Она не поняла, потом сообразила, пригнулась – и вновь превратилась в волочащийся груз.
Они выскочили в коридор. Навстречу четверо – плечистые, богатырского роста. Все одеты в цивильные костюмы, выглядящие как униформа. Лица встревоженные, недоуменные.
– Стрельба в зале! Женщина ранена! – отрывисто крикнул им Егор, не дожидаясь вопросов. – Из зала никого не выпускать! Перекрыть служебные выходы! Полицию и скорую!
Трое потопали дальше, а четвертый задержался. Уставился на них, пытаясь понять, кто это тут раскомандовался. Не понял и стал уточнять, весьма недружелюбно:
– А ты кто та…
– Управление! Четвертый отдел! – отчеканил Егор, не дожидаясь конца вопроса.
Небрежным и привычным жестом он потянулся к внутреннему карману. Детина расслабился – и тут же согнулся пополам, словно отвешивая земной поклон дорогому гостю из Управления. Затем стал заваливаться на бок.
Егор потянул Юлю дальше, но у нее наконец прорезался голос. Правда, не совсем тот, что привыкла слушать постоянная аудитория программы «Наша эра», – в среду в двадцать тридцать, в субботу в семнадцать ноль-ноль.
– Ты дебил?! – взвизгнула она, упираясь, тормозя движение. – Что творишь?! Здесь приличное место! Зачем…
– Заткнись, – перебил Егор.
Говорил он без крика, но прозвучало это очень страшно. Она замолчала. И перестала упираться. Он продолжил:
– Там, в зале, баба словила пулю. А должна была словить ты. Теперь молчи. Все разговоры потом. Когда выберемся. Если выберемся. Молчи, сбавь шаг и улыбайся.
Она шагала, она молчала, она улыбалась (хотелось бы взглянуть потом на эту улыбку). В холле он усадил ее на диванчик, метнулся куда-то. Вернулся быстро, через считаные секунды. Ей показалось, что прошла вечность. За вечность она успела понять, что произошло. Да, там стреляли. Да, стреляли в нее – недаром же прожектор разлетелся над головой, осыпав стеклянной крошкой. Или не в нее. В него. Или в них обоих. Но стреляли всерьез, без дураков. Настоящими пулями. Способными убить. Его жестокий и кошмарный мир ворвался следом за ним. А она идиотка.
На констатации этого факта вечность закончилась. Появился Егор, вновь потянул за собой.
– Выходим на парковку. Держись рядом и мгновенно выполняй любую команду.
– Ключи… – безжизненно произнесла она. – В сумочке, в зале…
– Плевать. На твоей нельзя… Потом заберешь и ключи, и тачку.
На улице уже стемнело. Парковка выглядела зловещей. Погасшие фары машин уставились, как глаза оцепеневших чудовищ. Оцепеневших, но готовых в любой момент ожить и растерзать. Казалось, что в какой-то из машин сейчас опустится стекло или распахнется дверца, высунется черный хищный ствол, и…
– Забейся за колонну и не отсвечивай. Я сейчас вернусь.
Он быстро, почти переходя на бег, пошел вокруг здания, к главному входу. Юля разглядела в его руке не то кепку, не то фуражку, вяло удивилась: когда и у кого, а главное – зачем, успел умыкнуть? И выполнила команду – укрылась за колонной от немигающих взглядов фар.
На парковку вкатила машина, развернулась. «Бугатти». Она вздохнула. Нормальные люди. На нормальной машине. Из нормального мира. А она… Ей захотелось вернуться в зал ресторана. И убедиться: там все в порядке. Кошмар рассеялся. Мир остался прежним и прочным.
Дверца «бугатти» приоткрылась. Егор призывно помахал рукой. Она шагнула вперед неуверенно, сомневаясь: может, все-таки вернуться в зал?
– Быстрее, – поторапливал он. – Скоро здесь будет вся королевская рать. При поддержке авиации и бронетехники. Полночи проведешь, давая показания. Говорил же: в пельменную надо ехать!
Она засмеялась. Не веселым смехом, а скорее истерическим. Смеясь, она села в машину. «Бугатти» вырулил со стоянки и укатил. Машины с мигалками подъехали через три минуты.
Первые полчаса Егор кружил по городу, по видимости, бесцельно. Как она потом поняла, просто давал ей время прийти в себя. Оклематься.
Она пришла и оклемалась, она умела быстро вскакивать на ноги после нокаутирующих ударов судьбы. Оклемалась и тут же начала обвинять:
– Ты угнал машину… А я пособница.
– За кого ты меня принимаешь? В жизни не унижался до кражи.
– Еще хуже… Значит, я пособница грабежа? Или разбойного нападения? Сколько мне полагается?
– Расслабься… Имел место факт добровольной передачи имущества. Ты не поверишь, но есть такие глупые дельфины: подкатывают к ресторации и сами отдают и тачку, и ключи с симкой, как только увидят фуражку с оранжевым околышем.
Она тяжело вздохнула. Но оплакивать свою печальную судьбу соучастницы перестала. И даже посоветовала:
– Не вздумай держать меньше ста двадцати.
– Не маленький, сам знаю…
Если ехать на «бугатти» или другой машине того же класса, законопослушно придерживаясь установленных в городе ограничений скорости, постовые начнут махать своими жезлами. Ибо сообразят: или машина угнана, или владелец ее сотворил нечто серьезное и старается теперь быть святее папы римского. Может, у него криминальный труп в багажнике…
Сильно разгоняться тоже не рекомендуется. Сто двадцать – золотая середина.
– Удачно сходили поужинать, – без малейшей иронии сказал Егор, вырулив на Лиговку.
– Любопытно… Боюсь представить, как выглядит неудачный ужин в твоем понимании. Очень кроваво выглядит, я полагаю.
– Я не о том… От пуза натрескаться в дорогом кабаке и ни копейки не заплатить – не каждый день такое удается. Удачно зашли.
– Куда мы едем? – Она заметила, что машина перестала бесцельно кружить и катится куда-то вполне целеустремленно.
– В одно местечко… Отсидишься, пока я разберусь, кто стрелял и зачем. Не люблю, когда вокруг пальба непонятного происхождения… Раздражает.
Тут она взорвалась:
– Мне незачем отсиживаться!!! Это твоя стрельба! Вернее, по тебе! Ты притащил это дерьмо из своего мира! Ты! И теперь тянешь туда меня! А мне там нечего делать! НЕЧЕГО!!! Останови. Я выйду.
– Хорошо, остановлю. Но сначала скажи: ты часто бываешь в том ресторане?
– Ну… бываю… не каждый день…
– Раз в неделю? Раз в месяц? Еще реже?
– Скорее, чаще. В среднем два-три раза в неделю. Удобно расположен, кухня хорошая…
– Попробуй включить свои профессиональные качества. Ты провела достаточно журналистских расследований заказухи, чтобы представлять механику. Я впервые был в заведении. Попал туда случайно, даже для себя неожиданно. Пусть меня срисовали прямо на входе – можно за два часа организовать и исполнить покушение?
Она молчала. Егор не открыл ей никаких Америк. Она все понимала не хуже его. Но мозг отказывался от этого понимания, искал любую зацепку, любую альтернативную версию.
