— Как в сказке про Синюю бороду, — сказала она.
— Через эту дверь они приходят и уходят, — объяснила Фрэн. — Хотя, по-моему, они нечасто ее открывают.
Как-то раз она заглянула в замочную скважину и увидела кровавую реку. Она была готова поклясться, что стоит только войти в эту дверь, и обратно уже не вернешься.
— Могу я задать тебе еще один глупый вопрос? — спросила Офелия. — Где они сейчас?
— Здесь, — ответила Фрэн. — Или в лесу бегают за козодоями. Я же говорила, я их редко вижу.
— А как же они сообщают тебе, что ты должна для них сделать?
— Они у меня в голове, — сказала Фрэн. — Это сложно объяснить. Они просто проникают туда и начинают меня тыкать. Как будто у меня что-то сильно чешется, но если сделать то, что они от меня хотят, это ощущение проходит.
— Ох, Фрэн, — вздохнула Офелия. — Что-то эти твои летние люди уже не так сильно мне нравятся.
Фрэн ответила:
— Это не всегда ужасно. Скорее, сложно.
— Думаю, когда мама в следующий раз скажет, что я должна помочь ей отполировать серебро, я не буду жаловаться. Сэндвичи съедим сейчас или оставим на тот случай, если проснемся посреди ночи? — спросила Офелия. — Мне почему-то кажется, что когда увидишь свое самое заветное желание, сразу захочется есть.
— Я не могу остаться, — удивленно сказала Фрэн. Заметив растерянное выражение на лице Офелии, она добавила: — Ох, черт возьми! Я думала, ты поняла. Это для тебя одной.
Офелия продолжала с сомнением смотреть на нее.
— Это потому, что здесь только одна кровать? Я могу спать на полу. Ну в смысле, если ты боишься, что я собираюсь к тебе клеиться.
— Да не в этом дело, — сказала Фрэн. — Они позволяют человеку спать здесь только однажды. Один раз, и не больше.
— Значит, ты хочешь оставить меня здесь одну? — спросила Офелия.
— Да, — ответила Фрэн. — Ну конечно, если ты не боишься. Если не решишь вернуться со мной.
— А если я сейчас уйду, смогу я потом вернуться? — спросила Офелия.
— Нет.
Офелия села на золотое покрывало и погладила его рукой.
— Хорошо. Я останусь. — Она рассмеялась. — Разве я могу поступить иначе? Правда же?
— Ну если ты в этом уверена, — сказала Фрэн.
— Да ни в чем я не уверена, но я не вынесу, если ты меня сейчас прогонишь, — ответила Офелия. — Когда ты спала здесь, тебе было страшно?
— Немного, — призналась Фрэн. — Но кровать очень удобная, и я не выключала свет… Сначала я немного почитала, а потом заснула.
— И ты видела свое заветное желание? — спросила Офелия.
— Видела, — коротко ответила Фрэн.
— Тогда ладно, — вздохнула Офелия. — Наверное, тебе пора. Ведь пора?
— Я вернусь утром, — сказала Фрэн. — Буду здесь еще до того, как ты проснешься.
— Спасибо, — сказала Офелия.
Но прежде чем уйти, Фрэн, помедлив, спросила:
— Ты и в самом деле серьезно говорила, что хочешь мне помочь?
— За домом присматривать? — уточнила Офелия. — Да, абсолютно серьезно. Тебе действительно надо как-нибудь съездить в Сан-Франциско. Это несправедливо, что ты должна просидеть здесь всю жизнь и даже не можешь устроить себе каникулы. Ты ведь не рабыня, верно?
— Я не знаю, кто я, — сказала Фрэн. — Наверное, когда-нибудь мне придется в этом разобраться.
— Короче, поговорим об этом завтра, — сказала Офелия. — За завтраком. Ты расскажешь про самые неприятные стороны этой работы, а я — про заветное желание.
— Да, вот еще что! — спохватилась Фрэн. — Чуть не забыла! Не удивляйся, если завтра, когда проснешься, увидишь, что летние люди оставили тебе подарок. Это будет что-нибудь, что, по их мнению, тебе нужно, или то, что ты хочешь получить. Но ты вовсе не обязана принимать его. Пусть тебя не заботит, что поступаешь невежливо.
— Хорошо, — согласилась Офелия. — Я подумаю, насколько мне нужен этот подарок и хочется ли мне его получить. Не позволю фальшивому блеску себя обмануть, — засмеялась она.
— Ну все, — сказала Фрэн. Затем наклонилась к сидевшей на кровати Офелии и поцеловала ее в лоб. — Спокойной ночи, Офелия. Приятных снов.
Летние люди никак не помешали Фрэн покинуть дом. Хотя она и сама не знала, стоило ли ожидать каких-либо препятствий с их стороны. Спускаясь по лестнице, она сказала куда более свирепо, чем планировала изначально:
— Относитесь к ней хорошо. Никаких розыгрышей!
Она проверила, как Королева. Та снова линяла.
Фрэн вышла через парадную дверь, а не через черный вход. Ей всегда хотелось это сделать. Ничего плохого не случилось, и она шла по склону холма, испытывая странную неловкость. Она обдумала все еще раз, прикидывая, что ей еще осталось сделать, и в конце концов решила, что летние люди сами обо всем уже позаботились.
Как выяснилось, не обо всем. Подойдя к своему дому, она увидела гитару возле стены. Это был красивый инструмент с серебряными струнами. Когда она их коснулась, раздался чистый, мелодичный звук, напомнивший ей — как, вне всякого сомнения, и предполагалось — голос Офелии, когда та пела. Золотые колки были выполнены в форме совиных голов, а дека была инкрустирована перламутровыми розочками. Более кричащей безделушки они еще не дарили.
— Ну что ж, — вслух сказала Фрэн. — Наверное, вы не в обиде, что я ей кое-что рассказала. — Почувствовав облегчение, она громко рассмеялась.
— Это кому же и что ты рассказала? — раздался чей-то голос.
Фрэн схватила гитару и выставила ее перед собой, словно оружие.
— Папа?
— Положи на место, — сказал все тот же голос. Из-за розовых кустов показался какой-то человек. — Я не твой чертов папаша! Но мне бы очень хотелось знать, где он.
— Райан Шумейкер, — узнала его Фрэн. Она положила гитару на землю. К первому мужчине подошел второй. — И Кайл Рэйни.
— Здорово, Фрэн, — приветствовал ее Кайл. — Мы ищем твоего папаню, как Райан и сказал.
— Если позвонит, я ему передам, что вы его искали, — ответила Фрэн.
Райан закурил сигарету, глядя на Фрэн поверх огонька.
— Мы хотели поговорить с твоим папашей, но, думаю, ты вполне могла бы его заменить и помочь нам.
— Вот уж вряд ли, — сказала Фрэн. — Но давай, говори, в чем дело.
— Твой папаша должен был вчера ночью завезти нам той сладкой штуки, — сказал Кайл. — Да только вот пока он к нам ехал, видать, слишком много об этом думал, а думать твоему папочке вообще вредно. Он решил, будто Иисус хочет, чтобы он вылил все до последней капли, и именно этим он и занимался всю дорогу под гору. Не будь он таким везучим, что-нибудь бы вспыхнуло неподалеку, но, видно, Иисус пока не жаждет встречаться с ним лично.
