В немецких документах отмечалось, что начиная с октября 1943 года в обращенной к населению пропаганде партизан «борьба за Родину преподносится с позиций национальных идей; ни слова больше не говорится о советской системе». Немецкая пропагандистская машина признавала, что мало что могла противопоставить советским призывам к русскому национализму. «Националистическая пропаганда, – отмечалось в одном немецком документе, – является, по всей вероятности, самым грозным оружием, с которым нам пришлось столкнуться, ибо она без всяких уговоров политического толка способна сплотить русских и разжечь огонь национального восстания».
Националистическая тематика, не будучи уточненной в отношении различных социальных групп и в отрыве от идеологии, являлась наиболее действенным средством партизанской пропаганды во время войны.
б) Разновидности национализма. Особо следует упомянуть о национализме в регионах с нерусским населением. Хотя название «Россия» широко (и вполне успешно) использовалось за пределами самой России, в Белоруссии и на Украине требовалась другая тактика для противодействия немецкой пропаганде, направленной на разжигание сепаратистских, «антирусских» настроений у коренного населения. В сущности, эти усилия были значительно менее целенаправленными и более неуклюжими. Трудность состояла в том, что было необходимо пробудить национализм, не способствуя при этом антироссийским, антисоветским или сепаратистским тенденциям. Результатом этого явилось: 1) замалчивание национальных проблем в большинстве партизанских призывов за пределами РСФСР; 2) разоблачение целей немцев как планов порабощения и колонизации Украины и Белоруссии, от которых их могли спасти лишь партизаны в союзе с Красной армией; 3) разоблачение антисоветских партизан-националистов как немецких марионеток, провокаторов и террористов. Вместе с тем партизанская пропаганда без всякого риска могла превозносить украинских героев, таких как Богдан Хмельницкий и Тарас Шевченко, и взывать к авторитету белорусских современников, таких как Колас и Купала. Содержавшие призывы листовки были обращены к «белорусам, братьям и сестрам!» и усиленно проводили мысль, что только при советской форме правления нерусские национальности получили «независимость» (в качестве союзных республик) и возможность свободно развивать свои культуру и язык. Иногда в угоду национальным чувствам даже утверждалось, что «лишь путем партизанской войны против немецко-фашистских захватчиков Белоруссия сможет добиться подлинной свободы и независимости».
В призывах к различным национальным группам содержалось больше уступок, чем в довоенной пропаганде. Призванные пробуждать национальные чувства партизанские лозунги менялись в соответствии с происходившим изменением направленности пропаганды в советском тылу, при этом не следует забывать, что партизаны действовали в основном в регионах, где националистические настроения нерусского населения были сравнительно слабыми
[244]
. Вместе с тем советской политике «уступок» были присущи определенные ограничения; не могло быть и речи о компромиссах с «бандами» националистов (вне зависимости от того, пользовались они поддержкой населения или нет). Партизанская пропаганда усиленно стремилась разоблачать их; эксплуатацию националистических настроений в позитивном для себя плане партизанам приходилось ограничивать передачей призывов от знаменитых украинцев, эвакуированных в Москву и Уфу, использованием исторических примеров, связанных с деятельностью выдающихся украинских или белорусских «борцов за освобождение», и упоминанием национальной принадлежности ряда знаменитых партизанских командиров того времени
[245]
.
Прибалтийские государства представляли собой особый случай, где призывы, содержавшие упоминание об общих с Россией или Советским Союзом традициях, не могли быть эффективными. Советское присутствие продлилось совсем недолго, а коммунизм был слишком непопулярен, чтобы его можно было широко использовать для пропаганды. Поскольку здесь, в отличие от Украины и Белоруссии, преобладали националистические и антирусские настроения, советская пропаганда воздерживалась от нападок на них, а стремилась побороть их постоянными утверждениями о том, что только Красная армия принесет прибалтийским нациям настоящую свободу. По сути, предпринималась попытка возродить тактику, к которой Коминтерн и советская международная политика не раз прибегали в прошлом: чувствуя свою слабость, искать коалиции с более слабым союзником против главного врага. Все «буржуазные» и «националистические» элементы, за исключением открыто сотрудничавших с немцами, вполне подходили для подобного «народного» фронта. Так, Президиум Верховного Совета Латвии и ЦК Компартии Латвии призывали:
«Сражайтесь за латвийскую землю, которую веками латвийский народ поливал своим потом и кровью и которую не однажды пытались присвоить себе немецкие помещики. Латвийская земля принадлежит и будет принадлежать только латвийскому народу и латвийским крестьянам. Сражайтесь за сохранение народного добра, сражайтесь за нашу латвийскую культуру!..
…Граждане Латвии! Наступил тот решающий момент, когда требуется собрать силы всего народа. Вступайте в ряды активных борцов с немецкими захватчиками вне зависимости от занимаемого вами положения и вашего дохода!» (листовка без даты и названия).
В Эстонии партизаны-коммунисты и советская пропаганда прибегали к аналогичным призывам. Упоминая Компартию Эстонии и подчеркивая ее активную роль в «борьбе за освобождение», в листовках обыгрывалась «вековая борьба» Эстонии против немцев и тевтонских рыцарей. В будущем же «возвращение Эстонии в состав Советского Союза будет означать восстановление «национального суверенитета» в форме союзной республики, тогда как немцы будут стремиться «германизировать» Эстонию».
Эффективность подобной тактики в Прибалтике и на Украине не поддается однозначной оценке. Однако использование чисто русской национальной тематики совместно с просоветской повсюду приносило успех; она находила отклик у населения и не порождала антагонизма с потенциальными участниками партизанского движения. Не менее важным являлся и тот факт, что не возникало разрыва между используемой партизанской пропагандой тематикой по национальному вопросу и советской пропагандой в тылу. Все сообщения о «национальных» реформах в России, таких как введение в армии погон, роспуск Коминтерна и использование имен Суворова и Кутузова в качестве символов военных побед, способствовали усилению доверия к призывам партизан, чему немецкая пропаганда ничего не могла противопоставить.
В определенной степени партизанская пропаганда использовала и панславянскую идею. В основном она была характерна для пропагандистских материалов, подготовленных в советском тылу, и это, по всей видимости, указывает, что подобный подход был не совсем обычен для партизан. Использование данной тематики советской пропагандой, как показывают листовки, появлявшиеся на оккупированной территории уже в августе 1941 года, было увязано с политическими усилиями, предпринятыми сразу после нападения Германии. Данная тематика использовалась партизанами в частности для призывов к состоящим из славян войскам, сражавшимся на стороне немцев; в подготовленных в советском тылу листовках она упоминалась в связи с просоветскими заявлениями находящихся в Советском Союзе чешских и югославских военнопленных и частыми ссылками на подъем партизанского движения братских славянских народов, в частности сербов. Панславянская тематика присутствовала и в официальных советских призывах по случаю годовщины Октябрьской революции; данные призывы также распространялись на занятой немцами территории. Подобные усилия, по всей видимости, должны были вызвать ощущение широкой поддержки и создать впечатление, что советский народ не одинок в своей борьбе, а имеет друзей и последователей за границей. Следует упомянуть и об использовании данной тематики в контрпропаганде против немцев, когда партизанами весьма успешно обыгрывалась немецкая теория о «неполноценности славянской расы» для создания собственной концепции сообщества славян, сражающихся с захватчиками.
