Оттуда, с гребня стены, Лагха наслаждался повальным бегством своих коллег и соотечественников, ради которого они с Эгином едва нее распростились с жизнью. Эгин, кстати, до сих пор не появлялся, разведчики пока так и не нашли ни его самого, ни хотя бы его останков.
К чести гнорра, это его немного печалило, хотя по безжалостной логике событий Эгин был теперь не очень-то выгоден ему, Лагхе. Все оборачивалось к лучшему, Эгин свою роль сыграл, овладеть своим подлинным телом он, Лагха, скорее всего сможет и сам – если вообще сможет, – и везучий отставной аррум вновь получался лишним гвоздиком в боевой машине любви, которую предстояло являть Овель, Лагхе и многострадальному народу Варана.
Это был тот случай, когда Лагху – по все той же логике событий – должен был устраивать любой исход: и гибель Эгина, и встреча с ним, живым-невредимым. Однако, наблюдая за бегством варанцев, Лагха не раз ловил себя на мысли, что Эгина будет ему сильно не хватать – хотя бы в качестве наидостойнейшего соперника.
Свод Равновесия и морская пехота покидали Гинсавер, как тараканы – не очень организованно, зато очень быстро. Отказать варанцам в изобретательности значило погрешить против очевидного. Чтобы уйти из Гинсавера, по главному двору которого метались быстрые, как молния, бестии, окровавленные от морды до самых кончиков хвоста, были использованы все подручные средства.
В одном месте участок стены был на половину высоты снесен давешним обстрелом «молний Аюта». Свалив под щербатой стеной огромную кучу из постельных принадлежностей баронов Гинсавер – которых оказалось на удивление много – варанцы сигали в нее, потешно кувыркались в перинах, достигали наконец твердой земли и бежали без оглядки.
Лагха с радостью отметил, что среди бегущих варанцев есть и знакомые аррумы, и даже какой-то толстый субъект, отдаленно похожий на пар-арценца Опоры Благонравия.
Это значило, что некоторое количество старших офицеров Свода все-таки уцелело. Если к ним прибавить оставшихся в Варане, плененных в районе Мельницы Песиголовца и находящихся сейчас на борту кораблей в районе Белой Омелы, можно было надеяться, что в Пиннарине удастся сколотить новый костяк Свода и за пару-тройку лет зализать глубокие раны этого подлого года.
Правда, присмотревшись к толстому субъекту, Лагха понял, что никакой это не пар-арценц, а какой-то жирдяй из интендантской службы флота – он встречался с ним некогда в Морском Доме. И то верно – зачем тащить на Фальм пар-арценца Опоры Благонравия? Это как, прыгая в жерло вулкана, беспокоиться о лишней кружке воды – нецелесообразно.
Потом Лагха увидел свое тело, обуянное Ларафом. Тело билось в истерике на руках у Эри – о, милый, славный Эри, ты тоже жив! – и выкрикивало нечто вроде… Лагха напряг слух… «Ну что же ты!? Ну давай! Ко мне, скорее! Еще не поздно! Подруга! Вместе, как в Урталаргисе! Давай! Покажем им темное время ночи!»
«Собаку зовет, что ли?» – подумал было Лагха. Но тут же выругался: надо же, даже его – почти безупречная – проницательность дала осечку.
Подлец зовет не собаку. Он призывает свою черную книгу. Откуда бы он еще набрался этой мерзости? «Темное время ночи», «Фальм для феонов"…
«Значит, книга не с ним! Тем лучше, милостивые гиазиры! Тем лучше!»
Эри и двое сопровождающих офицеров затолкали истерикающего Ларафа («Позорит мое честное тело, мое честное имя!» – ужаснулся Лагха) в подъемник, балки которого были выведены наружу сквозь бойницы Граненой башни. Теперь этот подъемник, ранее доставлявший разные крупногабаритные строительные материалы во внутреннюю цитадель, служил превосходным подспорьем бегущим варанцам.
«А если б не мое ночное посещение, в этой поганой цитадели они могли бы продержаться не одну неделю! – сделал Лагха сам себе вполне заслуженный комплимент. – Это же как надо было испугать Вэль-Виру „молниями Аюта“, какую магию потребовалось Ларафу высвободить из этой растреклятой книги, чтобы захватить Гинсавер прямо с ходу!»
И тут Лагху словно громом поразило. Его прежний план относительно этой черной книги никуда не годился!
Еще десять минут назад он был уверен, что завладеет ею вместе со своим телом после того, как вернется в Пиннарин. Там уже, в спокойной обстановке, можно будет решать по обстоятельствам: овладеть ли книгой, подобно тому как овладевают прекрасными, но строптивыми дворянками, то есть – лестью, силой магии, щедрыми подарками (что именно следует дарить книге Лагха уж придумал бы) – либо предать ее Жерлу Серебряной Чистоты по всем правилам и уложениям Свода.
Но – книга не у Ларафа! Она – где-то здесь, в Гинсавере! А здесь – сотни и тысячи людей, а также десятки других существ, преследующих совершенно разные цели! И любой, любой может стать обладателем ключа к семнадцати дверям мирозданья!
«Тысяча крючьев Шилола!» – больше Лагхе было прибавить нечего.
Куда быстрее, чем можно было ожидать от контуженного глиняного человека с разнесенной на кусочки лицевой костью, Лагха спустился во двор.
Увернулся от сергамены, который в ласкающем глаз ценителя пируэте достал выброшенной вперед лапой очередную лошадь – вспененную, несчастную, сходящую с ума от ужаса.
Увернулся от тела падающей лошади.
Увернулся от ее задних ног, молотящих воздух в предсмертной скачке.
Поднялся с колен, на которых оказался, сам того не заметив – здесь все было скользким от крови.
Побежал.
Споткнулся о тело какой-то женщины. Кажется, она была жива, но без сознания. В углу ее рта запеклась красная корочка. Кровь? Нет, блевотина.
Снова поднялся и снова побежал…
…Барон Вэль-Вира, знающий замок как свои четыре когтя, как свои четыре кольцевых ребра, как «Эвери», как Полную Работу, оказался в своих покоях первым. Три сергамены разлеглись на каменной площадке перед входом.
Все здесь было вверх дном. Похоже, варанец провел здесь веселую ночку. Дурманящим зельем для слабых человеков и нечистыми соитиями воняло так, что благородный нос гэвенга заложило напрочь, как при сильнейшей простуде.
Его любимое собрание образчиков местных минералов, по которым сведущий гэвенг мог судить о круговращении «земляного молока» в окрестностях Вермаута, было свалено в углу под опрокинутым столиком. Вэль-Вира страшно выругался и в очередной раз пожалел, что дал Лагхе смертную клятву не истреблять варанский экспедиционный корпус под корень.
Проблема была в том, что будь Вэль-Вира человеком, он мог бы преступить свою клятву в любой момент и с ним ничего не случилось бы. Но формы гэвенгов, в отличие от людей, находятся в различных аспектах мира, в некоторых из которых нарушение клятвы, данной в Мерехит-Ароан, влечет необратимое разрушение потусторонних гэвенг-форм. И в конечном итоге – утрату устойчивых гэвенг-форм в Мерехит-Ароан. То есть – своеобразную «смерть наполовину». А вот уже «смерть наполовину» была слишком высокой платой за утоленную жажду мести, слишком высокой.
Гэвенгу не потребовалось долго рыться в этом бедламе, чтобы найти заветную книгу барона Санкута. Она вышла к нему сама.
