Далее следовала формула из четырех слов, которые тут же легли Ларафу на язык. Рядом с формулой была картинка. Женщина огромной иглой зашивает рот выпучившему глаза мужчине. Вполне очевидным выглядело следующее пояснение: «Формула, зашивающая уста».
Далее следовало путаное описание того, как именно направлять формулу, чтобы те уста, которым надлежит быть зашитыми, зашивались, а те, что могут продолжить болтать – болтали. Лараф аж взмок от натуги, пытаясь запомнить все детали процедуры.
«Формула изящна в звучании и полезна неуверенным».
С первым утверждением Лараф мог поспорить. Второе сомнений не вызывало.
Лараф перевернул страницу. И – редкий случай – страница перевернулась!
На правой странице разворота не было ничего. На левой – одна-единственная картинка.
Кровать. На кровати, с одеялом, натянутым до самого горла, лежит человек. У человека – огромный флюс и складчатые, тщательно зачерненные мешки под глазами, как у филина. «Это больной», – догадался Лараф. Нос у человека длинный, а волосы похожи на черные космы из крашеной пакли.
Рядом с кроватью стоит довольно небрежно выведенный черными чернилами человек, почти касающийся потолка головой. Он изображен со спины, но оружейная перевязь с ножнами и сапоги не оставляют сомнений – это офицер.
Лараф присмотрелся. Над головой лежащего человека висело словно бы облако-медуза, одно щупальце которого упиралось прямо ему в рот. Внутри облака были слова.
Ларафу пришлось уткнуться носом в крошечные буквы, чтобы прочесть надпись внутри облака:
«Задачи третьего кольца закрыть до конца лягушки. Задачи второго – до середины лягушки. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое.»
«Что за задачи третьего кольца? Что за середина лягушки? Имеется в виду живот? Или где там у нее середина?»
Но чем больше Лараф пытался понять смысл картинки, тем меньше это ему удавалось.
А когда перед его мысленным взором запрыгали жабы несвойственной жабам масти, Лараф счел за лучшее закрыть книгу.
Он отложил книгу и попытался заснуть. Совершенно безуспешно. Мысли, воспоминания, инструкции Зверды, все это бродило в его голове наподобие закваски. Вполне смердячей, к слову.
Удачного для сна положения найти не удавалось. То ли кровать у гнорра была слишком твердой, то ли тело слишком костистым.
За окном забрезжил рассвет. В дверь постучали.
– Чего надо? – громогласно спросил Лараф, привставая на подушках.
– Пар-арценц Опоры Единства Йор. Просит аудиенции.
При слове «пар-арценц» душа Ларафа ушла в пятки – уж не тот ли самый, который повстречался им на безымянной просеке, среди страха, крови и бешенства огнемечущих клинков?
Он попросту оцепенел.
Однако делать было нечего. Если отказать Йору в аудиенции, Эри снова заведет свою волынку про Знахаря. А Знахарь, конечно же, сразу увидит вросшую тесемку, да и вообще – только неведомого Знахаря ему не хватало! Зверда ведь предупреждала, что Знахарь – один из самых опасных персонажей, которых ему предстоит встретить. И наверняка самый проницательный. А это означало, что от него нужно держаться подальше и ни в коем случае не болеть!
– Пусть войдет! – крикнул Лараф.
Он вдруг осознал, что лежит на кровати и что одет он в тот самый костюм с вышитыми змеями. Лараф забрался под одеяло и натянул его до самого носа.
Он успел. Дверь отворилась. В спальню вошел немолодой человек с пепельно-серой косицей на плече и с широченным абордажным мечом морского офицера в ножнах. Человек был высок и мощен не по годам, росту в нем было даже больше, чем в других виденных Ларафом офицерах Свода. К счастью, это был не тот самый пар-арценц, который…
Йор подошел к кровати и, привстав на одно колено, поцеловал перстень на руке Ларафа. Тому хватило сметки не дичиться – на этот раз он интуитивно уловил суть обычая без предупреждения Зверды.
– Как вы себя чувствуете, милостивый гиазир гнорр? – поинтересовался Йор.
– Уже лучше. Видите ли, мне досталось во время этого проклятого землетрясения, – проблеял Лараф. – Впрочем, и до него…
– Да… – пар-арценц отвел глаза, словно бы в смущении. – Войти к Жерлу Серебряной Чистоты в одиночку – без отводящих и поддерживающих! Это никому в Своде не по силам. За себя я уверен – я на такое не способен, я был бы уже мертв…
Лараф сделал высокомерное лицо. По его разумению именно так гнорр должен был реагировать на комплименты в свой адрес.
В чем именно состоял комплимент, Лараф не понял. Что за «жерло»? Какой-такой «серебряной густоты»? В чем состоял подвиг? Впрочем, это было совершенно неважно – главное, что для его болезни сыскалось еще одно хорошее оправдание.
– Я бы не решился побеспокоить вас в таком состоянии… Но в свете землетрясения я вынужден принять решение, на которое мне не хватает полномочий.
– Продолжайте.
– Многие наши люди погибли. Поименный список я представлю вам к завтрашнему вечеру. Однако, по предварительным подсчетам…
– Знаю-знаю, – отмахнулся Лараф.
Это был прием, на который особенно напирала Зверда. Почти час Лараф учился говорить «знаю-знаю» с нужной интонацией.
– Возникла масса непредвиденных ситуаций. Многое требует удвоенного внимания. Мне не хватает людей. Купол Комнаты Шепота и Дуновений был разрушен и вестники вырвались наружу…
– Дела обстоят хуже, чем я думал, – в задумчивости сказал Лараф.
– Вы должны принять решение относительно экстренных кадровых перемещений. Типовые решения, которые предлагают нам Уложения Свода, на мой взгляд, не слишком радикальны. Но пойти на такой серьезный шаг без вашего ведома я не могу…
Йор говорил еще долго. О том, как все плохо и сколь необходимо взять страну в стальные рукавицы. Лараф понимал, что он должен что-то сказать… Что-то измыслить… Принять какое-то мудрое решение. Обтекаемыми формулами тут не отделаешься. Свой эрхагноррат нужно начать хоть чем-то, отличным от «знаю-знаю».
Тогда на ум Ларафу пришла спасительная, как ему показалось, идея. Он решил прочесть формулу, зашивающую уста. Просто прочесть, чтобы Йор наконец заткнулся и ушел. А затем уже думать, что предпринять.
Но почему-то второго слова формулы, которая недавно показалась ему такой простой, он никак не мог вспомнить!
Вместо этого он вспомнил дурацкую картинку, где шла речь о середине лягушки.
Мешки под глазами больного. Офицер, чья голова, посаженная на бычью шею, упирается в потолок… И тут его словно громом поразило. Да там же, на этой картинке, были изображены он и Йор! Да, это он «больной» и его одеяло точно также натянуто до носа. А Йор – это тот самый офицер, просто не окарикатуренный рукой мага-иллюстратора.
Фраза из облака, которую он едва разобрал накануне, в отличие от формулы, зашивающей уста, вспомнилась сразу же.
