Я разговаривал с людьми, шутил с детьми, а сам продолжал просчитывать варианты, что будет, если дать ход жалобе на помещика. Меня ненавидят очень многие. По служебной лестнице возносят знатность, родственные связи, богатство или же простой случай. Никак не могу отрицать последнего в своей судьбе. Но хорош бы я был, если бы не мог облечь в нужные слова советы. Еще хуже, если не добился бы положительного результата. Кто бы стал тогда считаться? Но именно это и раздражает людей, доводя до откровенной злобы!
Сын крестьянина поднялся до немыслимых высот, да к тому же осмелился писать проекты государственных преобразований — есть чему завидовать и чем возмущаться. Оскорбительных эпитетов самого разного рода насчитал уже добрый десяток, помимо грязных ругательств. Но до сих пор я прямо и откровенно дворянству на ногу не наступал. А стоит дать ход делу помещика Карпина, и недовольство выплеснется через край. Тут уж затронуты будут личные интересы и власть хозяина над крепостными.
Хорошо еще помимо Елизаветы Петровны, обретающейся под строгой стражей, других претендентов на трон не имеется. Ни одного реального заговора до сих пор не выявлено. Недовольные тем или иным решением или болтающие много в пьяном виде — сколько угодно, однако это в порядке вещей. Кого и в Сибирь запаяли, раз язык не умеет держать за зубами. Но вот лишить наше славное дворянство права наказывать своих крестьян и изгаляться над ними чревато огромными последствиями. Недолго и ножа в спину дождаться.
Ох, господибожемой, иногда очень не хочется идти на конфликт. Мир не черный и не белый, как и люди не исключительно благородные или подлецы. Все кругом в полосочку и в пятнышках. И я не ангел, человек. И все-таки есть вещи, которые переступить нельзя. Свобода и в особенности власть подразумевают еще и ответственность. Что я теряю в крайнем случае? Ничего помимо самоуважения. Ну отложит Анна челобитную до подходящего случая. Это уже обстоятельство непреодолимой силы. Зато хоть не стану чувствовать себя измазанным в известной субстанции.
— Карета готова?
— Да, Михаил Васильевич.
Монархия правит по отлаженным принципам. Заботиться о поддерживающем дворянстве, не давая ему полной воли, в порядке вещей. Помнить о благе народа, пусть живет в достатке, но не слишком умничает. Важна буржуазия и промышленность в противовес дворянской вольнице и фронде и не забывать о мужике. Восемьдесят процентов населения, если не больше, крестьянство. Доводить его до отчаяния нельзя категорически. Наказание вконец распоясавшихся и больных на голову помещиков воспитательная мера в первую очередь для остальных.
— Очень хорошо, что ты приехал, — сказала Анна, холодно поцеловав на прощанье сына и препоручив его нянькам, приведшим мальчика попрощаться перед сном.
Такое ощущение, головой она приняла необходимость семьи и наследника, но любовь даже к ребенку отсутствует. Первоклассно исполняет обязанности, и не больше. Сама ведь испытала подобное отношение, но убедить ее проводить больше времени с сыном я уже не пытаюсь. Моментально начинает злиться. Она занята, у нее вечные труды. За ребенком присмотрят. Про мужа и речь не идет. Пусть скажет спасибо, что иногда к себе допускает. Не слишком часто. Тот, впрочем, неплохо научился обходиться. В заведении Эммы Максовны всегда с радостью примут, обогреют и выслушают. А потом мне доложат. Сам и показал дорогу. Все лучше, чем со служанками грешить, и полная уверенность в отсутствии незаконного наследника.
— Что? — резко спросила.
Наверное, мое настроение и мимику научилась разбирать не хуже, чем я ее. Подал с поклоном мольбу деревенских о спасении. Анна внимательно изучила и сама себе кивнула.
— Это даже хорошо. — Она бросила бумагу на столик. — Пора власти показать, что она не будет равнодушно взирать на преступления подобного рода. Крепостной человек — такой же подданный, как и любой другой. Расследованию быть! — сказала, как припечатала. — А тебе незачем в это путаться. Подальше от Санкт-Петербурга поедешь.
— Куда? — в растерянности спрашиваю.
— Совершать подвиги!
— Простите, ваше величество?
— У меня побывал после лекции об электричестве в очередной раз Бестужев. Они согласились! — провозгласила с торжеством. — Слишком боятся усиления Пруссии и Франции.
— И Австрия?
— После подписания в Нимфенбурге договора, к которому примкнула Саксония, попросившая за услуги Моравию и участия бывших друзей во взятии Праги, Вену всерьез допекло. Если не получали бы денег от Англии, они бы уже проиграли, и сейчас крайне нуждаются в нашем содействии. В обмен на сорокатысячный русский отряд они согласились на все предложения.
— Наш корпус нельзя разделять, и он станет находиться под собственным командованием.
Анна посмотрела с усмешкой.
— Черновик договора представят завтра, можешь посмотреть лично, справилась ли.
— Действительно припекло.
— Тем более ты, хитрец, предложил честно поделиться при разделе и субсидии только для вида спрашивать.
— Нельзя взять все, и уж точно не стоит пытаться привлечь на свою сторону поляков. Мы собираемся лишить их независимости, и предстоит подавить сопротивление. Вот пусть австрийцы об их усмирении и заботятся.
— Пока что нам придется держать в Литве тридцатитысячный корпус и флот для блокады побережья согласно договоренностям с англичанами.
— Но они ведь заплатят?
— Фактически мы заключаем новый союзный договор с Австрией, и в нем присутствует обещание о совместных действиях. В случае нападения османов на одного из нас незамедлительное объявление войны врагу союзником. Лондон обязуется выплачивать содержание тридцатитысячной армии на границе с Пруссией за текущий год в размере ста тысяч фунтов стерлингов.
Это примерно четыреста пятьдесят тысяч рублей. На мирное время достаточно.
— С момента выхода к границе Восточной Пруссии сто пятьдесят тысяч, в случае начала боевых действий триста тысяч фунтов — миллион триста пятьдесят тысяч рублей ежегодно, без зачета ста тысяч, выплаченных за содержание на границе.
Мы определенно выиграли, переждав в стороне от европейской свалки. Кто бы позволил в другой ситуации делить Польшу, коей все соседи гарантировали территориальную целостность. После длительной войны, опустошившей казну, России требовалось большого труда поддерживать влияние в Польше и оплачивать услуги своих сторонников.
В этом странном гособразовании, не способном нормально существовать, распространялись антирусские настроения и ширились преследования православных, проживающих на ее территории. Момент окончательно взять в руки ситуацию подходящий с любой точки зрения. Тамошние так называемые партии имеют мало общего с подлинными интересами страны и отстаивают в основном притязания соперничавших знатных фамилий. Зачем их покупать и уговаривать, когда можно неприятельские владения конфисковать и раздать собственным офицерам?
— Почему ты не ходишь в оперу? — спросила внезапно Анна. — Только не говори «занят».
