– Да кто же вы такая? – снова спросил Женька, возвращая внимание к хозяйке антикварной квартиры. – Я знаю, вы живете, как затворница, но почему?
– Какая разница? Я просто соседка, – отмахнулась дама. – Зови меня Анастасия. – Она оглянулась на зеркало, как-то смущенно оправила ворот халата, провела сухой ручкой по седым волосам, убирая пряди от лица за плечи, и добавила: – Анастасия Александровна.
Из кухни вкусно потягивало каким-то травяным чаем и еще чем-то сладким. На краю кухонного стола примостился простенький ноутбук, который мигом вернул Женьку в настоящее. Он подумал: а здорово было бы хлебнуть сейчас чего-нибудь горяченького! Хозяйка квартиры не выглядела тяжело больной, да и вербовать в секретные службы его, кажется, никто не собирался. И Женьке вдруг захотелось рассказать этой пожилой даме обо всех своих проблемах и горестях. Что-то теплое и притягательное исходило от Анастасии Александровны. С ней так и тянуло быть откровенным, выговориться, как это бывает со случайным попутчиком в поезде дальнего следования. Чтобы тот увез все напасти с собой, забрал в неведомые края. И никогда, никогда они не вернулись бы вновь…
Анастасия Александровна уже прошла на кухню, убрала со стола ноутбук и теперь наполняла чашки пахучим напитком, от которого поднимался тугой пар. Женька скинул женскую одежду на стул в коридоре и прошел в дом. Он послушно сел за стол, отхлебнул чая, и тот пролетел вниз, отмораживая язык, горло, оседая теплом где-то внутри. Точно зелье, он заставил выскакивать признание за признанием. Женька все говорил и говорил обо всем, что случилось с ним, начиная с ушедшей осени. Анастасия Александровна слушала его молча, не перебивая, лишь внимательно блестели ее лукавые глаза и порой от любопытства чуть раздувались и вздрагивали ноздри. Иногда она не могла сдержать улыбку и тихо хихикала, так что ее тоненькие плечи прыгали под тканью халата. Но вскоре нос ее краснел, и она украдкой промокала глаза платочком. С каждым словом Женьке становилось все легче, будто разговор с Митей – был вышибленной из шампанского пробкой, после чего пена так и била фонтаном. И вот постепенно сосуд пустел, Женька совершенно выдохся и, обессиленный, неприлично распластал локти по столу.
– Как же тебе повезло! – сказала Анастасия Александровна, будто очнувшись от морока.
– Это в чем же? – искренне не понял ее восторга Женька.
– Не каждый похвастается такими необыкновенными воспоминаниями. – Она словно говорила теперь не только о Женьке, а о чем-то необъяснимо значимом и волнующем.
Лицо ее сейчас казалось еще белее, оно будто светилось изнутри.
– Я только теперь понял, каким ничтожеством был, – признался Женька, невольно залюбовавшись своей собеседницей. – И это паршиво…
– Да, порой узнать, кто ты, можно, лишь притворившись другим. – Лицо Анастасии Александровны казалось сейчас почти прозрачным, будто через него глядело само прошлое. – Но ты так молод, в твоей власти все изменить. Главное, нужно понять, чего тебе действительно хочется…
Она вдруг поднялась и начала поспешно убирать со стола посуду, руки ее дрожали, от чего чашки касались друг друга боками, слегка позвякивая высоким чистым керамическим звоном.
– Ну все, теперь иди, – кинула Анастасия Александровна через спину, – признаться, я очень утомилась, так давно ни с кем не говорила…
– А чего хотите вы, запирая себя в этих стенах? – Женька пытался поймать ускользающий взгляд этой странной женщины.
– Теперь только покоя.
Она устало указала на дверь, и Женька даже сообразить не успел, как снова оказался на лестнице. Ему показалось, что никогда еще он не был так далек от понимания, что с ним происходит. Он был растерян, изумлен и чувствовал себя окончательно запутавшимся. Не знал он еще и того, что именно с этого момента клубок покатится, постепенно раскручивая нить. Точно ее хвост застрял сейчас под дверью загадочной квартиры, где в безвременье и одиночестве жила старая дама, впустившая в свой мир нового человека впервые за долгие годы…
Глава двенадцатая,
где рассказывается, из чего растут зубы ненависти
Зима свернулась клубочком, съежилась и почти что исчезла в лучах наступающей весны. Женька тоже барахтался в этих лучах, сплавляясь до школы и обратно по глубоким лужам рябых московских дорог. Он еще толком не разобрался в себе, продолжая хорошо учиться, но как-то по инерции. Без труда, но и без излишней инициативы. Самые большие трудности вызывала коварная физкультура, тренировать ум выходило куда эффективнее, чем мышцы. Теперь Женька сидел один за партой возле окна, которую круглый год продували ветра. Эля совсем отдалилась, она пересела к узколобой двоечнице, которую изо всех сил тянула к лучшей успеваемости. А та вяло упиралась, отказываясь даже переписать домашнюю работу, и тогда Эля, меняя почерк, выводила кривые каракули в чужой тетради. Иногда Женька замечал на себе ее странный, задумчивый взгляд, но лишь только это случалось, Эля сразу непринужденно отворачивалась и больше не проявляла и грамма внимания.
Николь же казалась теперь лишь прекрасным миражом, Женька давным-давно не виделся с ней. Он знал, что Ника несколько раз приходила в школу на спектакли «Маски», но сам не казал туда и носа. Ему отвратительно было даже представить, как Ника восторженно аплодирует Каю в лице гнусного Стаса Ищенко. И вроде, по слухам, играл он плохо, забывая текст и путая слова. Но все равно Женька чувствовал бы себя побежденным, находясь в зале, когда враг топчет ногами заветную сцену. А что сказать Нике и как достойно объяснить свою выходку с переодеванием – он до сих пор не знал. Несколько раз в столовой и на переменах Женька встречал Митю Титякова, но тот сторонился его. Сразу отворачивался или делал вид, будто спешит куда-то. Теперь Митя носил очки, потому о приближении Женьки узнавал заранее, лишь только тот показывался на горизонте. Но все это еще можно было как-то терпеть и жизнь казалась вполне сносной, если бы не постоянные стычки со Стасом. По совершенно непонятным причинам Ищенко никак не хотел оставить Женьку в покое. Вечно поддевал обидными шуточками, а порой старался напакостить исподтишка. И когда Женька не мог отыскать в раздевалке своего мешка со сменной обувью или же его школьный рюкзак вдруг начинал летать по коридору, от ноги к ноге, – рядом всегда оказывалась ухмыляющаяся физиономия Ищенко. Он мог выглядывать из-за вешалок или что-то шептать на ухо футболистам, пинающим рюкзак. Но как только Женька решался нагнать обидчика, Стас тут же растворялся в кишащих учениками школьных коридорах, ловко сливаясь с толпой.
И вот, когда Женька уже решил оставить в покое тайну этих беспричинных стычек, причислив ее к вечным загадкам природы, произошел случай, который пролил свет на эту темную историю. А вышло вот что.
В тот день Ищенко совершенно осатанел. Столкнувшись с Женькой в коридоре, он громко и самодовольно выкрикнул:
– А наш немощный Жендос завалил весенний кросс!
Со всех сторон полился смех, а Стас тут же пропал из вида. Вокруг, точно вода, стекались друг к другу ученики, множество лиц, и все не те.
