Увы, я знал цену этим клятвам. Мой опыт свидетельствовал, что я вполне успею усвоить шмат тюленьего хвоста, а может, и еще пару фирменных блюд, прежде чем появится моя «единственная».
Я не ошибся.
Сытый и немного протрезвевший, я вот уже десять минут стоял у аквариума с крупными акулами, который был главным украшением танцбара. Собственно, на крыше этого аквариума, куда вели хрупкие с виду лесенки из стекла, и происходили по ночам танцы-зажиманцы.
Рядом со мной развлекалась компания подвыпивших и не на шутку сексуально озабоченных курсантов-летчиков. Они каламбурили, тыкали пальцами в стекло аквариума, громко восхищались хищными тварями и цеплялись ко всему, что движется…
– Эй, зайка, присоединяйся! Не хочешь? Ну, дело твое…
Пустая трата времени!
По собственному опыту я знал, что любителям дармовщины, то есть любовных экспромтов, «У Кролика» делать нечего. Ведь с первого взгляда ясно, что все особы женского пола в прямой видимости от тебя либо на работе, либо ангажированы кем-то пошустрее да побогаче, либо просто виртуальные трансвестаи: мужики в голографическом женском обличье.
Последних, кстати, я узнавал с одного беглого взгляда. По избыточным габаритам.
Самый заводной курсант стал вызывающе громко клеиться к менеджеру зала – высокой спортивной брюнетке в красной с золотом униформе. Зайка вежливо отбрехивалась. Я отвернулся – уж лучше смотреть на акул.
Со времен работы на подводке я терпеть не мог акул, чья тупость может конкурировать разве только с их прожорливостью. Но хозяин бара, худощавый, патлатый веганец по имени Пепикс с методично продырявленными по тамошней моде бровями, как и все представители его расы, считал акулу символом великодушия и благородства…
Я так засмотрелся в аквариум, набитый зубастым великодушием, что даже не заметил, как появилась она.
– Господин ван Гримм? – пропел за моим плечом мелодичный женский голосок.
Я обернулся. Передо мной стояла девушка приблизительно моего роста, одетая по моде конца прошлого века: тяжелое, с турнюром, приталенное платье из поляризованной серебристой ткани, и высокий стоячий воротник, стилизованный под стекло-кружево.
Шею красотки обвивала змейка из черного металла, хвост которой уходил вверх, к скуле, имитируя древний кронштейн с микрофоном. Волосы ее переливались всеми оттенками рыжего.
Несмотря на затейность костюма, лицо у девчонки было простоватым и вовсе не порочным.
Откровенно говоря, я впервые видел проститутку с такими ясными, детскими глазами. На вид ей никак нельзя было дать больше восемнадцати, хотя с нынешними-то технологиями ей могло быть хоть шестьдесят.
«Плати и молодей!» – как поется в рекламном ариозо одной молодильной компании…
– Привет, – улыбнулся я. Девчонка мне сразу понравилась. – Ну и вырядилась!
– Вы же сами сказали, что стиль не имеет значения, – смутилась девушка.
«Значит, точно недавно в бизнесе! – отметил я. – Опытная проститутка даже разыграть смущение обычно ленится».
– Знаешь, зови меня лучше Серж, – попросил я. От «ван Гримма» на меня пахнуло родной казармой. Кровью. Кошмаром Копей.
– А я – Джонни, – представилась она.
– Неплохо. А почему имя мужское?
– Меня родители так в детстве называли, пока не погибли. Я привыкла. Даже после операции имя решила не менять.
«Значит, снова трансгендер», – сокрушенно вздохнул я.
Я, конечно, знал, что вот уже триста лет медицина позволяет осуществить полную качественную смену пола, вплоть до нормальной репродуктивной функции. И все-таки первые десять минут в компании трансгендерной девушки, да и трансгендерного юноши, я всегда чувствую себя немного не в своей тарелке. Это потом – привыкаешь и все как всегда.
«А что, если и Аля Лаура трансгендерная?» – некстати подумал я. Но тут же отогнал эту мысль прочь. Мне почему-то до смерти хотелось верить, что Аля Лаура настоящая, самая обыкновенная девушка.
– Ну что, пойдем ко мне? – предложила Джонни.
– Куда нам торопиться? Вся ночь впереди, – возразил я.
Мне нравилась Джонни. Но заниматься любовью с совершенно незнакомым человеком мне не нравилось совершенно.
– Как хочешь… – пожала плечами девушка и залилась румянцем.
Я предложил ей выпить за знакомство. Она согласилась. Я направился к ближайшему роботу-кольпортеру, оставив Джонни возле аквариума.
В тот вечер мне не хватило сообразительности просчитать, что будет дальше.
Уже возвращаясь к «акульему» аквариуму с двумя невыливашками «Простофили» (сливки с крыжовниковым ликером и белым тмином), я заметил, что мою Джонни обступили те самые курсанты. Их было трое.
– Зай, ну зай, ты посмотри с кем ты связалась! Или ты по нашивкам нормального мужика от дегенерата отличить не можешь? – гнусил, изображая тертого сердцееда, самый рослый летчик, обладатель классического марсианского загара. – Тебе не стыдно вообще крутить с пехотинцами? Туда же приличный мужик не пойдет, там одни педики. Нравится им вся эта дружба мужская, братство штурмовое, туды-сюды. Не знаешь, что ли?
Все трое курсантов одобрительно заржали. Видимо, мысль показалась им выдающейся.
Джонни стушевалась и вжалась спиной в аквариум. Ей хватало благоразумия не отвечать. Как и все девушки по вызову, она панически боялась неприятностей.
– Да ты вообще знаешь, лапка, зачем Содружеству нужна пехота? – подхватил второй курсант, с густыми каштановыми бакенбардами, щегольски заплетенными в косички. – Чтобы на боевых роботах экономить!
Еще один взрыв смеха, в котором выделялось высокое евнуховидное хихиканье третьего курсанта, тихони. Мой взгляд повстречался с затравленным взглядом Джонни.
– Зай, пойдем лучше с нами, пока твой хахаль не вернулся. Мы тебя угостим по-человечески! Узнаешь вообще, что почем! А ему, если будет вякать, коробку звездюлей распечатаем – и всех делов!
Рослый уперся кулаком в стекло аквариума и интимно навис над моей Джонни, дыша ей в лицо перегаром. Весь его вид должен был, по его мнению, выражать доверительность и готовность к любви и дружбе.
И вот тут я не выдержал. Наверное, просто лопнула струна, до не могу натянутая еще на Глокке. А может, программу поменяли и в «Черный сплин» робот-бармен намешал вдвое больше водки, чем всегда.
Я осторожно поставил бокалы на пустующий столик и решительным шагом направился к акулам.
– Джонни, немедленно отойди, – сказал я.
– Это еще почему?.. – вскинулся рослый.
– Потому что перпендикуляр!
Вмести с этими словами я всадил свой локоть в грудь тихоне.
Удар был таким мощным и неожиданным, что тихоня не успел ни закрыться, ни уйти.
