Она снова оделась. Может, вот что ей нужно. Гидрокостюм. Он бы защитил ее от таяния. Алкоголь совсем не помогал. Как его называли? Социальная смазка. И он помогал ей меньше волноваться. Как анестезия. Потом, когда он снова уедет из города, это поможет ей держаться. Как суперклей.
Под рукой не было ведра с водой. Она могла выплеснуть на него остаток пива, но тогда бы он только посмотрел на нее и сказал: зачем ты это сделала, Баннатин? Его бы это обидело. Увалень.
— Почему ты на меня так смотришь, Баннатин? — спросил он.
— Вот. Выпей еще, — сказала она, протягивая ему пивную банку. Да, она сидела на муравейнике. Это точно был муравейник. Крошечные муравьи-супергерои высыпали, чтобы защитить свой муравейник и прогнать огромный, злой, хотя и бесконечно желанный рок в виде задницы Баннатин. — От этого у тебя на груди вырастут волосы, а потом снова выпадут.
— Тебе понравился парад?
Каждый год одно и то же. Шарики, устремляющиеся вверх с такой скоростью, словно им не терпится вырваться из города, толпа людей с лицами, похожими на пудинг, на пикапах, а на тротуарах — девочки-подростки с плакатами. МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ БОЛЬШЕ ВСЕХ. Я ХОЧУ ОТ ТЕБЯ СУПЕРДЕТЕЙ. Девочки-подростки без лифчиков. Бедные маленькие шлюшки. Увалень всего этого никогда даже не замечал, а если замечал — тем хуже было для них. Она могла бы такого им порассказать.
— Ага, — сказал он. — Было здорово. Лучший парад всех времен.
Любой другой человек решил бы, что он говорит совершенно искренне. Никто не знал его так, как знала она. Он выглядел таким милым и обходительным, но даже когда пытался быть нежным, все равно оставлял синяки.
Она сказала:
— Мне понравилось, когда они стихи читали. «Парень большущий, подпрыгнув легко, / В небо взвился высоко-высоко».
— Ага. Так чья это была идея?
Она сказала:
— Парад спонсировала «Дейли Катастрофи». Миссис Дули из старшей школы заставила всех своих учеников написать стихи. Я сохранила один экземпляр. Подумала, ты захочешь его для коллекции.
— Самое лучшее в спасении мира — это стихи. Вот зачем я это делаю.
Он бросал камни в сову, которая почему-то сидела на ветке дерева. Наверное, больная. Обычно совы так не делают. Камень сбил немного листьев. Бум! Оторвал немного коры. Паф! Сова продолжала сидеть на месте.
Она сказала:
— Не будь козлом.
— Извини.
Она сказала:
— Выглядишь усталым.
— Ага.
— Все еще плохо спишь?
— Так себе.
— Красная Шапочка.
— Никоим образом. — Его голос звучал пренебрежительно. Вот еще, Баннатин, глупая коза. — Конечно, у нее есть костюм, но ее же съедают. У нее нет никаких сверхспособностей. Пирожки не в счет.
— Спящая Красавица? — Она подумала о девушке, которая сто лет проспала в старой заплесневелой башне. По ней ползали муравьи. Шныряли мыши. Губы какого-то парня. У этой девицы, наверное, был самый ужасный в мире запах изо рта. Даже удивительно, что ее кто-то поцеловал. И вообще — целовать людей, пока они спят? Баннатин этого не одобряла. — Или она не считается, потому что какому-то парню пришлось прийти и спасти ее?
У него отсутствующий взгляд. Как будто он думает о ком-то, о какой-то девушке, за которой он наблюдал, пока та спала. Она знала, что он спит со многими. С благодарными женщинами, спасенными от злодеев или неприятных парней на свиданиях вслепую. С моделями, и кинозвездами, и транспортными служащими, и, наверное, с акробатками. Она читала об этом в таблоидах. А может, он думал о возможности проспать сто лет? Даже когда они были детьми, он был слишком беспокойным и не мог проспать всю ночь. Всегда приходил к ее дому и бросал ей в окно камешки. Его лицо возле ее окна. Проснись, Баннатин. Проснись. Идем бороться с преступностью.
— Ее суперсила, — сказал он, — заключается в способности проспать что угодно. История происхождения: она трагически прокалывает палец иглой прялки. Что за приколы с этими сказками и детскими книжками, Баннатин? У Рапунцель, например, куча волос, которые она может превратить в волосатую лестницу. Не очень круто. Кто там еще? Девушка в сказке про Румпельштильцхена. Она прядет из соломы золото.
Баннатин скучала по этим разговорам, когда его не было. Больше никто в городе так не разговаривал. Мутанты были милые, но они больше увлекались музыкой. Они вообще мало разговаривали. Это совсем не так, как говорить с ним. У него на все находился ответ, остроты, какое-нибудь двусмысленное замечание, какая-нибудь эффектная, пошловатая фразочка, которая смешила ее и на которую она каждый раз не могла не купиться. Наверное, причиной всему были все эти остроумные разговорчики во время крупных сражений. Сама она бы наверняка запуталась. Болтала бы, когда надо было ПАФ! И ПАФ! — когда надо было болтать.
— Ты перепутал, — сказала она. — Это Румпельштильцхен прядет из соломы золото. Она просто использует бедного фрика, а потом нанимает кого-то, чтобы тот за ним шпионил и вызнал его имя.
— Клево.
Она сказала:
— Ничего не клево. Она жульничает.
— Ну и что? Она что, должна была отдать своего ребенка какому-то карлику, который умеет прясть золото?
— А почему бы и нет? Я хочу сказать, что она вряд ли оказалась лучшей родительницей на свете. Ее ребенок, когда вырос, ничем не прославился. Про этого ребенка нет никаких сказок.
— Твоя мама.
— Что? — не поняла она.
— Твоя мама! Ну же, Баннатин. Она была супергероиней.
— Моя мама? Ха-ха.
Он сказал:
— Я не шучу. Я думаю об этом уже несколько лет. Работа официантки? Это просто прикрытие.
Она скривилась, потом стерла гримасу с лица. Так она и думала: он неровно дышал к ее матери.
— Ну и какая у нее сверхспособность?
Он погрыз ноготь своими большими квадратными зубами.
— Не знаю. Я не знаю ее тайную личность. Это тайна, так что не вздумай выспрашивать. Даже у заклятых врагов это считается дурным тоном. Но я как-то был в ресторане — мы тогда еще учились в школе, — и видел, как она несла одновременно восемь тарелок. В одной из них, кажется, был суп. По три на каждой руке, одна между зубами и одна на голове. Потому что кто-то в ресторане поспорил, что она не сможет это сделать.
— Да, я это помню. Она все уронила. И сломала себе зуб.
— Только потому, что этот моральный урод Роберт Поттер поставил ей подножку, — заметил он.
— Это была случайность.
Он взял ее за руку. Он что, теперь собирался грызть ее ноготь? Нет, он рассматривал ладонь. Как будто собирался гадать по ней или что-то подобное. Узнать судьбу официантки несложно. Ты проведешь остаток жизни, опуская руки в горячую воду. Он тихо сказал:
