир! Пир!»
Интерлюдия
Гонцы были в Париже через три дня. Арманьяки, составлявшие двор его величества, оказались поражены до глубины души. Многие аристократические семьи разом осиротели. Иные потеряли нескольких близких. Все боялись сообщить страшную новость королю. Тот не так давно пришел в себя и теперь ожидал вестей о победе французского оружия. Карл Шестой Безумный был последним в Париже, кто все еще верил, что рыцари его королевства должны дать отпор завоевателю, отбросить его обратно — за Ла-Манш.
Первый отряд, долетевший до столицы, возглавлял сам Луи де Буа-Бурдон. Он же, после недолгих раздумий, лично вызвался доложить королю о поражении. Кавалер застал монарха, которому в мирное время ежедневно наставлял рога, в состоянии глубочайшей задумчивости. В молодости Карл Шестой любил пляски в обнаженном виде, на роскошных коврах, перед жарко пылающими каминами. Но это осталось в прошлом веке. Тогда его лучшими компаньонами по части забав были брат Людовик, юная жена Изабелла и другие избранные придворные, такие же юные и охочие до сумасшедших карнавалов. Все они с радостью сбрасывали с себя кафтаны. Много вина, возбуждающих зелий. Долгие бессонные ночи. Цветочные венки на головах. Бешеные танцы. Аркадия, да и только! Нынче бы король и не вспомнил об этом, даже если бы захотел. Теперь сорокасемилетний Карл Шестой, больной и несчастный, все чаще одевался теплее, чем стоило бы — в шубы и меховые накидки, как сейчас. Он все боялся за свое драгоценное тело, которое Господь Бог выдул из тончайшего и хрупкого стекла…
— Ваше величество, — встав на одно колено, проговорил Луи де Буа-Бурдон. — Коварные англичане перехитрили нас. Мы были близки к победе, но — увы…
— Говорите же, — остановив взгляд больных глаз на рыцаре, прошептал король.
— Генрих Пятый, будь он проклят, одолел французов. Коннетабль Карл д, Альбре убит, как и многие другие знатные сеньоры. Я даже боюсь перечислять их имена. Мы потеряли больше половины нашей армии и отступили. — Кавалер печально опустил голову. — Если бы только вы были с нами…
