– Можешь рассказать, какая ты идиотка, но Вану все равно, – не почувствовал ничего подозрительного Зарецкий. – Главное, скажи ему, что записка – твоих рук дело, а я тут ни при чем. Поняла?
Не успела я и рта открыть, чтобы посоветовать своему спасителю заткнуться и обернуться, как Иван Дейберт опередил меня.
– Она, думаю, поняла. А я – не очень. Ты что творишь, Яр?
Голос у него был спокойным, довольно глубоким, но очень недобрым. Парень явно подумал, что друг заставляет меня врать, чтобы выгородить себя в чем-то. Я, впрочем, тоже так думала, хотя у меня было подозрение, что Адольф Енотыч страшно тупит.
Выражение лица у Зарецкого поменялось в секунду: из довольного и высокомерного в печальное и встревоженное. Приглядевшись, я поняла, что спутала печаль с болью.
Ярослав повернулся к другу и одарил его голливудской улыбкой.
– О, здорово! Ты что тут делаешь?
– Здоровались уже. Тебя искал – Антоновна велела, – назвал не слишком вежливо Ван какую-то учительницу. – У нас контрольная сейчас.
– А что не позвонил? – улыбка мигом забывшего обо мне Зарецкого до сих пор была широкая, но какая-то болезненная.
– У тебя, как всегда, отключен звук, – отрывисто сообщил Дейберт. – Давай, говори, – вдруг обратился он ко мне на фривольное «ты», забыв о субординации.
– Что говорить? – уже устала я. Что за детский сад тут они развели?
– То, что он тебе велел сказать.
– А тебе не кажется, что «тыкать» учителю ты не можешь? – спросила я.
Ван пожал мощными плечами.
– Извините. – Он поднял на меня тяжелый взгляд темных глаз. – Говорите, что он велел вам мне сказать.
– Ван! – возмущенно воскликнул Ярослав, поняв, что тот подслушал часть разговора и думает теперь, что Зарецкий решил с моей помощью выгородить себя. – Это не то, что ты думаешь.
– Яр, я все знаю. Женя любит тебя, и она в субботу это ясно дала всем понять. Я давно подозревал, что ты ей нравишься, – голос у Вана был почти безжизненный, но кулаки у него на миг сжались – я заметила это.
– Бред! В клубе произошла ошибка. Это она подстроила. – Яр кинул на меня уничтожающий взгляд. В обычной ситуации я бы за такое вранье просто послала бы далеко-далеко и на много лет, но сейчас, помня, что принц меня реально и почти самоотверженно спас, ничего говорить не стала.
– Я слышал, как она подстроила, – усмехнулся Иван. – Зачем ты прицепился к ней? Почему заставляешь врать? Ты вообще думаешь, что делаешь, господин президент?
Надо же, и он так Яра называет. Я почти умилилась.
Теперь ярость появилась и в зеленых глазах Зарецкого.
– Заткнись, – велел он другу. – Напридумывал себе всякой чуши и сам же в нее веришь. Ты дебил, ты конченый дебил. Женька тебя любит, с ума сходит с субботы, а ты ее игноришь. Я тебе пытаюсь сказать правду, а ты меня не слушаешь – на хрен слушать меня, я же мудак и предатель, увел твою девчонку. На хрен слушать всех остальных, они же неполноценные и ничего не понимают. – Зарецкий зло ухмыльнулся, Дейберт же просто молчал, внимая монологу друга, как, впрочем, и я.
– Как всегда, сам решил что-то, придумал и пасешь свои мысли, не слушая никого. – Злость в голосе Яра становилась все более и более ощутимой. Как и обида. – Ты вообще мужик или так, рядом проходил? Да ты как девчонка – сделал себе трагедию из ничего и живешь в ней. Ты точно мужик? Или просто себе бицуху накачал, чтобы мужиком называться?
Я не знаю, как Ван чуть не врезал Яру за эти слова – он почти готов был сделать это, но он продолжал его слушать.
– Тебе повезло с Женей, а ты ее теперь так опрокидываешь из-за чьей-то тупости. – Теперь Ярослав глянул на меня. – А ты вообще, хороша, мисс училка. Мне официант ясно сказал, что заказ был сделан из вашей комнаты!
Я нахмурилась, ничего не поняв из его речевого потока, прямо-таки брызжущего разными эмоциями, в том числе искренним негодованием и гневом.
– Ладно, пошутила тупо – забыли. Но, черт возьми, признаться-то ты можешь в своем приколе, а? Ты прикинься хотя бы благодарной, признайся. Признайся, что ты мне так отомстила, что так пошутила. Как вы меня достали все! Лучше бы я тебя не спасал, – бросил напоследок обозленный Ярослав, у которого из ушей пошел пар, и просто-напросто покинул нас в Ваном, бросив на прощание пару слов из обширной обсценной лексики, коей, по всей видимости, был богат его словарный запас.
Яр в этот момент был так эмоционален, что и я, и его друг просто были сражены не столько его словами, сколько эмоциональной мощной волной праведного негодования, исходившей от Зарецкого.
– Идиот, – громко и с чувством сказала я ему вслед. – Эй, – вдруг обратилась я к Вану. – Считай, что там, в клубе, это был мой прикол.
– Учительница, вам говорили, что врать – это нехорошо? – посмотрел на меня парень. – Не слушайте этого коз… Ярослава. Просто пошлите его в следующий раз, если он будет вас доставать.
– Иван.
– Что?
– Я не в курсе, что у вас там произошло в клубе, но если это как-то связано с розами – то они предназначались мне, – сказала я устало. Пусть Ярослав тот еще козел, но отблагодарить за спасение его стоит.
– Мы сами с ним разберемся, – не захотел меня слушать его друг.
И он тоже ушел, бросив безразлично-вежливое «До свидания». Я хмыкнула, попрощавшись с Дейбертом, покачала головой и направилась прочь из школы.
Я уже так устала от всей этой школьной возни, что в каком-то изнеможении притащилась домой, набрала полную ванну, залезла в пенистую и пахнущую персиками воду и закрыла глаза, пытаясь расслабиться. Во мне все еще жил страх того, что сегодня я чуть не стала жертвой гипсового бюста, едва не свалившегося на меня. Все-таки хорошо, что у Зарецкого такая хорошая реакция – он вовремя среагировал на опасность. Я вспомнила, как он прижал меня к себе, и вспомнила все те чувства, нахлынувшие на меня огромной прохладной чистой волной, когда я уткнулась носом в его грудь. Даже запах одеколона моя противная память воспроизвела так, что мне показалось, что Яр находится где-то рядом. И опять край моего сознания зацепил это странное ощущение, что я стою с ним на самом краю обрыва, под которым плещется бушующий океан, на холодном скользком камне, крепко обнимая его и не желая отпускать.
Не выдержав всех этих эмоций, я, зажмурившись, вдруг с головой нырнула в воду, задержав дыхание и почувствовав, как сильно бьется мое сердце и сжимаются легкие от нехватки кислорода. Вынырнула я обратно почти через минуту, шумно хватая воздух ртом. Приняв душ и набросив на себя махровый халат, в котором мне всегда было тепло, я, взяв с собой большую кружку с горячим чаем, пошла к ноутбуку – печатать очередную статью, теперь уже в студенческую газету, посвященную победе команды КВН нашего университета в местной Лиге. С несколькими представителями команды я как раз встречалась вчера и весело провела с ними непринужденное интервью, больше похожее на беседу приятелей, поскольку двух кавээнщиков я знала лично. Дело шло как-то плохо, и на статью в пять тысяч знаков я потратила почти пять часов, поскольку была не в силах сосредоточиться, то и дело вспоминая произошедшее. И чем больше я вспоминала, тем страшнее мне становилось – страх от произошедшего пришел ко мне задним числом.
