– А что – хорошая мысль! – кивнул я, предвкушая наш совместный полет и стараясь не думать о цене этого очень недешевого удовольствия.
– Водитель, мы хотели бы изменить маршрут! Нам больше не нужно в Лидию. Будьте добры, доставьте нас на одну из тех баз, на Нью-Йоркском хребте, – потребовал я.
– Вот, и вы туда же… Ну молодежь пошла! Только бы деньги трынькать да жизнью рисковать! – недовольно проворчал водитель, подымаясь на скрестную трассу и закладывая крутой вираж вправо.
* * *
Если бы за пределами Соединенных Провинций Центавра слово «аристократ» значило что-то конкретное, такой вот крылатый отдых на Марсе наверняка назывался бы «спортом аристократов».
Из «Энциклопедии Прошлых Времен» я знал, что когда-то, еще до появления Экологического Кодекса, объявившего лошадей свободным видом, не подлежащим эксплуатации, «спортом аристократов» называлась верховая езда.
Наверное, на многих планетах и сейчас, по сей день, в обход Экологического Кодекса, седлают и взнуздывают всяких там иноходцев и рысаков. Думаю, на Центавре, например, среди нобилей что-то подобное в ходу, хотя вряд ли дождешься от них официального признания.
А вот «крылатый» курорт имеется только один – и тот на Марсе.
И дело здесь не только в том, что мягкий климат Марса, его роза ветров и сила тяжести благоприятствуют таким развлечениям. Просто желающих попробовать себя в полете на «летающих крыльях» сапиенсов не так уж много. И наскребется их ровно на один такой курорт. На самом деле, зачем летать «самому», когда есть куча машин, которые с удовольствием повозят тебя?
Короче говоря, мы с Джонни оказались в числе избранных. Этот факт льстил моему самолюбию. И я легко смирился с тем, что за два дня удовольствия придется заплатить девятьсот талеров…
Весь первый день мы летали под руководством инструктора, который сопровождал нас на гравере. Точнее сказать, не летали – учились летать. Дело это оказалось довольно утомительным и опасным.
Например, все время нужно было бдить, чтобы ненароком не оказаться на пути у кэба (выход на трассу – штраф двести талеров).
Нужно было научиться маневрировать и правильно приземляться, то есть не ломать себе ноги (что при отсутствии у Джонни медстраховки было особенно желательно). К счастью, мы оба были в превосходной спортивной форме, иначе все обучение растянулось бы на недели!
Помимо прочего, нужно было не забывать сверяться с браслетом, измеряющим силу и направление ветра. Ибо ветер в этих местах при всей своей ленце имел коварный нрав. Блуждающая турбуленция, эдакий карманный ураган, могла безжалостно пригвоздить тебя к ближайшей скале.
На наших глазах двое инструкторов сняли с зубастой стены труп летуна-неудачника. А может, и не труп, а рекламную симуляцию. В любом случае коктейль соответствующих эмоций удался на славу. Ибо, скажите, что за удовольствие без опасности?
За наши труды мы были вознаграждены сполна. Таким красивым я не видел Марс никогда.
Вроде бы те же пейзажи, что за окном кэба. И все-таки совсем не те, лучше. Наверное, так устроены люди, что, для того, чтобы что-то в жизни понять, их телам нужно участвовать во всем, а особенно в любви и боли, без посредников.
Кстати, о любви. В первый день мы с Джонни так налетались, что заснули, едва добравшись до постели.
Я даже поцеловать по-человечески ее не смог. Мои губы, облепленные, как и вся поверхность моего тела, биостимулирующим кремом, не способны были на этот скромный подвиг…
Зато поутру, бодрые и сильные, словно потомки древних титанов, мы совершили наш первый самостоятельный полет.
Крыло Джонни было цвета белого золота. Мое – переливалось семью цветами марсианского флага. Теперь мы тоже были похожи на лепестки, украденные ветром из райского сада.
Может быть, на какую-то минуту мне даже удалось почувствовать себя бессмертным.
В том смысле, что среди этой рвущей душу красоты мне вдруг стало совсем не страшно умирать. Вроде как все самое стоящее в этой жизни я уже увидел.
Мы облетели вокруг знаменитого трехперьевого Пика Серафимов и неспешно пересекли самое маленькое из озер Галея – Зеркальное.
Поверхность его и впрямь была изумительно гладкой. Благодаря уникальному сочетанию цвета дна и коэффициента преломления горькой, перенасыщенной солями воды озеро отражало мир во всем его скрытом, умопомрачительном, жестоком величии. Даже мы, две цветастые фигурки, были отражены с какой-то неожиданной десятикратной щедростью и предстали собственным взорам как огромные огненные фениксы из Большого Красного Пятна.
Я медленно повернул голову.
Вдалеке, справа от меня, исполинским ящером разлегся хребет Бетховена, за ним – еще один, неизвестный мне, набранный из череды черных вулканов. Этот второй хребет, кажется, был антропогенным…
А где-то очень далеко в той же стороне рвалась вверх, в термоядерные объятия своего солнца Анаграва – город, где родилась Джонни.
Вспомнив о Джонни, я перевел взгляд на девушку. Лицо ее казалось возвышенным и радостным. Впрочем, не знаю, было ли оно таким на самом деле. Прозрачное забрало ее шлема сильно бликовало.
Я почувствовал, как из глубин моей души растет искренняя симпатия к моей замечательной проститутке. Ко всем замечательным проституткам и шлюхам мира!
«Но это лишь симпатия», – вздохнул я. Вдруг мне стало совершенно ясно: бессмертие, которым я только что грезил, – фикция, самообман, дешевые сопли молодого эстета.
Мне нелегко было признаться себе в том, что настоящее бессмертие может подарить только любовь.
Глава 6
Роман с психосканером
По крайней мере не мешайте этому юноше прийти на помощь извращенному веку.
Вергилий
– Идет салага. Несет букет синтетических роз с ароматическим покрытием лепестков. Сержант его спрашивает: «Куда идете, джентльмен?» Салага говорит: «Вот, бабу иду поздравлять. Сегодня ж День Ромео и Джульетты!» Сержант удивился и спрашивает: «Так цветы же синтетические?» А салабон ему: «Так и баба-то у меня резиновая!»
– Ну и что, что она резиновая? Многие люди не могут себе позволить настоящих женщин, таких, как Лейла, например, – без тени улыбки сказала Джонни.
– Ну Джонни, солнышко, – набравшись терпения, начал объяснять я. – Это же анекдот. Понимаешь? А-нек-дот!
– Все равно не понимаю, что здесь смешного?
– Ну как, – растерялся я, – смешного здесь то, что мужик на полном серьезе несет своей бабе искусственные цветы… Понимаешь, здесь комизм ситуации в том, что людям все равно нужна любовь, пусть даже к резиновой бабе. Ну даже не знаю, что именно здесь смешного, но все смеются!
– Может, у меня что-то с чувством юмора…
Все, кому я рассказывал этот анекдот раньше, смеялись. Хотя, наверное, он был ровесником первой искусственной женщины, тогда еще безголосой и немеханизированной, выставленной на продажу в секс-шопе.
