Экран погас.
– Повторный просмотр записанного сообщения? – предложил приятный женский голос.
– Не надо, – буркнул я.
Что я, спрашивается, склеротик, чтобы не запомнить такую элементарную информацию?
В целом просмотренный ночной разговор лишь укрепил меня в мысли, что мои догадки верны.
Лейла производит психосканирование предварительно заклеенных офицеров. Затем при помощи психотранслятора вводит им в башку воспоминания о сеансе сумасшедшей любви с кучей порнофокусов, потом – колет своим подопытным кроликам ксеноверин. А после складывает инфокристаллы с результатами психосканирования участков так называемой новейшей памяти в тот самый мелодичный контейнер из-под клубники и передает их центаврианцу.
Тот ей за это дает бабки. А может, расплачивается с ней своей неземной любовью. Впрочем, что-то непохоже…
А уже потом, продолжал размышления я, в каком-нибудь уютном подводном бастионе кровернов под вывеской «Департамент Истребления Однодышащих» результаты этого психосканирования аккуратно анализируются. И делаются соответствующие выводы, от которых нашему брату с каждым днем становится все хуже и хуже…
– А вот хрен вам, а не выводы! – решил я вслух.
До четырех было полно времени. Я вполне успевал съездить к Спайку, отдать ему очки и даже пообедать с дурашкой Джонни. В конце концов мне было интересно, чем кончатся пробы.
Нет, я вовсе не собирался устраивать импровизированного задержания шпионов в духе Ковбоя Мальборо.
«Каждый должен делать свою работу», – любил талдычить сержант Гусак. В общем-то я был с ним согласен. В свете чего мое намерение связаться с полицией было несгибаемым.
Однако я был совершенно убежден: прежде чем беспокоить полицейских, мне необходимо самолично убедиться в том, что Лейла действительно передает контейнер центаврианцу. Может, мне этот контейнер вообще со сна примерещился? По крайней мере про него в видеозаписи не было ни слова.
А ведь наличие или отсутствие этого контейнера принципиально меняло весь расклад! Если контейнер существует и Лейла действительно передает его этому типу, значит, она шпионка.
Если его нет, возможно, Лейла – просто сумасшедшая шлюха, скопившая своим нелегким трудом на устаревшую модель психосканера. Может, она скрашивает себе вибросеансы путем ознакомления с грязным бельем своих мимолетных любовников?
Разумеется, личное пользование психосканерами запрещено законодательно. Ну, значит, и оштрафуют Лейлу по статье «Незаконное вторжение в частную жизнь». И хурманчу ясно, что «незаконное вторжение» и «шпионаж» – не вполне одно и то же.
Уж очень не хотелось мне выставиться перед полицейскими пенсионером, одержимым шпиономанией…
К счастью, Спайка мне лицезреть не пришлось. «Господин Дулли сейчас на поле. Его нельзя беспокоить. Он же форвард!» – с благоговением сообщила мне строгая медсестра лет эдак шестидесяти.
Слово «форвард» она произнесла с такой значительной интонацией, словно за этим крылся для посвященных «архангел» или «генерал-фельдмаршал».
Я оставил очки медсестре, надиктовав для Спайка самые отборные слова искренней и безграничной благодарности.
А потом мы с Джонни ели апельсиновое мороженое и паштет из тунца и пили шампанское. Николь ее взяла! В свете чего шампанским меня угощала Джонни.
Это было очень мило с ее стороны. Лично у меня денег оставалось с гулькин шиш.
На прощание Джонни подарила мне бесстыжий поцелуй, а я пообещал ей скоро вернуться для прощального свидания тет-а-тет. Свидание обещало быть кратким, ведь в десять вечера мне нужно было стоять на регистрации в космопорту…
В половине четвертого я уже мчался в своем мобиле к детской площадке, возле индийского паба «Макарра».
Я припарковался возле входа и, старательно изображая из себя невидимку, двинулся искать Волшебное Дерево.
На дне моей дорожной сумки отдыхал пистолет-пулемет «MS-247», знаменитое детище концерна Microsoft. Я знал – на оружие Microsoft можно смело положиться. Да и потом, с полицией ведь можно было связаться через любое публичное видеоокно.
Глава 7
Сьюздаль, Китеж, Майкрософт
Случается, что судьбу забегов на длинные дистанции решает огневая мощь оружия ближнего боя.
Сержант Милош Гусак
– Дядя, помоги мне вон ту коробочку сбить! – Курносый мальчишка, крепыш лет десяти, экспрессивно дергал меня за штанину и совал мне под нос свой игрушечный, хотя и довольно увесистый бумеранг.
– А сам что? Каши мало ел?
– Мне вон ту коробочку хочется, а не ту! – насупился мальчишка, указывая на одну из ветвей Волшебного Дерева, особенно густо засаженную всякими интересностями.
– Извини, герой, но я спешу.
– Это же быстро! А ты такой высокий и сильный! Ну пажа-а-алуйста, дядя!
– Ну ладно, ладно! Убедил! Только не ной!
Я прицелился и что было дури метнул бумеранг в цель. Представьте себе, со второй попытки мне удалось осчастливить мальца на ближайший час – в свалившейся коробочке оказалась новенькая киберстрекоза. Возвратившийся бумеранг едва не огрел меня по башке. И огрел бы, если б я не увернулся.
– Ура-а-а! – завизжал мальчишка и, даже не сказав мне «спасибо», умчался к своим исходящим черной завистью товарищам.
Пожалуй, такими темпами я посбивал бы и все остальные сюрпризы, но тут мой взгляд упал на часы.
До минуты «М» оставалось сорок секунд.
Очень скоро я вычленил из праздно слоняющейся толпы знакомые крутые бедра институтки.
Они, двое, стояли невдалеке от разноцветного Волшебного Дерева, излюбленного аттракциона всех несовершеннолетних жителей Анагравы. Я сразу узнал их – центаврианца и Лейлу.
В окружении десятков разновозрастных ребятишек, лупящих бумерангами – кто ввысь, а кто и во все остальные стороны света, – в надежде сбить себе какой-нибудь киндерсюрприз, на фоне их благообразных мамаш, папаш и электронных Мэри Поппинс, скучающих на лавочках поодаль, выглядела эта пара зловеще.
По крайней мере одного случайного взгляда, брошенного на них, хватало, чтобы определить: эти озабоченные, хмурые люди не имеют к резвящимся детям, к этой залитой солнцем площадке, к конфетти и попкорну, к киберстрекозам и киберчервячкам никакого отношения.
Лица у них были такие, словно оба дожидались, когда же наконец все вокруг сгорит в липком пламени термоядерного фугаса.
Лейла была, как всегда, при черной вуали, на профессиональной высоты каблуках и с вызывающим декольте. А вот центаврианец, напротив, оделся нарочито строго. На нем мешком висел сталистого цвета костюм с высоким воротником и широкими рукавами. Его ноги, несмотря на жару, были обуты в высокие черные полусапожки государственного служащего. Костюм был застегнут на все пуговицы. А в руке центаврианец сжимал… тот самый мелодичный контейнер.
