— Еще раз так сделаешь, поплатишься жизнью, — сказала она. — Ты понял меня?
Оторопевший юноша едва сумел задушенно произнести: «Да».
Но что хуже всего, у сцены были свидетели.
Пока Жюльен приходил в себя от обиды и никуда не выходил из дома, Жанна от прохожих услышала, что на рыночной площади три монаха-францисканца говорят о девушке, что должна спасти Францию. И, подумать только, они утверждают, что дева-спасительница родом из этих краев! Жанна со всех ног поспешила туда. Среди толчеи она и впрямь отыскала трех монахов, которые исповедовали граждан Нефшато и беженцев со всей округи. Никто не знал, что в скором времени ждет их, и каждому хотелось получить благословение от Бога.
— Меня зовут Жанной, святой отец, — когда дошла очередь до нее, смиренно сказала девушка. — Но все называют меня Жаннетой, чтобы не путать с крестной. Я родилась в Домреми, в семье д’Арков. Но мои родители — другие люди, и я никогда не видела их.
Смуглое лицо монаха-францисканца стало очень сосредоточенным, но Жанна замолчала, точно искала слова. Монах терпеливо ждал, разглядывая девушку.
— Как и положено доброй христианке, я исправно хожу в церковь и причащаюсь, стараюсь почитать своих родителей… Изо всех сил стараюсь, — не очень весело добавила она.
Жанна вновь умолкла. Монах ждал. Девушка подняла на него глаза.
— Я должна вам в чем-то признаться, святой отец…
— Говори, дочь моя.
Девушка набрала побольше воздуха.
— Мне приходят откровения от Господа, что я должна спасти Францию, — выдохнула она. — В этих откровениях я слышу, что должна пойти к дофину и короновать его в Реймсе. Как это может быть, святой отец?
Глаза монаха-францисканца округлились.
— Пойти к дофину и короновать его в Реймсе?! — воскликнул он.
— Да, святой отец.
— Но как это может быть? — ответил он вопросом на вопрос, потому что удивлению его не было предела.
— Вот и я хотела бы узнать. Надо мной смеются. Но это говорит мне Бог, — с достоинством прибавила она, — и я должна исполнить Его волю.
— Подожди, дочь моя, — сказал ей монах.
Францисканец дождался, когда двое его братьев по ордену освободятся, затем о чем-то пошептался с ними и вновь обратился к девушке.
— Тебе стоит прийти сегодня в церковь святых Петра и Павла, что здесь недалеко, к вечерне, мы будем ждать тебя там.
Жанна обрадованно кивнула.
…Церковь была набита до отказа, но монахи провели девушку в комнатку настоятеля.
— Я уже сказал святым братьям моим, Жанна, что ты говоришь с Господом, — сказала первый монах, который беседовал с ней на площади. Его товарищи утвердительно кивнули. — Ты не солгала мне?
— Разве можно лгать на исповеди, святой отец? — возмутилась Жанна.
— Нет, конечно нет!
Монахи переглянулись.
— И ты слышишь Его голос? — спросил второй монах.
— Не Его голос, святой отец, — ответила Жанна. — Голоса святых — Маргариты, Екатерины и… архангела Михаила.
— Но откуда же ты знаешь, что это — они? — спросил третий монах.
— Они сами сказали мне об этом. — Жанна не все могла выразить словами. — Не то чтобы сказали, как это говорят обычные люди, просто я узнала это от них…
— И они тебе сказали, что ты должна спасти Францию? — спросил второй. Он взглянул на первого монаха. — И короновать дофина в Реймсе?
— Да, святой отец, — скромно ответила Жанна. — И я согласна с ними. Если сам Господь не может смотреть, что творится на Его земле, и полон печали, что говорить обо мне…
— А ты никогда не была больна? — поинтересовался третий францисканец. — Может быть, у тебя бывает горячка или падучая болезнь?
— Нет, святой отец, — удивилась девушка. — Я крепка и здорова, за что благодарю Господа нашего. Я готовлюсь к тому, чтобы пойти во Францию, и хотела бы одно: узнать, что все, что я делаю, не грех.
— И как же ты готовишься? — спросил первый францисканец, что был смуглым.
— Я тренирую руки и ноги, хорошо езжу верхом, владею мечом не хуже любого воина — рыцарь Жан де Новелонпон, что служит у Робера де Бодрикура, капитана Вокулера, научил меня.
Монахи вновь переглянулись, и с этой минуты переглядывались все чаще. А Жанна продолжала:
— Умею стрелять из лука, бросать дротик, владею боевым копьем, хорошо бросаю боевой топор. Ношу кольчугу и шлем, чтобы быть еще крепче. Я много что могу — все это время, с тех пор как в первый раз услышала голос Царя Небесного, я готовилась к войне с англичанами и бургундцами. Я все делала так, как Господь приказал мне…
Монахи взволнованно молчали.
— Ведь я не совершила ничего грешного, правда? Ведь если Господь приказывает женщине помочь своему избраннику — дофину, она может одеть кольчугу и шлем, и взять в руки меч?.. Может или нет?
— Конечно, может, — ответил первый монах.
— Еще бы! — подтвердил второй.
— А вот отцу это не нравится, — опустив глаза, призналась Жанна. — Он считает меня негодной, непослушной.
— В первую очередь надо слушаться Господа, — кивнул третий монах. — А уж потом отца и мать. По приказу Господа Авраам готов был пожертвовать своим ребенком, а взять в руки меч, пусть — женщине, для защиты правого дела, это — дело святое.
Жанна была несказанно рада их ответам.
— Так вы отпускаете мне все мои грехи и благословляете меня?
— Мы отпускаем тебе, Жанна, все твои грехи и благословляем тебя, — ответили монахи-францисканцы хором. — Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!
Жанне хотелось задать еще один вопрос, но она как будто бы не смела, боялась. Но монахи были терпеливы, тому учил их сам Господь.
— А вы и впрямь знаете, что Дева, которая должна спасти Францию, из наших земель? — наконец-то решилась спросить у них Жанна.
Первый монах посмотрел на второго, второй — на третьего, третий — на первого.
— Да, Жанна, — ответил первый францисканец. — Именно из наших.
— Но откуда вам это известно?
Трое монахов вновь переглянулись.
— Не только тебе даны откровения Господа, — ответил все тот же исповедник. — У нас, скромных Его слуг, тоже есть тайны.
Они расстались друзьями.
— Береги себя отныне! — напутствовал ее первый монах.
— Теперь ты нужна Франции! — вторил ему второй. — И тому, кого ты называешь дофином!
— Слушайся Господа и жди означенного свыше часа! — присоединился к ним третий.
Когда Жанна ушла, трое монахов поспешили в свою обитель, находившуюся на другой стороне города. Они пробирались через переполненный город, увертываясь от секир солдат, торговцев, рыщущих собак и бегающих свиней, наступая в тухлые капустные листья и поскальзываясь на гнилых баклажанах. Но никакая грязь под ногами и ругань горожан не могли нарушить их душевной радости.
