– А вы тоже виноваты, – уселась я за стол. – Надо было не наблюдать за происходящим, а помочь тому, кто в этом нуждался. Поэтому вывод – виноват весь класс. В Уголовном кодексе, насколько я помню, статья есть – оставление в опасности.
– А что, мы смотрели, как человека убивают? – возмутился Миша. – Просто над Масловой девчонки шутили!
– Заткнись, – тут же зашипели барби.
– Все начинается с малого, – отрезала я, включая интерактивную доску, подсоединенную к компьютеру. – Пишите сочинение. Не хотите писать – сдавайте пустые тетради, оценки будут соответствующими. Темы можете увидеть на доске – все они посвящены поэзии Серебряного века, которую вы проходили. Выбирайте одну из семи и вперед. Не списывать. Не разговаривать. Не доставать мобильники, – напомнила я классу.
– Люблю строгих девочек, – донесся до меня голос отчего-то довольного Вшивкова, однако я сделала вид, что не слышу.
На этом, впрочем, Степушка не ограничился. В конце урока он умудрился прислать сообщение – я даже не видела, как он набирал его!
«Настенька, подскажи, что писать по Блоку:***», – появилось на экране моей «раскладушки».
Не успела я даже возмутиться, как пришла следующая эсэмэска:
«Я помню только «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека»)))))».
«Бессмысленный и лунный свет. Я не похож на человека. Вампир я – мне уже сто лет», – мысленно ухмыляясь, напечатала я в ответ наглому Степану. Он получил сообщение и радостно мне улыбнулся и заговорщицки подмигнул. Я даже не знаю, кто наглее – он или его одноклассник Зарецкий.
«Я нападаю в подворотнях на юных дев и старых жен. В вампиров превратил уж сотню. Но только лишь в одну влюблен», – продолжила я печатать, хищно улыбаясь. К моему удивлению, Вшивков не понял, что я шучу, и принял все за правду.
«Спасибо, малыш. Твоя помощь была бы весьма кстати…:***», – получила я еще более фривольное сообщение. Я тебе сейчас помогу, милашка, так помогу, что никогда не забудешь мою помощь. Да что за одиннадцатиклассники? Где элементарное уважение? Ну я ему сейчас от всей души помогу.
«Пиши, детка. Александр Блок – представитель младо-символистов. Один из первых поэтов, который помимо прочих мистических символов затрагивает одну из важнейших тем, ставшую актуальной в ХХ и XXI веках. Это тема вампиризма».
Вшивков удивленно взглянул на меня, и я кивнула ему, мол, все правильно. Он опять расплылся в довольной улыбке. Ну, придурок, надеюсь, Светлана Викторовна поставит тебе кол, а твое сочинение вслух зачитает перед одноклассниками. Станешь притчей во языцех.
«По одной из версий, Александр Блок, взяв псевдоним Брем Стокер, написал одну из самых известных книг про вампиров – роман «Граф Дракула», – печатала я самозабвенно. Конечно, великий поэт не имел никакого отношения к вампирам, которые стали в наши дни безумно модными в массовой культуре. Правда, препод по истории литературы начала двадцатого века говорила, что Блок состоял в каком-то Ордене, но к вампирам он имел точно такое же отношение, как и она к баллету.
Дописав весь этот бред, и даже почти не глядя, чем занимаются детишки в классе, я откинулась на спинку стула и позволила себе довольно улыбнуться. Степан подумал, что я улыбаюсь ему, и исхитрился послать воздушный поцелуйчик. Зарецкий, в это время поднявший голову и о чем-то размышлявший, заметил это и неодобрительно покачал ею. В его глазах прямо-таки было написано глубокое, искреннее отвращение.
До конца второго урока мы досидели без особых происшествий. Детишки корпели над сочинениями, время от времени пытаясь списать откуда-нибудь, а я лениво следила за ними и пыталась распланировать свой день. Интересно, во сколько часов мы вернемся с мероприятия, на которое мне нужно будет сопроводить трех человек с класса? И вообще, кто это? Если среди них окажется Зарецкий, будет не смешно. Он достал меня так, что я не видеть, не слышать его больше не желаю. Завтра проведу последний урок – открытый – в этом милом кабинете, получу от Светланы Викторовны все, что нужно для подтверждения прохождения практики, и больше не вспомню школу № 8, как страшный сон.
Под конец урока от скуки я стала делать ставки сама с собой, какую из тем выберет осточертевший мне Енот Адольфыч. Тем для сочинения было несколько, и каждая из них была связана с тем или иным направлением в поэзии Серебряного века.
Зарецкий сдал свою работу, когда стопочка тетрадей на краю учительского стола была совсем еще тонкой – сочинения были готовы у тех, кто либо не знал, что писать, либо у тех, кто был настолько умен, что все уже написал. Ярослав небрежно положил тетрадь, даже не взглянув на меня. А я ждала, что он хоть как-то сможет скрасить мне минуты ожидания, скажет что-нибудь веселое или, по обыкновению, глупое. Однако Принц был насуплен и чем-то недоволен. Почти сразу после него свою работу сдал и Степан Вшивков.
– Спасибо, милая, – развязно шепнул он мне. Зарецкий, который еще и пары шагов не сделал, услышал и обернулся. В его глазах читался немой укор.
– Анастасия Владимировна, – тут же добавил Степан. Я по-злодейски ухмыльнулась. Не за что, милый Вшивков.
– Все написал, Ярыч? – весело спросил Зарецкого Степа и похлопал по спине.
– Ну не три четверти. Естественно, все.
– И я почти все!
– Ребята, тихо! – повысила я голос. – Написали и выходите. Не мешайте остальным. Осталось десять минут, – известила я спешно пишущих школьников. Мое известие их не обрадовало.
Как и в случае с предыдущим одиннадцатым классом, сочинение дописывали на перемене, и последние ученики – стайка прилежных девочек – упорхнули, только лишь заслышав звонок, возвещающий о новом уроке.
– До свидания! – хором сказали девчонки, убегая из класса.
– До свидания, – ответила я и потерла лоб. Первую половину порученного я сделала – провела два сочинения, отсидев четыре урока. Осталось съездить на мероприятие, и я буду свободна как ветер. Светлана Викторовна обещала, что ко мне придет одна из завучей и все объяснит, и в ожидании этого, я стала листать работы, написанные не в толстых тетрадях по литературе с классной работой, а тоненькие, восемнадцатилистовые, в линеечку, предназначенные только для сочинений. Те, кто забыл принести такую тетрадь из дома, писали свои работы на двойных листочках.
Первой, конечно же, я вытащила тетрадку Зарецкого. Сочинений с начала учебного года они написали порядочно – писали после каждого изученного произведения. Я почему-то думала, что Ярочка выберет футуризм – Маяковского, Хлебникова, Северянина. Мне казалось, что если бы Зарецкий был поэтом, он был бы таким, как автор «Облака в штанах». Ярким, громким, необычным. Однако я ошиблась. Сочинение он стал писать об акмеизме, и особенно много внимания уделил Анне Ахматовой.
К моему удивлению, у Ярослава был довольно-таки неплохой язык, да и размышлять и анализировать он, видимо, все же умел, хотя изредка делался жутким дураком. С грамматикой у него тоже все было очень хорошо, единственное, что ему не давалось в совершенстве – так это пунктуация.
