До начала весенних каникул Имми видится с Минтом дважды. Это облегчает ожидание. В первый раз — когда Эйнсли приглашает ее в гости, чтобы Имми помогла ей принять решение насчет волос. Мать разрешила Эйнсли покрасить прядь, только одну прядь, на время весенних каникул. Эйнсли никак не может выбрать цвет: красный или зеленый.
— Стоять или идти, — говорит Имми, глядя на тюбики краски «Manic Panic».
— Что? — переспрашивает Эйнсли.
— Что ты хочешь выразить через свои волосы? — спрашивает Имми. — Зеленый — значит «идти», красный — «стоять».
Эйнсли отвечает:
— Я не собираюсь делать никаких заявлений. Просто хочу знать, что будет лучше смотреться, понятно? Зеленый — это не слишком странно?
— Мне нравится зеленый, — говорит Имми. — Подходит к твоим глазам.
— Думаю, мне нравится красный, — говорит Эйнсли.
Пока они ждут, когда подействует осветлитель, Эйнсли отводит Имми в комнату отдыха. Все это время Имми старалась не думать о Минте. А теперь Эйнсли ведет ее прямо к нему.
— Я просто хочу проверить, — говорит Эйнсли. — Теперь я каждый день проверяю. Иногда даже по два раза. Он все время выключен. Но я все равно должна проверять. Вчера я проснулась в три часа ночи и почувствовала, что должна спуститься сюда и проверить.
Она откидывает крышку гроба с таким видом, словно ожидает застать Минта за каким-то нехорошим занятием. Его глаза, конечно же, закрыты. Разве он может включиться сам?
Где он, когда его здесь нет? Имми больно видеть его в таком состоянии, выключенным, словно он просто какая-то дурацкая игрушка.
Осветляемая часть волос Эйнсли, обернутая фольгой, торчит почти перпендикулярно голове. Имми представляет, как дергает за нее. Слышит, как Эйнсли взвизгивает. А Минт все равно не проснется. Так в чем смысл?
Эйнсли тыкает Минта в голову, словно убивает паука. Поворачивается к Имми и пожимает плечами.
— Я знаю, что веду себя как дура. Это просто немного дефектный Бойфренд. Он даже не очень симпатичный, правда? Оливер намного симпатичнее. Сама не знаю, почему я так сильно его хотела.
Наверное, если бы Имми сейчас что-нибудь сказала, Эйнсли просто отдала бы ей Минта.
Эйнсли говорит:
— Я спросила маму, не можем ли мы продать его на eBay, и она закатила истерику. Вела себя так, будто хуже меня никого на свете нет. Все повторяла, сколько она за него заплатила, как трудно было его разыскать и какая я неблагодарная — никогда не ценю, как она старается, чтобы я была счастлива. Ну мне, разумеется, пришлось сделать вид, что я пошутила.
Что ж, понятно.
Имми говорит:
— Идем. Думаю, пора смывать осветлитель.
Она бросает последний взгляд на Минта, прежде чем Эйнсли снова закрывает гроб. А Эйнсли все никак не может решить, в какой цвет красить волосы: теперь она уже больше склоняется к зеленому, потом опять выбирает красный, потом зеленый и снова красный. Им обеим нравится, как выглядит конечный результат — точно длинная струйка крови.
Спустя два дня в школе Эйнсли с негодованием рассказывает подругам, что ее мать тоже сделала себе красную прядь. От злости она даже рыдает. Все ее обнимают и утешают, а потом Имми помогает ей отрезать красный локон ножницами, найденными в художественном классе. В тот момент все, чего хочет Имми, это чтобы Эйнсли была так же счастлива, как она сама.
В следующий раз она видится с Минтом через два дня после этого. На часах четыре утра. Какая ужасная глупость — ехать шесть миль в темноте до дома Эйнсли. Но ведь она сделала это ради любви. Это можно считать испытанием. Имми заходит в дом. Она призрак. С трудом подавляет в себе желание зайти в комнату Эйнсли, чтобы постоять возле ее кровати и посмотреть на нее, пока она спит. Когда Эйнсли спит, она почти красавица. Имми всегда так считала. Ей уже доводилось видеть Эйнсли спящей.
Она спускается по лестнице в комнату отдыха и включает Минта в спектральном режиме. Он появляется незамедлительно, стоит около дивана и смотрит на нее.
— Привет, — говорит она. — Я должна была прийти. Все в порядке. Я просто должна была с тобой увидеться. Это все. Я по тебе скучаю. Сегодня пятница. Я вернусь в понедельник, и все будет хорошо. Мы будем вместе. Ладно?
Ее Бойфренд-Призрак кивает. Улыбается ей.
— Я люблю тебя, — говорит она. Он безмолвно отвечает.
Ей следует выключить его, но Имми не может заставить себя это сделать. Вместо этого она возвращается в чулан, открывает гробы, в которых лежат Оливер и Алан. Находит пальцами их кнопки и включает обоих. Потом как можно скорее закрывает дверь в чулан, чтобы они ее не увидели, не узнали, кто это сделал. Она снова поднимается по лестнице, выходит за дверь, возвращает ключ на место под камень и едет прочь, бешено вращая педали. Когда она возвращается домой, уже встает солнце.
Она с удовлетворением думает: то-то Эйнсли удивится.
Но Эйнсли молчит. Эйнсли все никак не придет в себя после той истории с матерью и волосами. А может, дело в Бойфрендах? Так или иначе, Эйнсли сейчас просто необходимо общество подруг. После школы Имми, Скай и Элин угощают ее йогуртом. Завтра Эйнсли с матерью уезжают в Юту. Имми хочется вскочить на стол и танцевать. В кафе звучит песня, в общем-то неплохая. Хорошо бы узнать, кто ее поет, но если Имми спросит, Элин — а может, и все остальные — посмотрит на нее весьма недвусмысленно: неужели тебе нравится эта песня? Что, правда? Но Имми она нравится. На самом деле нравится. Правда.
В воскресенье ночью она никак не может заснуть. Снова и снова прокручивает в голове план действий. Пытается предусмотреть, что может пойти не так, чтобы заранее это исправить. Из головы не выходит страшная мысль: а что, если после того, как Имми включила всех Бойфрендов, Эйнсли сделала что-нибудь ужасное? Например, все-таки уговорила свою мать пожертвовать их всех на благотворительность? Или еще что-нибудь похуже? Но все идет по плану: гробы на месте, там, где и должны быть. Все Бойфренды — Алан, Оливер и Минт — выключены. Такси довозит Имми до склада «You-Store-It», и она погружает сумку с Минтом на гидравлическую тележку, и ключ идеально проворачивается в замке, и что с того, что на складе пахнет пылью и плесенью, а повсюду разбросан всякий хлам? Она расстегивает сумку, нажимает на кнопку и ставит Минта в воплощенный режим.
И все происходит так же, как в комнате отдыха. Как в первый раз, когда они оказались наедине друг с другом. Как легко чувствуешь себя с Минтом! Имми уже разобрала диван, включила в сеть одну из красивых ламп, вкрутила принесенную из дома лампочку. Она даже принесла для них одеяло, если вдруг на складе станет холодно. Ну то есть одеяло она принесла для себя. Минту никогда не бывает холодно.
Теперь, когда они, наконец, одни и могут спокойно поговорить, а впереди еще столько времени, и она может провести здесь несколько часов, прежде чем должна будет вернуться домой, ей не терпится задать ему один из вопросов, которые давно мучают ее. Не про холод, разумеется. Про его имя.
