– Как говаривал Меценат, – вставил я, – все люди делятся на две категории: одних обжорство убивает, других лечит. Похоже, ты относишься к счастливцам из второй.
– А то! Все раны зажили, как на собаке! И стоило мне выздороветь, я сразу же получил приглашение от Терциллы, переданное ею через служанку. «У всех баб одно на уме», так я тогда подумал. А потому, приняв приглашение, отправился к ней в гости, ничуть не сомневаясь в дальнейшем, так сказать, течении дел. У калитки меня встречает служанка, провожает в атрий и… что я вижу?! Назон, вижу я такую красоту, какую и за миллион не купишь! В центре атрия стоит статуя Дианы-охотницы. Белая, свежая, как вишневый цвет. Вокруг нее в стенах – три ниши. В одной – Юпитер, в другой – Феб, а в третьей… статуя из третьей ниши, похоже, разбилась, потому что там только чьи-то ступни на постаменте видны, а больше ничего нет… Что бы это значило, а, друг Назон? – Барбий озорно подмигнул мне.
Конечно же, предполагалось, что я отвечу «не могу знать». Но я был честен:
– Позволю себе высказать предположение, что твоя Терцилла решила заполнить пустующую нишу новым изваянием. А именно – твоим.
– Но как ты догадался?!
– Уж извини, я разбираюсь не только в поэзии и бывать мне приходилось не только в Томах. Новомодные причуды знати мне известны не понаслышке. То потребуют изваять Ганимеда с чертами популярного мима, то закажут Геркулеса с обличьем любимого возницы.
– Умный ты, Назон, как та корова, которая от трех быков за раз телится. Может, в таком случае, ты мне расскажешь что дальше случилось?
– Дальше не знаю. Но то, что в твоем рассказе наконец появилась обещанная Диана-охотница, пусть даже и в виде статуи, меня обнадеживает.
– Тебя-то обнадеживает, наверное. А вот я, когда узнал, зачем Терцилла меня позвала, поначалу обиделся. Я-то думал, она хочет того… А у нее, оказывается, к тому времени в гостях уже сидел скульптор… Гречишка, разумеется… Зеноном назывался. То ли отпущенник, то ли свободнорожденный, сама Кумская сивилла не разберет, но держался он царем царей. Так, будто это он, он сам, своими руками высек из горного хрусталя и море, и небеса, и всех людишек из глины налепил. А речь! Ты бы послушал! «Хайре, то есть приветайствую… Сейксяс я тебя посмотрейон… Тяк… Тяк… Повернийтесь, мюе гетайр… Наклонийтесь… Кякой занимайтельный фюзис…» Тьфу! Этот Зенон как нарочно кривлялся! А моя Терцилла благосклонно кивала каждому слову урода! Сущая пытка, друг Назон. Правда, душой кривить не стану: когда я узнал размеры вознаграждения, я сразу примирился с необходимостью слушать паскудного Зенона в течение нескольких месяцев. Вот так и получилось, понимаешь ли, что я намеревался связаться с бабой, а связался с богиней.
– Маловато логики. Из сказанного тобою вытекает, что ты хотел связаться с бабой, а связался с мужиком.
– Тьфу на тебя, Назон. Не расскажу больше ничего! Слишком ты легкомысленный! А история у меня серьезная, – подвел черту Барбий и на глазах помрачнел, как будто почернел даже.
Ни о богинях, ни о женщинах в тот день мы больше не говорили. Но я чувствовал: мне суждено узнать всю правду.
10. Так и вышло. Месяц на небе похудел и когда до новолуния оставалось два дня – тяжелых, как мельничные жернова – Барбия вновь прорвало. Видать, в новый лунный месяц он хотел вступить с чистой совестью, как выражались мои бывшие коллеги по уголовным заседаниям.
Как выяснилось, история, рассказанная Барбием, нисколько не относилась ни к гладиаторским побасенкам, ни к сказам о том, кто, где и как блудил. И конец ее настолько не вязался с зачином, что хочется предположить, будто вначале Барбий был в настроении красиво наврать мне, но потом отчего-то врать раздумал.
Итак, новоиспеченная звезда гладиаторской арены Барбий принялся ходить к Терцилле, позировать для статуи Геркулеса. Старую статую, по словам домоуправителя, разбили нерадивые рабы – устроили драку из-за одной беспутной девчонки, вот в пылу драки-то…
Скульптор Зенон показал себя человеком дельным, хоть и задавакой. Своей мастерской в городе он не имел, да и иметь не хотел, предпочитая исполнять сложные скульптуры прямо на дому у заказчика. Заказчиками же выступали сплошь знатные мироеды, дома у них были обширные, да и народу там толклось обычно столько, что одним зеноном больше, одним меньше…
В доме Терциллы Зенону отвели сарай, приставили к нему двух помощников и, считай, зачислили на довольствие. Кормили отменно, угождали, оказывали почести.
Такая жизнь скульптору нравилась, поэтому с Геркулесом он не спешил.
Терциллино семейство принадлежало к всадническому сословию. Патер фамилия по имени Клодий, отец Терциллы, был мужчина моложавый, толстомясый и веселый.
В меру сил занимался Клодий шлюхами, в меру сил – делами (и рудники у него имелись, и цветочные плантации, и лавки благовоний повсюду, даже несколько в Городе).
Первое в пороки записать было трудно, поскольку мать Терциллы умерла родами, жениться же во второй раз Клодий не стал. От добровольных сватов отбивался он цитатами из греческих философов – убежденных педерастов и лютых женоненавистников.
Батюшка Клодий проводил время в разъездах, души не чаял в Терцилле и Фурии (так звали брата-близнеца Терциллы), смотрел на все проделки детей сквозь пальцы и на средства не скупился, раздумывая лишь над тем, что бы еще такого подерзее выкинуть – в смысле денежных трат.
Это была его идея: заказать для дома баснословные росписи и дорогую скульптуру, чтоб как у самого Цезаря. Предшественник Зенона Никанор, тоже гречишка, был так рад щедрому заказу, что изваянию Юпитера придал черты Клодия – очень уж хотел подольститься.
Целые дни Терцилла проводила под надзором своего брата-близнеца Фурия.
Странным малым был этот Фурий.
Делами и службой не интересовался вовсе, женщинами – тоже, хотя был отчаянно красив лицом и прекрасно сложен. Казалось бы – влюбляйся сколько влезет. Но нет! С большой охотой Фурий бренчал на кифаре, читал какие-то сомнительные мистические книжки (судя по описаниям невежды Барбия – пифагорейские), любил гадания и безделье. При этом был чудовищно обидчив, нервен и болезненно привязан к Терцилле.
Стоило Терцилле задержаться на рынке на лишний час, как дома ее ждала гнусная сцена – Фурий рыдал и вопил, Фурий грозился покончить с собой и рвал на себе волосы – в общем, куда там Еврипиду с его трагедиями.
Проницательный Барбий отмечал, что именно из-за Фурия, а не из-за папеньки, Терцилла досидела в девках до двадцати семи годов.
– У нее и хахалей-то никаких не было, представляешь? Я девой ее взял! Невинной девой! – шептал Барбий и глаза его сумрачно блестели.
– Ты же говорил, она жрицей при храме Божественного Юлия состояла? Может, этим все и объясняется, друг? – предположил я.
В общем, Терцилла была не замужем. Терцилла была девственницей. Терцилла была красива и несчастлива.
Этих трех обстоятельств опытному в любовных делах Назону хватило, чтобы с гарантией предсказать: неприступная Терцилла обязана влюбиться в Барбия. Потому что боги создали плотины для того, чтобы время от времени плотины рушились, порождая водопады, наводнения и катастрофы, это вам любой вавилонянин подтвердит.
