– Учись, в жизни всё пригодится…
Комбайн взревел и, разбрызгивая лужи, выкатился из ангара.
Кей засмеялся. Колючие злаки тянулись до горизонта.
– Застоялись хлеба, не находишь?
– Это не пшеница, Кей.
– Я знаю, Артур. – На мгновение лицо Кея утратило дурашливое
выражение. – Озноб, эйфория… дальше пойдут галлюцинации. Это дум-вирус.
Поехали!
Фреза взвыла, опускаясь к земле, и, протаранив изгородь,
комбайн покатил через поле. Сзади зачавкал паковщик, ритмично выкидывая
пластиковые мешки с прессованной травой.
– Сколько у тебя времени? – тихо спросил Артур.
– Часа три. Потом период немотивированной агрессии и паралич
сердца. Я попытаюсь довезти тебя, малыш.
Почти час они ехали молча. Артур смотрел в окно, держа на
коленях винтовку, Кей напевал фривольные песенки, потом спросил:
– Чего они хотели?
– Кто?
– Эти люди… на лошадях… в шапках с синими звёздами…
– Я никого не видел, – пряча глаза, ответил Артур.
– А-а… Если я назову тебя Лёшкой, стреляй. Хорошо?
– Обещаю.
Два раза Артур видел в отдалении столбы дыма. Временами Кей
рулил, объезжая что-то или преследуя кого-то невидимого. Артур молчал.
Потом их попытались остановить. Небольшая толпа вооружённых
мужчин – быть может, тех самых, что встретили их у выхода, – открыла по
комбайну огонь.
– Град, – сухо заметил Кей. Артур так и не понял, острит он
или искажённое сознание уже не воспринимает реальность. Комбайн описал вираж и
направился на толпу. Приоткрыв дверь, Артур начал стрелять из винтовки – у неё
была отличная скорострельность и объёмистый магазин.
– Никакая непогода не помешает мне собрать свой последний
урожай, – заявил Кей, когда пули защёлкали о кабину. Стекло притворялось
броневым, покрываясь трещинами, но не капитулируя. И Кей довёл жатву до конца,
после чего лёг на прежний курс. Пластиковые мешки в контейнере давно кончились,
и перемешанная с травой плоть хлестала из комбайна чудовищным людоедским
фаршем.
– Очень показательно, что тебя даже не тошнит, – заметил
Кей, поглядывая на Артура. – Стоило бы убить твоего папашу, но это невозможно.
Артур не понял.
Они пронеслись по окраине Китежа мимо пылающей деревянной
церкви, мимо размолотых артиллерией домов и заботливо укрытых чехлами
памятников. Памятников было много.
– Народ, не помнящий прошлого, обречён, – прокомментировал
этот факт Кей. – Наш народ – бессмертен.
Когда впереди показались башни космодрома, Кей глухо
спросил:
– Перемахнём через реку, как считаешь?
– Перемахнём, – глядя на приближающуюся ленту шоссе,
согласился Артур. Они форсировали преграду и покатили на радужный барьер
силового поля. Две машины Имперской пехоты лениво выкатились из ворот и
развернули башенки излучателей в их сторону.
– Вместе погибнем, Лёшка, – прищурившись, сказал Кей. – Не
лучший вариант, верно?
Артур достал станнер и аккуратно выпалил Кею в висок. Потом
стащил одеревеневшее тело с кресла и остановил комбайн. Сложнее было найти
управление фрезой – пока Артур её не остановил, пехота приближаться не спешила.
Выпрыгнув из комбайна, Кертис-младший побежал к охранникам.
Ему было только двенадцать лет, и те не стали стрелять.
– Помогите моему папе! – крикнул Артур. – Помогите, у него
дум-горячка, но я его обездвижил! Помогите, мы заплатим! Мы с Эндории, мы с
родины Императора! Помогите!
Он плакал слишком натурально, а у лейтенанта Имперских войск
тоже были дети. Лейтенант кивнул солдатам, и двое, опустив щитки шлемов,
направились к искорёженному, заляпанному кровью и пробитому пулями комбайну.
7
Приходя в себя – в те редкие минуты, когда инъекция вирофага
снижала уровень токсина в крови, – Кей размышлял в стерильной чистоте пустой
палаты. Бред прекратился, сознание было ясным, хотя и вялым. Теперь он мог
только выздороветь – или умереть, если вводимый огромными дозами вирофаг
мутирует и примет его плоть за вирус. Мягкие лапы манипуляторов умывали его,
меняли постель, кололи лекарства и мутную питательную жидкость.
Когда в палату вошла женщина, одетая в зелёный врачебный
костюм, но с отключённым шлемом, Кей понял, что выжил.
– Меня зовут Изабелла, – усаживаясь на край постели, сказала
она.
– Прекрасное имя, – с трудом ворочая непослушным языком,
сообщил Кей. – Вы – белокурый ангел…
– Как звать вашу жену?
– Карина.
– Тоже мило. – Женщина кивнула. – Я ваш врач. Вы не ощущаете
провалов в памяти?
В голубых глазах женщины был холод. Долгая жизнь и долгая
работа на Императора. В какой-то мере она и была врачом – хирургом, отсекающим
ненужные клетки социального организма.
– Нет… кажется… я могу потерять память, мисс?
– Проверим.
И они проверили. Кей рассказал ей о своём детстве, о дяде
Рауле, оставившем небольшое наследство, о климате Эндории, о том, как уклонялся
порой от уплаты налогов, о знакомстве с Кариной и рождении Артура.
– Он в общем-то хороший мальчик. Не бросил отца. С ним всё в
порядке, мисс?
– Император не оставляет в беде своих подданных, – с
достоинством сообщила Изабелла. – Как погиб ваш корабль?
– Мы стартовали с Эндории вечером тринадцатого, в шестую
декаду восточных ветров…
– Интерфазники обычно не капризничают, но, видать…
– Артура на кусочки разорвало, не приведи Бог такое увидеть…
Лицо Изабеллы оставалось бесстрастным. Она повидала куда
большее, чем разорванный на кусочки маленький мальчик.
– …аТан-то сработал – вот уж никогда до конца не верил…
Вышли мы к этому сараю, а там мёртвый старик и трактора всякие…
Изабелла положила ладонь на горло Кея. И без всяких эмоций
сказала:
– Нехорошо обманывать слуг Императора. Нам нужна истинная
правда, полная правда, Кей. Ваша жизнь ещё так хрупка… а вы врёте.
– Мисс, – Кей захрипел, – он стрелял в нас, что я мог
поделать? Боже, они все здесь сошли с ума…
Изабелла вытерла руку о простыни и улыбнулась.
– Теперь лучше. Императора не беспокоит смерть мятежников и
бандитов, но он любит искренность.
Кей торопливо закивал.
