Гостей в доме нам пришлось терпеть четыре дня. Пистолеты наставляли на нас только в самом начале. Я не боялся, и Лэнгли тоже. Он был в такой ярости, что, я боялся, того и гляди лопнет кровеносный сосуд. Моссимо по приказу отца пытался сорвать телефонный кабель со стены. Тот не поддавался. Лэнгли сказал: «Слушай, я окажу тебе эту услугу, нам от этой чертовой штуки никакой пользы, да и не было никогда». И он так рванул телефон, что я услышал, как куски штукатурки посыпались со стены вместе с кабелем, а потом запустил всем этим через весь кабинет, разбив стекло в одной из отцовских книжных полок.
Все время нам с братом приходилось держаться у них на глазах. Когда мы выходили из комнаты, один из бандитов считал своим долгом пойти за нами. На второй день бдительность ослабла, и Лэнгли попросту вернулся к своему газетному предприятию, в котором, к слову сказать, ребята ему даже помогали: они по очереди выходили из дома утром и вечером, чтобы купить газеты и посмотреть, что пишут про стрельбу и исчезновение Винсента.
Гангстеров потрясло состояние выбранного ими убежища. Они никак не могли понять полного отсутствия общепринятых предметов для сидения. Им казалось, что дом отдан под какую-то странную, не от мира сего меблировку вроде кип старых газет в большинстве помещений и на лестничных площадках. Но когда они наткнулись на «модель Т» в столовой, то, будь их воля, покинули бы особняк, не теряя времени даром. Возможно, именно их недоумение и спасло нас от вреда и ущерба, потому как я слышал, как они говорили между собой, с какой радостью свалили бы из этого «дурдома» — именно такое словечко, насколько мне помнится, они употребили.
Тут пришло время рассказать про пишущие машинки. Когда-то Лэнгли решил, что ему нужна пишущая машинка, чтобы довести до ума свою главную задумку — единую газету на все времена. Поначалу он пытался освоить ту машинку, которой пользовался отец. Она стояла на письменном столе доктора — «Л. К. Смит № 2». Беспокоила Лэнгли не столько пропитанная маслом пыль, сколько то, что лента совсем высохла и нужно было с силой ударять пальцами по клавишам. Думаю, даже если бы машинка была в полном порядке, Лэнгли все равно отправился бы (что он в конце концов и сделал) на поиски каких-нибудь других, поскольку, как и во всех подобных случаях, одного никогда не хватит там, где можно иметь целый набор. Соответственно через некоторое время в нашем распоряжении оказалась целая батарея пишущих машинок: «Ройал», «Ремингтон», «Гермес», «Ундервуд» из числа стандартных моделей и (поскольку находка привела брата в восторг) «Смит-Корона» с клавиатурой по Брайлю. Именно та, какую я сейчас и использую. Так что вскоре, пока Лэнгли разбирался в несовершенствах каждой машинки, в ушах у меня зазвучала новая музыка клацающих клавиш, брякающих звоночков и стрекота каретки. Я был удивлен, когда в конце концов брат отыскал удовлетворившую его модель. Остальные, неухоженные и забытые, обрели, как и все остальное, статус музейных экспонатов, за исключением одной красавицы, которую он нашел в магазине в районе Сороковых улиц Вест-Сайда, очень старенькой «Бликенсдерфер № 5», прикасаясь к которой я словно бы чувствовал под пальцами металлическую бабочку с полностью расправленными для полета гибкими крылышками. Она заняла почетное место на туалетном столике в спальне брата.
Так как и третий день прошел без признаков того, что Винсент собирается отбыть (большую часть времени он проспал), мы с братом потихоньку вернулись к нашей повседневной жизни без всяких помех со стороны гангстеров, и неестественная ситуация обрела видимость нормальности. Лэнгли с головой ушел в печатание на машинке для своей газеты, а я возобновил ежедневные упражнения на рояле. Получалось, будто в одном и том же доме независимо друг от друга существовали два обособленных домашних хозяйства. Те обеспечивали еду себе, а мы заботились о себе сами, хотя понадобилось совсем немного времени, чтобы у нас закончилось все имевшееся в кладовке и те стали кое-что нам оставлять. Их еда прибывала в белых картонных коробках и была великолепной (итальянские деликатесы доставляли ночью, но режим питания гангстеров предполагал лишь одноразовый прием пищи в сутки), мы, в свою очередь, готовили по утрам кофе и пили его вместе с ними, рассевшись на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Когда Винсент просыпался, то начинал жаловаться со своего кухонного ложа, требовать, ругаться и угрожать любому, кто попадался на глаза. Он обратил всех нас в своего рода братство угнетенных, сделался всеобщим бременем, так что в конце концов образовалось нечто круговой поруки: два брата и три бандита.
Мне следовало догадаться, что его люди предпочитают Винсента спящего Винсенту бодрствующему, но они все больше нервничали, с нетерпением ожидая, какие еще последуют приказы. Им хотелось поскорее узнать, какая уготована расплата. Хотелось знать, что нужно делать.
На четвертое утро я услышал жуткий грохот. Он донесся из кухни. Люди Винсента опрометью бросились туда. Я — за ними. Винсента и след простыл.
Ударом ноги кто-то распахнул дверь в кладовку, там он и сидел, забившись в угол. «Вы слышали? — повторял Винсент. — Вы слышали?»
Я слышал, мы все это слышали. Ребята встревожились, достали пистолеты, один из них уперся мне в ребра. Потому как вот оно, тра-та-та чего-то безусловно механического, напоминающее смертоносный стрекот автомата. Винсент грохнулся со своего импровизированного кухонного ложа, потому что его спугнул этот звук, вероятно, хорошо знакомый ему за его долгую преступную жизнь. Момент был напряженный, и я понимал: стоит рассмеяться, и мне конец. И просто указал на потолок, предоставив им самим догадаться, что это Лэнгли печатает на машинке: Лэнгли печатал очень быстро, пальцы у него так и летали, стараясь поспевать за мыслями, а его комната находилась прямо у нас над головой. Какой машинкой он пользовался, не знаю. «Ремингтон», «Ройал», а может, «Бликенсдерфер № 5»? Она стояла у него на раскладном ломберном столике, не очень устойчивом, а потому клацанье клавиш передавалось тонким ножкам, а потом и полу, набирая все более угрожающую силу, так что, если ты спящий гангстер, в кого недавно стреляли, тебе могло показаться, что это новое посягательство на твою жизнь.
Винсент, переведя дух, рассмеялся, словно счел это забавным. А когда рассмеялся он, то же сделали и остальные. Однако встряска ввергла его в состояние возбужденной любознательности. Тут уж не до сна: он снова стал преступным боссом.
«Это что за дыра! — воскликнул он. — Я что, на мусорной свалке? Вот это вы, ребята, отыскали для меня? Моссимо, на большее ты не способен? Вы только гляньте на это место. Мне о расплате надо думать. У меня дел полно. А вы затащили меня в эту крысиную нору. Меня! И где необходимые мне сведения, где информация, на какую я могу положиться? Вижу, вы переглядываетесь. Надеетесь оправдаться? О, есть долги, которые надо платить, и я уж точно расплачусь. А когда я их уничтожу, то уж можете мне поверить, я найду того урода в семье, кто меня подставил. Или что, прикажете поверить, что это судьбе было угодно, чтобы у меня стало на одно ухо меньше? Я кому говорю? Это что, перст судьбы по-вашему, на меня что, просто случайно наткнулись в ресторане, где я сидел?
Люди его сочли за лучшее отмалчиваться. Возможно, их утешало то, что босс на глазах обретал былую форму. Я слышал, как он вышагивает, расшвыривая попадающиеся на пути вещи, отбрасывая их в сторону.
