– Восемь минут!
– Ат-тлично! Мимо Таганки на вокзал, а там вниз по Новокузнецкой и – переулками! Шлем надела? Держись! Главное – не превышать скорость у полиции под носом!
Последние ее слова утонули в яростном треске мотора. «Керосинка» подпрыгнула, рванула с места, заложила крутой вираж по двору, обдав пылью бабулек на скамейке, и с ревом скрылась в подворотне.
Ну, это была и гонка! Ветер свистел по сторонам, бил в забрало шлема, белое платье хлопало на ветру как парус. Полундра, налегая на руль, выжимала из старенького мотора все возможное. Со стороны это все напоминало, вероятно, кражу невесты. К счастью, до знаменитых пробок на Таганке было еще часа полтора, и к Павелецкому вокзалу они подлетели через три минуты. Там Полундра обогнала троллейбус, ловко нырнула в подворотню при виде полицейской машины, прокатила через дворы, выскочила на перекрестке Полянки и Ордынки и понеслась по тихим, заросшим сиренью переулкам.
Они успели вовремя. Белкины часики показывали без четверти шесть, когда Полундра лихо, как Терминатор, осадила мотоцикл у ограды двухэтажного старинного дома с колоннами.
– Здесь?!
– Да-а… – едва смогла выговорить Белка, у которой тряслись все внутренности. – Ну, Юлька… Ну, ты даешь…
– Платье в порядке? Не порвалось? Ну и беги тогда! Я тут ждать буду.
– А на концерт не пойдешь?
– Сдурела?! – фыркнула Юлька, стягивая шлем и блаженно встряхивая спутанной рыжей шевелюрой. – Хочешь, чтоб я опять на весь зал храпанула? Как на твоем отчетном? И «керосинку» одну оставлять нельзя. Еще эвакуатор заберет… Мне Батон тогда точно башку отвинтит! Иди, ни пуха ни пера!
Белка слабо улыбнулась и на дрожащих ногах побрела к ограде.
В крошечном туалете музея, где Белка попыталась наспех привести себя в порядок, обнаружилось, что где-то потерялся бант. К счастью, в глубине нотной сумки обнаружились две заколки-звезды нелепого красного цвета, совсем не подходящие к концертному платью. Но делать было нечего: Белка кое-как сделала себе хвосты, умылась и выбежала из туалета. У нее было еще несколько минут, чтобы опробовать незнакомый инструмент.
«Концертный зал» был маленьким, уютным, со старинными шкафчиками и столиками по углам. На стенах висели картины в рамах. Никого еще не было: лишь в соседнем зале охранник возился с проводкой. Белка видела только его спину в камуфляжной куртке, на которой большими буквами было написано название охранной фирмы. Прочитав его, Белка фыркнула: фирма называлась «Фарлаф».
Подойдя к пианино, она подняла полированную крышку, установила ноты на подставку и прикоснулась к прохладным клавишам. Инструмент отозвался мягким, мелодичным аккордом. Мельком Белка взглянула в сторону – и вдруг с удивлением заметила, что в зале она не одна.
Высокий темноволосый мальчишка в джинсах и черной футболке сидел у стены возле окна. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать. На коленях у парня белел лист плотной бумаги. Рядом в коробочке лежали карандаши. Оправившись от первого испуга, Белка поняла, что это, скорее всего, студент художественной школы или училища. Свет из окна падал на худое загорелое лицо парня, и Белка невольно изумилась: где он мог так загореть к середине мая? А глаза под густыми бровями были зелеными, как у… русалки. Сообразив, что сравнение вышло дурацкое, Белка невольно хихикнула. Парень резко обернулся – и уставился на Белку с таким изумлением, что ей сразу же стало не по себе.
Неужели она так ужасно выглядит? Конечно, с этими идиотскими заколками… И платье, понятно, измялось по дороге, и волосы растрепаны как веник… «Вот так всегда! – в отчаянии подумала Белка, утыкаясь в ноты и беря раскатистое арпеджио. – Вот всю жизнь так! Только попадется кто-то приличный – обязательно или на голове раскардаш, или прыщ на лбу выскочит! И что за наказание!.. Ну вот чего, спрашивается, уставился?! Сидел бы себе и дальше рисовал…» Но, играя с листа сложного Грига, Белка чувствовала, что зеленоглазый парень по-прежнему не отрывает от нее взгляда. В груди начал подниматься жар, прохладный вечер внезапно стал душным. «Господи, да что же это такое! – разозлилась Белка. – Ты работать пришла или что?! А ну приди в себя, бессовестная! Вздумала – на концерте глазки строить! Все – смотрим в ноты и играем!» Она сосредоточенно взяла несколько аккордов из Шопена – и заметила, что зеленоглазый парень встал и направляется прямо к ней.
Заговорил он еще на ходу:
– Comtesse, vous jouez parfaitement. La robe vous va tres bien!
[2]
– Merci, vous ete gentils
[3]
, – машинально, как на уроке французского, ответила Белка. «Ой, мама… Так он еще и француз?! А у меня произношение неправильное…»
– Qu’est-ce que vous faites isi?
[4]
– Excusez-moi, je ne vous comprends pas…
[5]
– пролепетала совсем растерявшаяся Белка.
– Vous ne comprenez pas? Il me semble qi’il vaut mieux que vois parliez anglais
[6]
?
Только этого не хватало! Белка в упор посмотрела на парня, уверенная, что он над ней издевается. Он не издевался. Более того, в его зеленых глазах читались замешательство и явный испуг. И вдруг Белка все поняла: «Псих! Просто псих! За какую-то графиню меня принимает! В Интернете начитался чего-то и свихнулся! Тьфу, ну вот всегда мне везет!!!»
К счастью, в это время в зал начали входить экскурсанты. Они чинно расселись по банкеткам вдоль стен. Старушка-хранительница сообщила, что сегодня для гостей музея будет исполняться пьесы из «Времен года» Чайковского, «Утро» Грига и мазурка Шопена. Белка поклонилась из-за пианино и взяла первый аккорд.
Концерт прошел как во сне. То и дело звучали аплодисменты, и Белка улыбалась привычной «рабочей» улыбкой, глядя поверх голов зрителей. Она видела, что зеленоглазый художник по-прежнему стоит рядом с пианино и не сводит с нее глаз. По спине бегали горячие мурашки, пальцы словно сами собой носились по клавишам, а в висках бухало: «Мамочки… Мамочки… мамочки мои…» Еще никто и никогда, за все ее четырнадцать лет, не смотрел на нее так.
Наконец концерт закончился. Бурно похлопав пианистке, зрители начали подниматься. Взглянув на свои часики, Белка удивилась: прошло всего-навсего полчаса. Ей казалось, что она играет целую вечность, боясь взглянуть в сторону и наткнуться на зеленые, внимательные глаза. Не дожидаясь, пока последний зритель выйдет из зала, она схватила свои ноты и помчалась прочь.
К счастью, Полундра никогда не задавала ненужных вопросов. Увидев подругу, опрометью несущуюся по переулку, она сразу нажала на стартер, и «керосинка» взревела.
