Но, между прочим, внедрившийся в историческую литературу эпизод, как некий Кабахидзе назвал Орджоникидзе «сталинским ишаком» и за это получил пощечину, истине не соответствует. Подобная трактовка была придумана троцкистами и подхвачена западными историками. Случай с пощечиной вообще не был связан с политическими спорами и имел сугубо личный характер. При расследовании его описал в своих показаниях Рыков. Кабахидзе являлся старым большевиком, некогда товарищем Орджоникидзе, который заехал к нему домой (где находился и Рыков). Хозяин принялся брюзжать на Орджоникидзе — дескать, ты теперь «генерал», вон какую лошадь имеешь, кормишь ее на казенный счет, а я не могу себе этого позволить. Потом добавил что-то по-грузински, гость побледнел от оскорбления и дал ему по физиономии [138]. А Кабахидзе состряпал донос в ЦКК. Впрочем, и без этого «грузинские товарищи» завалили Москву жалобами и кляузами на Орджоникидзе. Дошло до Ленина. Была создана комиссия под руководством Дзержинского, но никакого особого криминала в деле не нашла. Ограничились проработками, мелкими взысканиями.
30 декабря 1922 г. был созван I съезд Советов СССР, который принял Декларацию об образовании СССР, подписал и утвердил союзный договор между четырьмя республиками: РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской федерацией. Однако произошло это уже без Ленина. А «грузинское дело» — казалось бы, рядовое, в первые годы советской власти такие возникали во множестве, получило в истории неожиданное и дурно пахнущее продолжение.
54. Кто был автором «политического завещания Ленина»?
В ноябре 1922 г. состояние Ленина снова стало ухудшаться. Врачи опять предписывали отдых. Недельный отпуск в Горках не помог. Физические страдания привели к депрессии. И Ленин принимает решение уйти в отставку. 15 декабря он диктует письмо Сталину для членов ЦК: «Я кончил теперь ликвидацию моих дел и могу уезжать спокойно» [93]. Но и с отставкой уже не сложилось. Возможно, принимая такое решение, Ленин перенервничал, и в ночь на 16-е грянул второй инсульт. Состояние вождя было критическим, и 18 декабря пленум ЦК специальным постановлением возложил на Сталина персональную ответственность за соблюдение режима лечения и содержания, установленного врачами, потому что этот режим постоянно нарушался.
О событиях, развернувшихся вокруг больного Ленина, написана масса литературы. Книги, монографии, статьи. Но почему-то почти все авторы не уделяют должного внимания одной из главных фигур этой драмы — Крупской. Ее, кстати, вообще принято недооценивать в истории. Изображать серенькой, незаметной женщиной, существующей не сама по себе, а только «при» Ленине. Как бы его тенью. Тихая добрая бабушка, эдакий «божий одуванчик», вечно несчастная, вызывающая сочувствие. То она тащится за Владимиром Ильичем в ссылку, то скитается в эмиграции, помогая в черновой работе, то хлопочет возле раненого мужа, то возле больного. Исследований о Крупской нет. Главный источник информации — ее собственные мемуары, которые тоже посвящены не собственной персоне, а Ленину. А себя она изобразила как раз такой, скромной и верной его помощницей [86].
Хотя в реальности она была весьма энергичной и деятельной особой. У нее была какая-то своя жизнь. Например, есть версия, что разрыв Ленина с Парвусом и переезд из Мюнхена в Лондон в 1902 г. был вызван вовсе не политическими причинами, а тем, что Израиль Лазаревич слишком уж близко сошелся с Надеждой Константиновной. Он ведь был изрядным любителем по женской части, а Крупская тогда была очень даже миловидной смазливенькой дамочкой. И… только ли физически Парвус с ней сошелся? Орден иллюминатов, к которому принадлежали Парвус, Троцкий, Ларин и др., в отличие от других масонских структур, придавал огромное значение женщинам. К нему принадлежали, например, Клара Цеткин, Роза Люксембург — обе были подругами Крупской.
У нее были свои, вполне определенные взгляды. Допустим, Ленин в национальном вопросе не проявлял особой принципиальности. Когда требовалось, выступал против «русского шовинизма», когда требовалось — называл себя «великоруссом». Не кто иной как Ленин выдвинул на пост наркома по делам национальностей Сталина, отнюдь не русофоба. И до конца своего правления считал, что Сталин на этом посту вполне на месте. Последний раз защищал его как наркомнаца на XI съезде, в марте 1922 г. [93]. Но откройте мемуары Крупской, и вы увидите, что она постаралась выпятить только русофобские цитаты мужа.
Не была она и скромненькой тихой «бабушкой». В Наркомпросе проявила себя очень активно, помогая Луначарскому крушить русскую культуру. Именно Крупская лично возглавляла кампанию по запрещению, изъятию из библиотек и уничтожению книг Льва Толстого, Достоевского и прочих «реакционеров». Если до марта 1919 г. личный секретариат Ленина контролировал Свердлов, то позже его стала прибирать под свое влияние Надежда Константиновна. Хотя и не имела на то никаких официальных полномочий. Но Фотиева, Гляссер и прочие секретари и секретарши вождя должны были заслужить расположение его жены, подстраиваться к ней. По мере усиления болезни, по мере того, как Владимир Ильич все больше работал дома, это влияние усиливалось. А для жены Сталина Аллилуевой оно в 1921 г. обернулось вдруг исключением из партии, другие секретари и секретарши проголосовали.
Напомним и о попытках Крупской провернуть интригу против Сталина осенью 1921 г. А уже позже, после смерти мужа, она выдвинется даже на самостоятельную политическую роль, предъявит претензии на право трактовать «ленинизм» и поучать «ленинизму». Выступать будет неумело, не имея достаточного опыта, но очень уверенно и энергично. Причем выступать в рядах троцкистско-зиновьевской оппозиции. Вот и закрадывается подозрение, а была ли Надежда Константиновна и раньше всего лишь «серенькой» женой и помощницей Владимира Ильича? Когда стоически путешествовала с ним из страны в страну, когда почему-то терпеливо сносила его шашни с Инессой Арманд? Возможность оставаться рядом с ним оказывалась важнее. А для Парвуса и иже с ним такая фигура рядом с Лениным была бесценной. Подсказать, посоветовать, поддержать не одно, а другое мнение. «Ночная кукушка», она ж ненавязчиво, исподволь, кого хочешь «перекукует»…
Когда пленум ЦК 18 декабря 1922 г. принимал решение о строгом соблюдении режима для больного Ленина, то главной нарушительницей являлась как раз Крупская. Но она проигнорировала и предписания врачей, и решение пленума. Например, 21 декабря записала под диктовку мужа письмо Троцкому о монополии внешней торговли [93]. В ночь с 22 на 23 произошло дальнейшее ухудшение, паралич руки и ноги… Потом состояние больного несколько стабилизировалось. И врачи разрешили Ленину немножко работать, при удовлетворительном самочувствии диктовать по 10 минут в день. Сочли, что это «наименьшее из зол» поможет ему преодолеть моральный упадок, ощущение ненужности и беспомощности.
Но было уже предельно ясно, что полностью здоровье не восстановится, что к прежней роли лидера Ленину вернуться не суждено. И возле больного закрутился клубок интриг. Пропахшая лекарствами квартира Ленина, маленький мирок, где вся жизнь, казалось бы, сосредоточилась около постели парализованного вождя, превращается с этого момента в арену закулисной борьбы, которая и выплеснулась в пресловутых диктовках «политического завещания». Но стоит учесть, что изначально эти диктовки не назывались «завещанием». И их вообще не рассматривали в качестве единого целого. Та трактовка, которая сейчас считается «общепризнанной», выработалась в ходе дальнейшей борьбы за власть. Она была принята на Западе. А во времена Хрущева утвердилась и в СССР. Без проверок, без критики. Поскольку утверждалась в ходе антисталинских кампаний. Но, например, профессор В. А. Сахаров, осуществивший весьма детальное и обширное исследование [138], выразил сомнение, что часть этих работ принадлежит Ленину.
