– Нет, Сидни. Не встревай. Имей в виду, ее появление означает, что ты вскоре пойдешь в гору. Да и вообще… ее не станут возвращать в одиночку.
В голосе Дункана зазвучали мрачные ноты, но он не захотел ничего объяснять, и, поборов свой порыв, я сторонилась Рене до самого вечера. На следующее утро (ночь прошла без контакта с Адрианом) я приняла решение сесть рядом с Рене и не уступать давлению окружающих. Осуществлению моего плана помешало то, что заключенный из компании, которая обычно столовалась с Дунканом, пригласил меня к ним присоединиться. Я замерла с подносом в руках и заморгала. Мне казалось, что правильно было бы подойти к ней, но разве я могла отвергнуть предложение и упустить свой шанс сблизиться с остальными? Ведь он появился у меня впервые за долгое время! Придушив свое благородство, я направилась к Дункану и его приятелям, мысленно пообещав себе, что попозже налажу отношения с Рене.
Но «попозже» не наступило.
Рене, сдерживавшая свое возмущение, не выдержала и сорвалась на третьем занятии. Девушка выдала длиннющую тираду, направленную против узколобой пропаганды нашего преподавателя. Охранники ее уволокли, и я горячо пожалела Рене. Наверняка ей опять грозит процедура очищения – уже вторая подряд. Пока Рене выводили из класса, Дункан встретился со мной взглядом, в котором читалось: «Что я тебе говорил!»
Во время ланча я ожидала срочного изменения меню, где должно было появиться любимое блюдо Рене, которое усугубило бы полученное ею наказание. Но нам раздали те же блюда, которые значились в нем утром, и я задумалась над судьбой Рене. Может, ее оставили в покое? Или ей не повезло и куриное филе в панировке и так значилось в списке ее предпочтений? Однако когда Рене запоздало появилась в столовой – мы уже давно сели и принялись за еду, – я буквально оцепенела.
В ее глазах не горела непокорность. В них вообще не было искры: она растерянно озиралась, словно впервые очутилась в этом помещении… и вообще никогда не посещала столовых. Выражение ее лица показалось мне бесстрастным, даже туповатым. Она переступила через порог и застыла как вкопанная, не делая попыток взять себе поднос. Никто, разумеется, не потрудился ей помочь.
Заключенная по имени Эльза, сидевшая возле меня, тихонько вздохнула:
– Я этого боялась.
– Чего? – озадаченно поинтересовалась я. – Это очень жесткое очищение?
– Хуже, – ответила Эльза. – Повторная татуировка.
Я вспомнила то, что сделали со мной, не понимая, что может быть хуже: ведь нам всем в какой-то момент обновили алхимическую лилию.
– Разве Рене не обновили заново рисунок – сразу по выходе из одиночки?
– То была стандартная татуировка, – встрял Джон – мой сосед с другой стороны. – Похоже, чего-то не хватило, и в результате тату сделали побольше… может, алхимики перестарались. Иногда так бывает. Это помогает донести до новичков все, что им надо усвоить, но сначала они вроде как ошеломлены и плохо ориентируются в простых вещах.
Меня охватил первобытный ужас. Вот почему я старалась создать магическую тушь! С ее помощью я хотела справиться с алхимическим принуждением. Я уже видела такой безжизненный взгляд – у Кита. Когда он только прошел перевоспитание, то напоминал зомби и мог повторять лишь те словеса, которые алхимики заставили его зазубрить. Однако Кит хоть как-то справлялся с повседневными делами. Неужели сперва он тоже был настолько оболванен? На Рене было жутко смотреть. А еще более жутким стало то, что никто не собирался ей помочь.
Я стремительно вскочила и напрочь проигнорировала шумный вздох Дункана.
Подбежав к Рене, я взяла ее за руку и потащила за собой.
– Входи, – пригласила я девушку, стараясь избегать недоброжелательных взглядов окружающих. – Поесть не хочешь?
Несколько секунд Рене молча смотрела перед собой, но затем медленно повернулась ко мне.
– Не знаю. А надо?
– Ты проголодалась? – спросила я.
Она нахмурила брови.
– Ты думаешь – да? Потому что… если ты считаешь, что нет… – пробубнила она.
Я повела ее к окошку Бакстера.
– Ты должна решить сама, чего ты хочешь, – твердо заявила я.
Когда мы подошли к раздаче, Рене не вымолвила ни единого слова, а Бакстер, как всегда, сам ничего делать не желал, поэтому мне пришлось взять инициативу в свои руки.
– Рене нужно поесть.
Бакстер отреагировал не сразу, и я предположила, что он будет просто наблюдать за Рене и ничего ей не даст, пока она сама не попросит. Ладно, тогда я запасусь терпением. Мы с Рене будем стоять и ждать…
К счастью, нерешительность Бакстера длилась недолго, и он соизволил положить порцию Рене на тарелку. Я отнесла поднос на пустой столик и отодвинула стул, жестом пригласив девушку сесть. Похоже, она хорошо реагировала на любые – даже бессловесные приказы, – но когда я устроилась напротив нее, она вновь впала в ступор.
– Можешь поесть, если хочешь, – произнесла я. Когда реакции не последовало, я изменила формулировку: – Ешь курицу, Рене.
Она послушно взяла кусочек мяса и отправила его в рот, а затем начала вовсю уплетать курицу. Я смотрела на Рене со все возрастающим страхом… и гневом. Неужели алхимики считают, что подобная альтернатива предпочтительней чьих-то сомнений? Даже если самые неприятные результаты их «очищающих» процедур со временем пропадут, было невыносимо видеть, что они способны сотворить с человеком. Когда я убедилась, что защищена от повторного воздействия татуировки, то решила, что мне, в принципе, ничего не угрожает. Я не ошиблась: мне действительно ничего не угрожало. Но остальным заключенным, будь они моими друзьями или врагами, грозила опасность того, что тюремщики переборщат с новой татуировкой. Не важно, если такая крайность – явление редкое. Случай с Рене доказал – это уже перебор..
– Выпей молоко, – приказала я, заметив, что она доела курицу и опять таращится в тарелку.
Рене успела выпить половину порции, когда прозвучал звонок.
– Нам пора, Рене. Этот звук означает, что нам надо в класс.
Она встала одновременно со мной. Подняв глаза, я обнаружила, что к нам направляются двое громил Шеридан.
– Ступай следом за нами, – прорычал один из них.
Я подчинилась, но увидела беспомощное выражение лица Рене. Мысленно обругав сопровождающих, я повернулась к девушке и сказала:
– Иди к остальным и повторяй все их действия. Сейчас они складывают подносы. Сделай это, а затем пойдешь с ними на следующее занятие.
Один из охранников потянул меня за руку, но я сопротивлялась, пока не увидела, как Рене кивнула и побрела к заключенным. Лишь тогда я позволила громилам меня увести: моя непокорность была им не по душе.
Мы прошествовали к лифту и спустились на один этаж – туда, где практиковали очищение. Я не знала, пройдет ли процедура тяжелее или легче, раз я свой ланч не доела. Однако, к моему изумлению, мы миновали привычную дверь и отправились в конец коридора, где мне еще не доводилось бывать. Пройдя пару хозяйственных помещений с надписями «Кухня» и «Канцелярские принадлежности», мы застыли у дверей, лишенных каких бы то ни было опознавательных табличек. Я занервничала.
