Большой успех имел и носовой платок в шотландскую клетку от Макабры-Кадабры. Чепухинда тут же в него высморкалась и ничуть не расстроилась оттого, что на носу у нее после этого остались густые красно-зеленые разводы, отмыть которые не удавалось еще добрых две недели (спасибо дядюшке Макабры-Кадабры, который торгует красками).
— А что, по-моему, так даже лучше, — заключила Чепухинда, как следует рассмотрев свое отражение в зеркале. — По крайней мере, смотрится естественно. Спасибо тебе, Макабра!
Следующую волну всеобщего восторга вызвал сборник кроссвордов от Грымзы, которые она, правда, уже сама заполнила.
Горшок со стеблем жгучей крапивы от Крысоловки как нельзя кстати подошел для интерьера Чепухиндиной гостиной. А бутылочка самодельного шампуня от Чесотки оказалась для Предводительницы истинным спасением, потому как собственной перхоти у нее в последнее время стало что-то маловато.
Заслуженные аплодисменты сорвали вантуз от Мымры и набор губных помад от Шельмы шести различных оттенков зеленого: мох, полынь, морская водоросль, плесень, слизь и болотная ряска.
Среди гостей не было одной лишь Пачкули, но, честно говоря, в такой-то суматохе ее отсутствия даже не заметили, А если бы и заметили, то не очень-то и расстроились бы, потому что в этот вечер всем было по-настоящему весело.
Наконец, все подарки были распечатаны, а сияющая от счастья Чепухинда сидела посреди кучи рваных оберток и по десятому разу пересматривала свои сокровища. Неожиданно для всех слово взяла Шельма. Она хлопнула в ладоши и попросила минуточку внимания.
— А теперь мы будем пить чай, — объявила она.
Ведьмы радостно загалдели, захлопали в ладоши и бросились к накрытым столам.
— Эй, постойте! Сначала сюрприз! У вас там все готово?
— Бьен сюр, мадам, — раздался из кустов до боли знакомый голос, и в следующую секунду на поляну торжественно выступил — вы не поверите! — Пьер де Конфитюр собственной персоной. Следом за ним семенили два других гнома с носилками, на которых возлежал… Правильно! ТОТ САМЫЙ ТОРТ!
Едва завидев его, ведьмы испустили стон восхищения. Торт высился на носилках величественной снежной горой, все колпачки и метлы целехоньки и расставлены по местам, а в самом центре — пышный розовый бант. Все двести свечей были зажжены, и зрелище это было настолько прекрасным, что всех ведьм без исключения охватил благоговейный трепет, а Чепухинда так и вовсе разрыдалась от преисполнившего ее чувства глубокой благодарности. Момент был поистине драматический, однако продлился недолго, поскольку именно в эту самую минуту кто-то вздумал выползти на самый центр поляны с противоположной стороны.
Кто бы это мог быть? Ну конечно, наша старая знакомая Пачкуля. В нечесаных волосах ее запуталась труха, одежда была сплошь облеплена репейником, подол юбки отпоролся и волочился по земле. Она потеряла обе сережки, косынку, шаль, кастаньеты и все двадцать три браслета. По пятам за ней, прихрамывая, тащился вконец измотанный хомяк. Щеки его обвисли, а золотистая шерстка слиплась сосульками от пота. Оба были на последнем издыхании.
— Прости, Шельмуся, — прохрипела Пачкуля. — Знаю, ты меня никогда не простишь, но я сделала все, что могла. Мы гонялись за ним целый день, но так и не поймали, скажи, Хьюго? Одному черту известно, куда он запропастился. Мы весь лес облазили, но… — Тут она прервалась, выкатила безумные глаза и уставилась на торт, который преспокойно лежал себе на носилках целый и невредимый и сиял всеми двумястами зажженными свечами.
— Что ты там несешь, Пачкуля? — нахмурилась Чепухинда. — Во-первых, ты опоздала на мой день рождения. Во-вторых, почему вырядилась как пугало? По-моему, это уже не модно. И, наконец, перестань отвлекать на себя внимание. Это моя вечеринка, и я здесь главная. Дайте-ка мне полюбоваться тортом. Ну и ну, что за чудо!
— Это все мой кузен Пьер де Конфитюр, очень известный шеф-повар. Он создал его специально для вас, — провозгласила Шельма.
— О, это такая честь для меня, — поблагодарила Чепухинда, а Пьер де Конфитюр отвесил глубокий поклон и сказал, что честь была оказана ему самому.
— А теперь задувайте свечи, — приказали ведьмы, когда торт был наконец водружен в центр стола.
Утирая слезы умиления, Чепухинда принялась задувать свечи, а ведьмы за это время успели десять раз пропеть хором «С днем рожденья тебя» и еще шесть раз «Многая лета». Словом, возилась она долго, но оно и понятно — у тех, кому за двести, дыхалка неважнецкая.
— Урррра! — возрадовались ведьмы, когда погасла последняя свеча. — А теперь разрежьте его!
Чепухинда взяла в руки острый нож и торжественно отрезала первый кусочек.
— Объявляю вечеринку открытой! — провозгласила она, вгрызаясь в торт, и ведьмы с гиканьем и криком принялись опустошать столы.
— Ну же, Пачкуля, — Шельма подошла к поникшей подруге и взяла ее за руку. — Поешь что-нибудь, а не то в обморок загремишь.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Пачкуля. — Это что, тот самый торт?
— Ну конечно. Пойдем съедим по кусочку, пока его весь не умяли.
— Но как? Откуда? Мы же все обыскали! Из-за этого перекаточного заклятья он укатился с такой скоростью, что не догонишь…
— Перекаточное заклятье? Ты что, опять пользовалась бабушкиными средствами? Тогда мне все ясно.
— Что ясно?
— Ну, понимаешь, когда я оправилась от обморока, то сразу же кинулась в Кулинарные мастерские, узнать, не осталось ли у кузена де Конфитюра, на худой конец, манки или еще чего. Мы как раз стояли и ругали тебя на чем свет стоит, а он возьми да и прикатись. Помятый, конечно, чуток, но кузен быстренько его подправил. Это же домашняя выпечка. А она, как домашние голуби, всегда возвращается в родные стены. И как ты сама не догадалась? Естественно, он покатился туда, где его приготовили. Постой-ка, что ты делаешь?
— Плачу, — шмыгнула носом Пачкуля.
— Не надо, прошу. У нас же праздник. Все закончилось хорошо, все живы-здоровы.
— Ты моих коленок не видела. Я грохалась на них по меньшей мере миллион раз, а Хьюго мой провалился в кроличью нору. И потом еще этот бык…
— Ну ладно, ладно, потом расскажешь, когда подкрепишься. Пойдем, Пачкуля, это же вечеринка. Ты ведь любишь вечеринки, — сказала Шельма и решительно поволокла подругу к накрытым столам.
После стаканчика болотной воды Пачкуля почувствовала себя значительно лучше. После семнадцати колбасок и четырех вазочек желе она заметно оживилась. Приканчивая шестую порцию мороженого, она была готова пуститься в пляс, а после девятого шоколадного эклера разошлась вовсю.
Да что Пачкуля, вы бы на Чепухинду посмотрели! Ни за что не скажешь, что ей перевалило за двести. Она отплясывала с Пьером де Конфитюром один танец за другим, покуда тот не взмолился и не рухнул на месте от усталости. Потом она потанцевала еще немного в одиночестве и остановилась только тогда, когда у Бугага и Гагабу до того перегрелись скрипки, что они больше не могли на них играть.
