— Думаю, я не могла ошибиться, — подняв на юношу глаза, тихо проговорила она, — и вам эта безделушка должна понравиться.
— Что это? — спросил он, сползая со стола и подходя к ней.
— Посмотрите внимательнее.
Он остановился в двух шагах от женщины.
— Не бойтесь, мистер Даймон, возьмите его. Подержите в руках, ощутите его тяжесть — и все те века, которые существовал этот амулет.
Юноша протянул руку, и на его ладонь легла шестиконечная звезда. В середине ее, удачно вписавшись в круг, изогнулся, хищно ощерив пасть, дракон.
Казалось, юноша не верил своим глазам. Что до гостьи, то она просто-напросто впилась в молодого человека острым и хищным взглядом.
— Я не могла ошибиться, — повторила она. — Я должна была прийти по адресу.
— Кто вы? — подняв на нее глаза, спросил юноша.
— Та, которую вы ждали, — откликнулась дама.
— Не понимаю…
— Очень скоро вы все поймете, мистер Даймон. Обещаю… Ведь вы хотите этого?.. Да?
— Хочу, — кивнул юноша.
— Тогда попросите ваших охранников, и особенно — старуху, не мешать нам, — потребовала она. — Мне нужно не больше часа вашего бесценного времени — всего-то-навсего от целой жизни!
Юноша с жадностью взглянул на золотую звезду и дракона. Отказаться? — и расстаться с ним?! — нет!..
— Решайте же…
Не выпуская из рук амулет, юноша обошел стол, нажал на кнопку селекторной связи:
— Говорит Дерик Даймон. Мисс Блэк задержится в моем кабинете на неопределенное время. Пока она здесь, ни с кем не соединяйте меня и перенесите все встречи. — Юноша дал отбой связи, вытащил из стола пульт, ткнул им в пустую стену. Та разъехалась в стороны, и перед ними открылась другая зала — с картинами и коврами, камином, мягкой мебелью. — Итак, мисс Блэк, — юноша указал кивком головы на комнату отдыха, — прошу вас следовать за мной.
На пороге двух зал он остановился:
— Это… не опасно?
— Это — волшебно.
— Тогда не будем терять время, — кивнул юноша. — Что я должен делать?
— Садитесь в это кресло, — указывая на первое ей приглянувшееся, проговорила дама.
Юноша выполнил указание.
— А вы?
— Нет-нет, — уже за его спиной проговорила гостья. — Мое место тут.
Юноша обхватил рукой горло:
— Я не люблю быть беззащитным.
— Вы… боитесь меня?
— Я не знаю вас, — сухо ответил он.
— Вы никого и никогда не должны бояться, — убедительно проговорила она. — Потому что никогда и никого не боялись раньше…
— Я не понимаю…
— Скажите, мистер Даймон, вы хоть однажды представляли себя участником битв? — вместо объяснений спросила она. — Чувствовали в своих руках меч или копье?
— Много раз, — честно признавшись, ответил он.
— Тогда закройте глаза и думайте о том, о чем фантазировали с детства.
Юноша смирился. Вначале одна рука женщины, а затем и другая легли на его голову.
— Внимайте моему голосу, — продолжала она. — В нем, как в яичной скорлупе, — новая жизнь, для вас сейчас — весь мир…
Он последовал ее совету и тотчас почувствовал, как необыкновенное тепло стало разливаться от темени по всему телу.
— Я вам завидую, мистер Даймон, — уже через туман услышал он. — Испытать это в первый раз — великое счастье. И я с радостью подарю его вам…
2
…Они приближались к замку. Пейзажи Северной Италии с оливковыми рощами и кипарисами так радовали взгляд северянина! Да, они ехали по землям Ломбардии, он точно знал это! И как прочно он врос в седло боевого коня! Сколько силы и мощи вошло в его тело — как если бы хрупкий олененок в мгновение ока превратился во льва!.. Предводителем высокородных господ-рыцарей он приехал в замок маркграфа Бонифация Монферратского. Но раздвоенность продолжалась недолго. Еще мгновение, и в нем, суровом воине, не осталось места для юного мистера Даймона…
Когда их отряд подъехал к замку, то они увидели, как с другой стороны сюда подходит войско. Сразу было видно, что это победители возвращаются с поля битвы. Гусеницей растянулся обоз. Были видны и сотни пленных, которых тащили на веревках, связанных друг с другом.
Предводителем рыцарского войска был сам маркграф. Плащи, панцири и кольчуги вояк были забрызганы кровью врага.
— Герцог Вествольф, — представился гость хозяину здешних земель. — Я прибыл к вам по личному распоряжению римского понтифика — Иннокентия Третьего. Мы будем приняты доблестным маркграфом Бонифацием?
— Еще бы! — отозвался тот. — И не просто будете приняты, но накормлены и напоены вволю! У меня нынче праздник. Я только что разбил армию пьемонтцев, этой черни, что опять пошла против своего сеньора! Дорого мне заплатят горожане, банкиры и купцы, за свое самовольство! До гола раздену негодяев! Прошу вас, герцог, в мой замок!
Для убитых сбивались гробы. Раненых отправили в лазарет. А здоровые, кого не коснулся всерьез клинок противника, смыв грязь и кровь в купальнях, сели за трапезный стол. Головорезов маркграфа дожидались жареные кабаны и олени, каплуны и рябчики, форель и сыры. И много доброго вина — итальянского и французского, бургундского и рейнского.
— От цели моего визита пусть косвенно, но зависят судьбы народов, — в начале пира сказал маркграфу его гость. — Граф Тибо Шампанский, три недели назад взявший крест для похода в Святую землю, умер. В Суассоне бароны, решившие пойти на сарацинов, просили вас занять место графа. Папа одобрил решение баронов и присоединился к их просьбе. Бароны готовы вручить своему вождю не только крест, но и половину той суммы, которую оставил граф Шампанский на великое предприятие.
Маркграф, в ногах которого путалась пара охотничьих псов, откинулся на высокую спинку кресла. Вытер полотенцем жирный рот, бороду и усы.
— И какова же эта сумма?
— Пятьдесят тысяч марок серебром. Новый вождь получит их сразу после того, как епископ Суассона вручит ему крест.
Герцог Вествольф заметил, как потеплели глаза владетеля ломбардских земель. Быть предводителем такой компании — огромная честь для любого сеньора. И весьма приятная, если существует залог — крупная сумма денег. Но эта честь и выгода только начало. Удачно вложить деньги в поход означает получить великие выгоды на завоеванных территориях!
— Ученики почтенного мэтра Фулька из Нейи уже прошли по моим землям, пытаясь вдохновить моих рыцарей на этот поход, — заметил Бонифаций.
Вествольф улыбнулся:
— Души и сердца мэтра Фулька хватило, чтобы вдохновить всю христианскую Европу, благородный маркграф!