Следующие несколько дней проходят совсем иначе. Арран работает у Ван в отряде целителей, но все свободное время проводит со мной. Прошло больше двух лет с тех пор, как меня забрали тогда из дома, и он хочет знать все, что случилось со мной за это время. Но я рассказываю ему не все, жалею его. Пропускаю самое тяжелое. Эллен уже рассказала ему все, что могла, но ему этого мало, он хочет знать больше. Я вижу, как он смотрит на татуировки на моих руках и шее, как тянет руку пощупать шрам у меня на запястье. И я говорю ему, что подробнее расскажет Габриэль.
Тогда он спрашивает меня про Габриэля, и я отвечаю то же самое:
– Спроси Габриэля, он знает все подробности.
– Спрошу, – говорит он.
– Только обещай, что скажешь потом мне, что он скажет. – Я улыбаюсь. Мне и правда интересно, как это прозвучит в его исполнении.
Арран говорит:
– Приятно видеть твою улыбку.
– Твою тоже.
Тут я вспоминаю, что хотел ему сказать.
– Помнишь, как-то раз мы с тобой залезли на дерево, и я все уходил и уходил от тебя, пока не забрался на совсем тонкую ветку, а ты просил меня вернуться? Я вернулся, и мы сели на толстый сук и стали болтать ногами, и сидели так долго-долго, ты – спиной к стволу, а я спиной к тебе, помнишь?
Он кивает.
– Я часто об этом думаю. Особенно когда хочу вспомнить что-то хорошее.
И тогда глаза Аррана наполняются слезами, и он обнимает меня, а я обнимаю его.
Смех
У нас с Селией состоялся новый разговор.
– Перед арестом Дебора переправила нам последний важный фрагмент информации. Наверное, из-за него ее и поймали, но она считала, что это так важно, что не побоялась рискнуть ради этого жизнью.
– И что же это?
– Уолленд ставит опыты на Черных Ведьмах, тех, которых взяли в плен под Парижем пару недель назад. Он разрабатывает татуировку нового типа. Она наносится прямо на сердце. Экспериментирует на Черных Ведьмах, но мы знаем, что вообще-то татуировка предназначена для Охотников.
– Зачем? – спрашиваю я. – Что она делает?
– Этого Дебора узнать не смогла. А тебе не попадались Охотники со странными татуировками на груди?
– Я не смотрел.
– Теперь смотри. – Она мешкает, но глаз с меня не спускает. – Если ты, конечно, готов для нового задания.
– Почему я могу быть не готов?
– Просто хочу убедиться, что у тебя все под контролем. Не так-то просто потерять сестру. Уж я-то знаю.
– Я ее не терял. Меня забрали из дома давным-давно, а теперь ее казнили.
Селия выпячивает толстую нижнюю губу.
Я вздыхаю и говорю:
– Ладно. В этот раз меня с собой не бери. Только тогда и Маркуса тоже оставь в лагере. Он-то скорее слетит с катушек на задании, чем я.
Селия кивает.
– Я тебя еще не поблагодарила. А ведь ты отлично справился в тот день с Блондин и Маркусом.
– А что стало с Блондин?
– Я отправила ее обратно. Ее имя было в последнем списке казненных, который мы получили от Деборы. Основание – дезертирство, так было там написано.
– Ты знала, что так будет.
– Уверена не была. Зато она была дезертиркой. Ей полагалось драться, а не прятаться среди мертвых тел.
– Если бы Маркус зарезал ее здесь, все называли бы его животным. Но ты отослала ее назад, и никто и глазом не моргнул.
Селия не отвечает.
Я говорю:
– Блондин страдала бы меньше, если бы я дал Маркусу ее убить.
Следующий рейд совсем небольшой. Среди прочего материала, присланного Деборой, есть список охотничьих баз во Франции, с точными местами дислокации каждой и количеством Охотников. Без этого списка ни один наш рейд не состоялся бы, а если бы и состоялся, то без толку. Мы все стольким ей обязаны. Селия занята встречами с новоприбывшими. Она вообще больше озабочена сейчас административными делами, на тренировках не была уже несколько дней подряд.
Вот и это нападение поручено возглавить Греторекс, и хорошо – она хороший вожак. Она такой же серьезный профессионал, как Селия, как все Охотники, но в ней больше человеческого, и каждый боец для нее личность, с каждым она разговаривает немного иначе. Со мной она много шутит, даже подсмеивается надо мной. С Несбитом она строга, но никогда его не критикует. С Габриэлем деловита. Самин подбадривает и хвалит. Я ее уважаю, остальные тоже.
Несбит непрерывно воюет с ней из-за того, как ее зовут. Греторекс – это фамилия; ее настоящего имени никто не знает. Наверное, она его стесняется. Никому его не говорит, а уж Несбиту тем более. Я спрашиваю его:
– Несбит, а тебя самого-то как зовут? Или ты тоже стесняешься? – Он посылает меня. Тогда я начинаю примерять на него разные имена: – Джеральд? Артур? А может быть… Габриэлла? – После этого он уже не так часто пристает к Греторекс из-за имени.
Греторекс прорабатывает с нами план атаки. Охотников будет восемь. Мы начинаем на рассвете. Идем в парах, все, кроме Маркуса, который, пользуясь своей невидимостью, обычно делает всю самую опасную работу с самого начала. Я быстро бегаю, поэтому меня ставят на отлов бегунов. Если кто-то из Охотников решит сделать из лагеря ноги, моя задача догнать и перехватить. Несбит отличный следопыт, так что он выступает моим дублером – на всякий случай, хотя пока еще никто от меня не уходил. Я спец по беглецам.
Похоже, что нападение будет вполне рутинным.
Вот только вся беда в том, что на войне рутины не бывает. Убивать людей раз от разу становится все хуже, неприятнее, противнее. Я ненавижу Охотников. И не жалею их. Не знаю, как сказать, что я чувствую к Блондин, но это определенно не жалость. Наверное, злость. Как сказал Габриэль, я злюсь на всех и всегда. Злюсь на бестолковость Блондин, которая подалась в Охотницы. На Уолленда за его эксперименты над людьми. На Сола за то, что он убил мою сестру. На весь мир, потому что он дерьмо. Да, и еще на Анну-Лизу за то, что она ничего этого не понимает и вообще почти не говорит со мной. Хотя мы и спали еще раз вместе уже после того, как я сказал ей про Киерана, но это было не то, и я почему-то чувствовал, что она пришла ко мне в тот раз из-за Деборы, и просто невероятно, что я снова сказал ей, что я ее люблю. Сказал снова. Только она не ответила.
Рейд проходит по плану. Охотниц восемь. Маркус идет первым и убивает их одну за другой. Одна пробует убежать. Девчонка, к тому же неповоротливая. Я бегу за ней. Догоняю. Перерезаю горло. Как всегда, убеждаюсь, что убил. Хватит с меня пленных. Возвращаюсь в лагерь Охотников, кровь капает у меня с пальцев.
Когда я подхожу к остальным, они столпились вокруг Габриэля, который стоит на коленях рядом с какой-то Охотницей. Она ранена, пуля вошла в живот. Она умирает, ей уже никто ничем не может помочь. Пленницы из нее не получится, но пройдет еще не меньше часа, прежде чем она окончательно истечет кровью.
