Я даже инъектор расторопно к ней присобачил, как положено настоящему холую. Хотя, если так подумать, какого черта я должен тут ему прислуживать на квартире у шлюх? Вот пусть бы Лейла ему и подносила…
Выверенным движением корветтен-капитан закатал себе дозу в височную вену, и очень скоро лицо его преобразилось.
– Вот так-то лучше, – сказал он и показал мне зубы в окантовке ярко-розовых, чуть воспаленных десен. Я не сразу догадался, что он попросту хотел улыбнуться, но ксеноверин внес коррективы в его психомоторику. – А ты чего тут, тоже к Лейле?
– Нет, сениор. Я к Джонни.
– Гм… Ну, твое право. – Корветтен-капитан изобразил «понимание».
– Джонни – это ее подруга, девушка.
– А-а, тогда сам Бог велел. Видать, ты поумнее меня будешь. Лейла эта, – капитан обернулся в сторону ванной, чтобы удостовериться, что Лейла по-прежнему плещется, – Лейла эта – просто чума. Стар я уже для таких фокусов.
Я вежливо улыбнулся. Не иначе как корветтен-капитан изволит шутить. В смысле – кокетничать. Я, хоть меня убей, не мог понять – как можно быть «старым» для «фокусов»?
– Мне пора. – Корветтен-капитан встал с кресла и, едва удержав равновесие, поплелся к дверям элеватора.
Спина у него была такой прямой, будто он по оплошности надел пиджак вместе с плечиками.
Весь вечер я косился на этот проклятый счетчик энергопотребления, модель СК 459/45.
Загадки множились с каждой секундой, словно счетчик был заколдованным. Например, за то время, пока я навещал Спайка и Николь, он умудрился насчитать столько, что мне лично было ясно: такого количества энергии хватило бы на освещение десятка пентхаузов.
Загадок было много, а вот объяснительных теорий на этот счет – негусто.
Может, все дело было в моей врожденной тупости?
И все же, преодолевая врожденную, а заодно и благоприобретенную в штурмовой пехоте тупость, с какого-то момента во мне поселилась уверенность, что корветтен-капитан, Лейла и показания счетчика как-то связаны. Но как?..
К счастью, наша ночь с Джонни выдалась неожиданно бурной.
Я так увлекся освоением новых акробатических номеров, что и думать забыл о своей мульке. Уверен, если бы не Джонни, я провел бы всю ночь в размышлениях. Или, что еще хуже, мучился бы кошмарами по мотивам Копей Даунинга.
А утром настал час моего торжества.
Лейла ускакала в свой Институт Здоровья. Джонни отправилась на пробы в «Три семерки». Я был предоставлен сам себе.
Ясное дело, я сразу напялил интроочки Спайка.
С диапазонами пришлось помудохаться. Я, конечно, не совсем уж ботаник. Просто умница Спайк перестроил очки под себя и забыл предупредить.
И тем не менее я все-таки сообразил, как включить нужный мне режим. И был вознагражден за это…
Счетчик сидел на силовом кабеле толщиной в три пальца. Кабель тянулся в комнату Лейлы.
В гостиную и комнату Джонни расползались непредставительные червячки.
Еще одна змейка средней толщины уходила к центральному кондиционеру и окошку видеосвязи.
Ежу было ясно, что самое интересное – в комнате Лейлы. В той самой, с шумопоглощением. Интересно, зачем ей шумопоглощение? На стеснительную Лейла никак не смахивала.
Я снял очки. В глазах омерзительно рябило. Но, как и всякий герой, я не желал потакать себе в своих недомоганиях.
Я бросился к дверям в комнату Лейлы, одержимый здоровым любопытством.
Увы, мерзавка заперла дверь перед тем, как смыться.
Я осмотрел замок.
К счастью, замок был стандартным, типовым. Будучи монтажником первой категории, я знал толк в этой ерунде в объемах главаря средней молодежной шайки из неблагополучной колонии. Все, что требовалось мне для дальнейших подвигов, – это длинный разделочный нож, стакан воды и пластиковая посадочная карточка с вооруженного коммерческого лайнера «Эрфурт», на котором я имел счастье прилететь на Марс.
Очень скоро я уже был внутри.
Боже, что там был за будуар!
В центре спальни Лейлы стояла огромная деревянная кровать в стиле, кажется, земного рококо. Или что там у них было во времена Людовиков.
«Рабочая» кровать Лейлы была аккуратно застелена розовым атласным покрывалом, густо засиженным кремовыми бантиками да розочками, и имела балдахин.
Самый настоящий балдахин!
Последний раз я видел такое в адвентюре «Мадам Помпадур».
Четыре деревянных стойки с красивой резьбой уходили к потолку и поддерживали еще один дубовый потолочек. К этому фальшивому потолочку крепились кисейные занавеси такого же слащавого розового цвета, как и покрывало. Занавеси художественными складками уходили вниз, спускаясь до самого пола.
Композиция выглядела внушительно. Наверное, это и называется словом «роскошь».
Кровать с балдахином как бы намекала, что вы имеете дело не с какой-нибудь дешевой соской, которую можно запросто пялить на заднем сиденье взятого напрокат мобиля, на мусорке или в сквере. А с дорогой, очень дорогой супершлюхой. Что перед вами товар высшего качества, сениор корветтен-капитан…
«Однако, – одернул себя я, – все это лирика».
Я вновь запустил очки. И комната предстала моим очам в принципиально ином залоге…
Тот самый силовой кабель шириной в три пальца шел по полу до угла кровати. Затем, проходя внутри ближайшей ко мне деревянной стойки, он поднимался к потолочку балдахина, чтобы как следует питать энергией нужные приборы.
О да, в этом самом потолочке было полно приборов!
А точнее, все то, что я поначалу принял за множество приборов, при детальном осмотре оказалось одним сложным агрегатом с множеством условно самостоятельных блоков. Неудивительно, что этот комплекс жрал так много!
Я продолжил осмотр.
Стойки, с четырех сторон ограждающие кровать, тоже были не просто так деревяшками. Каждая из них была напичкана сенсорами и блоками коррекции психосигнала – уж их-то я узнал, их ни с чем не спутаешь.
Да и под кроватью обнаружилось целое созвездие электронных устройств весьма хищной конфигурации, эдакий спрут-кровопийца. Кровать в свете последних показаний моих интроочков больше всего смахивала на капсулу… на капсулу для психосканирования!
В довершение всего выяснилось, что этот алтарь разврата соединен с прикроватной тумбочкой пучком проводов, проложенных под натуральным сосновым паркетом.
На тумбочке в беспорядке валялись пузырек с жидкой помадой, студенистые шарики геля для волос, два гигиенических тампона в стерильных обертках и давно початый тюбик анального крема с земляничным запахом «Весна в Фиальте»…
А на полу между кроватью и тумбочкой лежала вылущенная упаковка из-под ксеноверина.
