В годы войны против североамериканских колоний шпионажем при случае занимались даже самые высокопоставленные лица. Летом 1777 года английский посол в Берлине Хью Эллиот подкупил слугу в гостинице, где остановился Артур Ли, и получил ключи от номера американца. Эллиот в отсутствие Ли побывал в его комнате, похитил находившиеся там бумаги и поспешил в посольство. Там несколько человек принялись лихорадочно переписывать похищенные документы, а Эллиот тем временем вернулся в гостиницу и, изображая из себя путешественника, сочувствующего делу колонистов, встретил возвратившегося Ли и втянул в длинную двухчасовую беседу. Лишь в 10 часов вечера Ли поднялся к себе в комнату. Вскоре оттуда раздались вопли: «Разбой! Ограбление!» Между тем англичанин покинул отель, наскоро переоделся в посольстве и, прихватив документы, с которых уже были сняты копии, опять появился в гостинице. Он передал бумаги портье, сказал, что они были вручены ему каким-то незнакомцем, который после этого немедля исчез. Атташе английского посольства Листон, загоняя лошадей, помчался в Гамбург, чтобы оттуда с первым кораблем добраться до Лондона. Подозрения в краже бумаг, естественно, пали на Эллиота. А тот даже не отрицал этого, небрежно объяснив, что, мол, один из его слуг из чрезмерного усердия похитил бумаги, но он, как только узнал об этом, поспешил вернуть их законному владельцу.
Прусский король Фридрих II воспользовался случаем, чтобы выразить свое неудовольствие, мягко говоря, бесцеремонностью английского дипломата. В Лондоне казус обсуждался министрами в присутствии самого Георга III. Тот с привычным ханжеством выразил «неудовольствие поведением посла, рвение которого при исполнении служебного долга столь же несомненно, как и его способности, но который проявил склонность отклоняться от благоразумного принятия во внимание его собственного положения и достойных принципов двора, чьим представителем он является». Вскоре буря улеглась, и Эллиот получил награду в 500 фунтов стерлингов.
Известный адмирал сэр Джордж Родней при посещении Франции в 1778 году, как он сам сообщал одному из английских министров, собирал сведения о планах использования различных соединений французского военного флота и обещал пересылать информацию в Лондон, как только будет представляться тому возможность. Мобилизовывались даже резервы. После дипломатической карьеры редко переходили на службу в разведку. Тем не менее Ричард Окс, бывший английский поверенный в делах в Петербурге и посланник в Варшаве, во время войны против колоний и их союзников поставлял разведывательные данные из Парижа, Остенде и Бреста, особенно о состоянии французского и голландского военно-морских флотов.
Джозеф Йорк, 20 лет бывший послом в Голландии, создал сеть шпионажа, независимую от разведки адмиралтейства. Георг III писал о сэре Джозефе в 1778 году, что он «замурован на посту внешнеполитического часового в Гааге». Сбор информации о Голландии или сведений, поступавших в распоряжение голландского правительства, был при этом самой несложной частью дела. Законодательство Нидерландов предусматривало, что информация, которой располагало центральное правительство в Гааге, должна доводиться до сведения властей провинций и даже отдельных городов. В результате к британскому посольству многократно обращались различные лица с предложением о поставке информации по сходной цене.
В 1780 году британская секретная служба подослала своего агента, именовавшего себя Монтегю Фоксом, к французскому послу в Голландии герцогу Лавогюйону. Выдавая себя за представителя вигских лидеров, выступавших против войны с колонистами, Фокс пытался через Лавогюйона подбросить французскому командованию отлично сработанные фальшивки — мнимые приказы британского военно-морского министерства, прямо противоположные тем, которые на деле были посланы английским адмиралам.
Во второй половине 80-х годов XVIII в. английской дипломатии удалось добиться крупных успехов. Был положен конец одиночеству, в котором очутилась Великобритания после войны против восставших североамериканских колоний и присоединившихся к ним европейских держав. Франция, недавно возглавлявшая антианглийскую коалицию, в которую входили Испания, Голландия и молодые Соединенные Штаты Америки, напротив, оказалась изолированной на международной арене. Главной причиной этих успехов Лондона было быстрое возрастание экономического могущества Англии, в которой происходил промышленный переворот, создавалось крупное машинное производство, и кризис феодально-абсолютистского строя во Франции, стоявшей накануне революции. Это ярко отразилось в первой из дипломатических побед, одержанных Великобританией в те годы, — заключении в 1786 году англо-французского торгового договора, который распахнул двери Франции для британских промышленных товаров. Между прочим, английским уполномоченным, проведшим переговоры о подписании мира, был Уильям Иден — руководитель английской секретной службы.
Во второй дипломатической победе Англии большая роль принадлежала самой секретной службе. В Лондоне поставили целью уничтожить преобладающее французское влияние в Голландии. Оно опиралось на республиканскую буржуазно-демократическую оппозицию, выступавшую против власти штатгальтера Вильгельма V. В ноябре 1785 года между Францией и Голландией был заключен союз, по которому Париж должен был воспрепятствовать попыткам штатгальтера восстановить свою почти не ограниченную власть с помощью иностранных держав. Этот договор подготовил уже упоминавшийся герцог Лавогюйон и его преемник маркиз де Верак.
Как раз в самый разгар переговоров о франко-голландском договоре в Гаагу прибыл новый британский посол сэр Джеймс Гаррис, позднее известный под именем лорда Мэлзбери. Ему в это время было около сорока лет. Гаррис родился в 1746 году в Оксфорде. Он учился вместе с Чарлзом Фоксом, позднее знаменитым лидером вигов, поддержка которого немало способствовала карьере Гарриса. Другим приятелем Гарриса был Уильям Иден, впрочем, далеко не дружественно относившийся к нему впоследующие годы. Он даже называл Гарриса ханжой и хвастуном, хотя, по мнению известного историка А. Коббена, автора специального исследования о голландской миссии Гарриса, эти обвинения были несправедливыми. Однако при этом Коббен ссылается лишь на то, что Гаррис вел себя совсем не по-ханжески ни в Оксфорде, ни в Лейдене, где он изучал голландский язык и заканчивал свое образование, и что, наконец, когда после начала дипломатической карьеры в Берлине Гарриса переводили в Петербург, он успел жениться на шестнадцатилетней девушке. Однако Уильям Иден, вероятно, давая оценку Гаррису, менее всего думал о его супружеских добродетелях.
Красивый молодой дипломат рано обнаружил умение соединять способность быть любезным хозяином или желанным гостем на светских приемах с качествами прирожденного политического интригана. Непринужденность в разговоре, сдержанность, остроумие сочетались у него с тонкостью анализа дипломатической ситуации, ловкость в споре — с купеческой прижимистостью в переговорах, он был самоуверен, решителен, холодно беспощаден, не привык брезговать никакими средствами и явно испытывал удовлетворение от собственных хитроумных маневров, продуманного, рассчитанного коварства. Впрочем, продемонстрировав недюжинную ловкость еще будучи секретарем посольства в Мадриде, Гаррис куда менее преуспел в сумеречной прусской столице. Он сам признавался, что нашел берлинских дам куда более податливыми на убеждения, чем престарелый Фридрих II. Небольшими были и плоды усилий Гарриса при дворе Екатерины II. Светские успехи нисколько не приближали его к цели — заключению союза с Россией, столь желанного для Англии в годы войны против североамериканских колонистов и коалиции европейских держав. Гаррис был умным человеком и вскоре понял, что Екатерина ведет с ним сложную игру, время от времени завлекая его надеждой на подписание союзного договора. Как саркастически писал Гаррис, его образ действий очень напоминал поведение одной знакомой ему супруги испанского гранда, десять лет считавшей себя беременной и каждые четыре или пять месяцев вызывавшей акушерку. Не желая следовать этому примеру, Гаррис стал жаловаться на плохое здоровье и в августе 1783 года добился, чтобы его отозвали из Петербурга. Заняв в декабре 1784 года пост посла в Гааге, Гаррис с помощью щедрых денежных субсидий сумел укрепить проанглийскую партию сторонников штатгальтера, ослабить республиканцев, ориентировавшихся на союз с Францией, и подготовить почву для прусской вооруженной интервенции. В сентябре — октябре 1787 года прусская армия оккупировала Голландию.
