Вот и сопоставьте, что в том же самом 1912 г., когда «финансовый интернационал» принял решение о «войне» против России, когда он сделал президентом США свою полную марионетку, начался «новый подъем» революционного движения. В Петербурге под крылом социал-демократической фракции Думы начала издаваться новая легальная газета «Правда» (чем Троцкий очень возмущался, говорил, что у него украли название). Большевики провели Пражскую конференцию. Создали на ней свой ЦК, отдельный от меньшевистского, сформировали Русское бюро ЦК. И часть эмиграции двинулась обратно в Россию.
Революционерам вновь принялись помогать западные правительства, «общественность». В Голландии был создан общественный «Комитет помощи политзаключенным в России». Он ставил перед собой задачи бороться «против тюрем и казней русского самодержавия», «информировать Европу о преступлениях царизма». Власти Австро-Венгрии, как уже отмечалось, в 1908 г. отнеслись к большевикам прохладно, не позволили развернуть сеть организаций на своей территории. Но в 1912 г. вдруг резко меняют позицию. Ленин сумел теперь обосноваться в Кракове, у самой русской границы. Здесь сформировалось крупное гнездо революционеров, туда-сюда сновали курьеры, переправлялась литература. Как вспоминала Крупская, «в Кракове полиция не чинила никакой слежки, не просматривала писем и вообще не находилась ни в какой связи с русской полицией». Неужто не замечала столь активного центра? И того, как через границу по «полупаскам» (проходным свидетельствам для жителей приграничнной полосы) десятками проезжают подозрительные личности [86]? Не заметить этого было невозможно. Значит, получила команду не мешать и не тревожить.
Обращает на себя внимание еще один факт. Возникают любопытные «пары». Например, младший брат Якова Свердлова, Беньямин, совсем молодой человек, как только закончил гимназию, уехал в США. И удивительно быстро пошел там «в гору». Всего за несколько лет стал владельцем «небольшого банка» [7]. Точнее, банковской конторы, которая официально занималась переводами денег от евреев-эмигрантов для их родственников в Россию. Контора процветала, ее офис разместился в самом центре Нью-Йорка, на Бродвее. Вот и спрашивается, как же Беньямину удалось этого добиться? Достаточных капиталов у него быть не могло. Папаша-Свердлов, владелец граверной мастерской в Нижнем Новгороде, таких сумм не имел. И не дал бы, он был известен своей жадностью, всех детей от первого брака разогнал кого куда, не заботясь об их дальнейшем существовании.
Но ведь контора Беньямина была идеальным каналом для переброски средств в Россию. Кто проверит, какому «родственничку» переводятся деньги от троюродных дядюшек? Очевидно, Свердловых «заметили». Беня, скорее всего, ехал в Штаты уже с нужными рекомендациями — куда и к кому обратиться. И возникла «пара»: один брат за границей, в банковской системе, второй — «полевой командир» в России. Причем и Якова Свердлова в этот же период начинают усиленно «продвигать» некие тайные силы. Никаких особых заслуг он еще не имел. Был одним из многих партийных функционеров среднего звена, полгода возглавлял уральский «куст» боевых дружин. После чего его жизнь в течение 11 лет стала непрерывной цепью отсидок и ссылок. Только убегал, появлялся на воле, брался за нелегальные дела, как его сразу арестовывали. Но в 1912 г. его, находившегося в очередной ссылке, вдруг заочно кооптировали в ЦК большевиков и в Русское бюро ЦК. Кто предложил его кандидатуру, до сих пор остается неизвестным. Но с братцем он связи поддерживал, не прерывал. Переписывался с Беней из Сибири, предлагая, например, «гешефт» — организовать из ссыльных кооператив по скупке пушнины и толкать ее в Америку.
Еще более яркая «пара» сложилась с участием Троцкого. У него остались в России четыре дяди, братья матери, Анны Львовны — Абрам, Тимофей (Тевель), Давид и Илларион Животовские. Все были солидными предпринимателями. Особенно успешно шли дела у Абрама Львовича. Он за 15 лет возвысился от помощника провизора провинциальной аптеки до купца 1-й гильдии, банкира, миллионера. Ворочал солидными делами в Киеве, стал держателем больших пакетов акций Русско-Азиатского, Торгово-промышленного, Сибирско-торгового банков, имел вложения в Путиловский завод. Напрашивается вывод, что и его головокружительный взлет обеспечила поддержка «сил неведомых». На одного родственника делают ставку за рубежом, другому способствуют внутри России. Успешному бизнесу Животовских немало способствовали и масонские связи. В 1909 г. возникло дело князя Д. О. Бебутова, одного из учредителей масонских лож в России. По этому делу был составлен список из 385 видных масонов. Открывали его, стояли на первом месте, Абрам и Давид Животовские [139].
Кроме этого, вхождение в высшие банкирские круги обеспечивалось брачными союзами. Без этого было нельзя, это было обычной практикой и в Европе, и в Америке. И у Животовских такие связи возникли. Например, с Бродскими, крупнейшими тузами в Киеве. Лазаря Израилевича Бродского называли «еврейским королем». Он скупал земли на подставных русских лиц, монополизировал судоходство по Днепру, задушив всех конкурентов, был акционером всех киевских банков, полным хозяином российской сахарной промышленности, подмял под себя всю общественную жизнь Киева и Юго-Западного края [56]. Но с международным сионизмом имел ряд противоречий, осуждая «палестинский проект». Он считал, что новой «землей обетованной» должна стать Россия. Бродские были в родстве с Ротшильдами, Каганами, Грегерами, Горовицами. Таким образом и Троцкий через дядю Абрама стал не просто одним из революционных вожаков, а членом банкирской «семьи».
Существовали и другие родственные связи. Племянник матери Троцкого, Шпенцер, у которого Лев Давидович квартировал во время учебы, стал очень крупным издателем, главным редактором «Одесских новостей». И частенько публиковал статьи родственника-эмигранта. На сестре Троцкого Ольге женился Лев Каменев (Розенфельд). А сын Тевеля Животовского, двоюродный племянник Троцкого, женился на сестре Ю. О. Мартова. Стало быть, и эти революционеры попали в «семью». Характерной «парой» стали и Менжинские. А. Р. Менжинский — крупный российский банкир, член правления Московского Соединенного банка. А его брат В. Р. Менжинский — революционер, будущий руководитель ЧК [154].
Готовя новую атаку на Россию, закулисные политические силы и иностранные спецслужбы предприняли попытку снова объединить в общий фронт перессорившуюся российскую социал-демократию. Сплотить ее осколки предполагалось вокруг Троцкого. Ко всем прочим «достоинствам» он выглядел наиболее «нейтральным» из лидеров. Занимал промежуточную позицию между большевиками и меньшевиками. И казалось, что к нему можно будет «подтянуть» тех и других. От лица Троцкого и его сторонников в августе 1912 г. в Вене была организована партийная конференция. Она получилась куда более представительной, чем ленинская, Пражская. К участию в ней удалось привлечь часть меньшевиков — группировки Мартова и Дана, часть большевиков — группировку «впередовцев». Провозглашалось объединение социал-демократических сил, создание так называемого «Августовского блока».
Но затея оказалась пустой. Распад социал-демократии зашел слишком глубоко. От большевиков отказались присутствовать на конференции «цекисты» (ленинцы), «примиренцы», от меньшевиков — плехановцы, отвергли ее поляки и ряд других национальных групп. На самой конференции, когда один из главных докладчиков Б. Горев (Гольдман) объявил, что старой партии по сути не существует и сборище должно стать «учредительным», образовать новую партию, многие делегаты обиделись. Они-то считали себя ветеранами, собственные заслуги могли измерить только стажем в «старой» партии. И каждый видел именно в своей группировке вполне «существующую» партию. Попытка найти компромиссы между программами большевиков и меньшевиков вызвала нападки со стороны тех и других. Переругались пуще прежнего. А Троцкий проявил себя отнюдь не лучшим образом. Организаторских талантов за ним не водилось. Взять под свое влияние социал-демократическую мешанину или сколотить пусть маленькое, но реальное партийное ядро он не сумел. И Августовский блок остался только на бумаге, никакого объединения не произошло.
