– Кузявкина!
Никто не сделал и шагу к двери.
– Кузявкина! – повторил голос еще тише и окончательно смолк.
Коридор в смятении крутил головами, все пытались понять, чья же теперь очередь на прослушивание. Кузявкиной нигде не было. И вдруг Женька почувствовал, как Ника отдаляется, кто-то тянул ее от него, стараясь оторвать, как прилипшую жвачку.
– Ника, ну иди же! Тебя вызвали!
Женька не верил ушам своим, неужели возвышенная Николь носила такую неблагозвучную фамилию? Он никак не мог соединить в одно ее образ и это несуразное слово. Тем временем сама Ника истерически пучила глазки, царапала Женьку за плечи, а потом вдруг выкрикнула:
– Вот же она! Кузявкина! – Она оторвала одну руку от Женькиного плеча и тыкала в него острым пальчиком. – Струсила – упирается!
И не успел Женька ничего толком сообразить, как Ника уже сама толкала его к приоткрытой двери в конце коридора. Но самое неприятное, Стас воспринял эту шутку с не меньшим энтузиазмом. Видимо, сообразив, что от Ники сегодня все равно пользы не будет, а так хотя бы появлялся повод развеселиться. Вдвоем, под одобрительный гул поступающих (глядя на упирающуюся громилу в юбке, все они изживали свои внутренние страхи) Женьку все же впихнули в жуткую комнату, где проходило прослушивание. Он влетел туда на всех парах, с трудом умудрившись затормозить до того, как разнес в щепки ряд невысоких столов, за которыми восседала комиссия.
– Что же вы так долго? Слушаем вас, Кузявкина! Начинайте! – прозвучало, как приговор.
Тут можно было сразу развернуться и уйти, по возможности не теряя достоинства. Больше никто не удерживал Женьку, и жизнь его могла войти в нормальное русло, вскоре все забыли бы про этот странный инцидент. Но в Женьке всколыхнулось что-то глубинное, позабытое в суете дней. И язык сам собой, без малейшего контроля, пошел сипло выдавать отрывок из роли Кая, так и не сыгранной в «Маске». Женька не видел перед собой ничего, изумленная комиссия оставалась сидеть в настоящем времени, тогда как Женька полностью погрузился в прошлое. На глаза невольно наворачивались слезы радости, в горле застрял комок, он снова чувствовал себя на месте, там, где должен был быть всегда! Но почему-то в его прекрасное прошлое все настойчивее врывались какие-то грубые слова, даже окрики. Женька очнулся. Несколько пар глаз – ироничные, удивленные, возмущенные – взирали на него. Кажется, его просили остановиться.
– Я понимаю, вы разволновались! – Наконец Женька смог разобрать слова, летящие из крупного рта худощавой женщины с соболезнующими глазами. – Но то, что вы читаете, не заявлено в программе для прослушивания…
– Можете просто прочитать стихотворение? – вздыхал грузный мужчина, отирая лысину платком. – Или отрывок из басни?
Женька затравленно озирался, зачем-то теребя подол юбки.
– Но я не помню отрывков, – пискнул скорбно, – мы басни в школьном кружке не ставили, никто зверей играть не хотел.
– Танцуешь? – устало спросила юная девушка, кажется, немногим старше Женьки.
– Вы приглашаете? – ответил невпопад.
За окном пылало лето, оно лезло духотой в распахнутые окна, и Женьке стало нехорошо, комната поплыла перед глазами. Столы раскачивались, точно лодки, а шариковые ручки вдруг распухли, показавшись настоящими веслами. Его повело мимо столов в темпе медленного вальса, ноги заплетались.
– Послушай, девочка, – взмахнула веслом большеротая. – Приходи через годик, повзрослеешь, укрепишь нервы. Армия тебе все равно не грозит…
И тут все остановилось, замерло, не было больше качки, лодок и весел. Женька вернулся в настоящее.
– Да никакая я вам не девочка! – ухнул неокрепшим тенором. – Надоел этот спектакль, честное слово!
Затем сорвал с головы бандану, швырнул на стол сушеные бусы и взялся за узел на рубашке. Комиссия замерла. Лысый приложил платок к глазам, большеротая прикусила губу, а молоденькая даже взвизгнула, когда Женька уверенно и дерзко стащил с себя юбку. Под ней были летние шорты.
– Мальчишка! – оторвал платок от глаз здоровяк. – Вот те на! Не разглядел!
А Женька уже развернулся к двери, оставив мамину юбку скромно лежать в углу комнаты.
– Эй, погоди, ты куда собрался? – окликнула большеротая.
– В армию! – Женька хлопнул дверью.
И тут же оказался в коридоре, где на него выпучились Стас и Ника. Повисла пауза, Женька держал ее с привычной сноровкой. Лицо Ники сначала размякло, точно не могло найти нужное выражение, потом напряглось, губы вытянулись и стали совсем узкими, ноздри раздавались, глаза бродили по Женькиной возмужавшей фигуре. Руки распахнулись и стали взлетать, точно крылья испуганной наседки. Ника на миг оторвала взгляд от Женьки и метнула в сторону Стаса, тот будто сконфузился, извинительно пожал плечами – мол, все знал, прости! Ника махнула крылом и на него. Затем рот ее распахнулся, она искала подходящие слова, изучая Женьку с каким-то диковатым, свирепым восторгом. И тут дверь снова распахнулась, чуть ударяя Женьку в спину.
– Эй, парень! – В коридор выглянула голова молоденькой девушки. – Ты же никакая не Кузявкина?
– Нет!
– А как твоя фамилия?
– Рудык. Евгений.
Она что-то чирикнула в тетрадочке.
– Приходи обязательно на второй тур, Женя! – и, улыбнувшись, добавила: – Можно сразу в штанах. – Потом глянула в глубину коридора, где по стенам в трепете расползались поступающие. – Следующий! – крикнула громко, на груди ее вздрогнули Женькины бусы. – Курочкин!
Мимо Женьки к двери просеменил нахохлившийся мальчишка с нервным лицом.
– Я в шоке! – выдохнула наконец Ника, все еще с упоением рассматривая Женьку.
И Женька, как Станиславский, готов был ей ответить: «Верю!»
Глава четырнадцатая
о том, как хорошо быть собой
Наконец свершилось то, чего Женька ждал и боялся, о чем мечтал, но в то же время сам внутренне противился завершению этого маскарада. Ника приняла его мужское обличье лучше, чем можно было ожидать. Что уж тут говорить, сидела бы она в комиссии, взяла бы Женьку на курс сразу – без дальнейших экзаменов. Никогда еще она не смотрела на него с таким ликующим возмущением, никогда в ее глазах не было столько чувств! Но Женька почему-то смутно ощущал, что должен сейчас быть совсем в другом месте. Не все еще завершено, не все точки расставлены в этой истории длиною в учебный год.
Не дожидаясь, когда Ника окончательно придет в себя, он кивнул Стасу, чтобы тот придержал подругу, и выскочил вон из тощего коридора, пронизанного трепетом и страхом. Ника что-то выкрикнула ему вслед, теперь она хотела держать Женьку при себе, разглядывать, изучать, точно новую игрушку. Но его уже не было рядом: Женька спешил по Новопесковскому до Старого Арбата, а оттуда под землю, в метро, чтобы вынырнуть к солнечному свету уже в родном тихом районе на северо-западе Москвы. Длинная юбка больше не стесняла шага, и Женька даже чуть подпрыгивал от распирающей легкости. Он пронесся мимо своего дома, туда он вернется позже, а сейчас ему не терпелось поговорить с Элькой, он только сейчас понял, как сильно соскучился по своей старинной подруге. А все остальное еще успеется, где-то там, во взрослой жизни, куда он уже ступил одной ногой. Главное – не оставить незаконченных дел в прошлом, иначе они так и станут тянуть назад, тормозить, заставляя постоянно оглядываться.
