Впоследствии этот термин прочно закрепился за большей частью современной территории Монголии – Халха, а также за восточными монголами, потомки которых носят этноним халха-монгол.
Халха-монголы не племенное, а сборное образование из разных степных и лесных племен. Так сложилось ядро будущих халха-монголов. Халха-монголы состояли из племен: борджегинов, хотогойцев, дариганцев, хорчинцев, чахаров, узумчинов и других племен, и немонгольского происхождения племен тунгусов, тангутов, сартулов и других. Среди этого образования были и такие лесные племена, которые не вели хронологию своих предков. Вот это сборное образование постепенно стали забывать свои родо-племенные деления, а к XVII–XIX векам они окончательно забыли свои рода и племена. Вобрав и поглотив десятки малых групп племен и родов Центральной (современной) Монголии, появился новый халха-народ, со своим языком, немного отличающийся от языка ойратов (калмыков) и южных монголов. Монголы МНР – сложившаяся социалистическая нация, ядром которой являются халха. В современной Монголии халха, халхасцы, халха-монголы составляют 80 процентов с численностью 1,65 млн. человек. Живут главным образом в центральной, южной и восточных аймаках Монголии. Язык халха входит в восточную группу монгольских языков, он лег в основу современного монгольского литературного языка.
Последний китайский император династии Юань Тогон-Темир в 1368 г., как уже отмечалось, вынужден был бежать из Пекина на родину своих предков в Монголию.
Но Тогон-Темир не бежал, а скорее всего, эмигрировал на родину своих предков. И не один, а вместе со своей администрацией и другими правительственными чиновниками – монголами, которые в Китае занимали ведущие ключевые должности. Таковых насчитывалось свыше одного тумена. У себя на родине в Монголии, чингизиды, как и в прежние былые времена, стали весьма жестко бороться за власть, пренебрегая жизнью соперников. Некоторые добились успеха.
Наиболее влиятельным из них оказался Батмонг Даян-хан (1470–1543 гг.), могущество которого стало тревожить Китай. Его преемник Алтан-хан (1543–1589 гг.) совершал набеги на северные провинции Китая, а в 1577 году он принял буддизм в качестве государственной религии. Другой его соплеменник, например, хан чахоров Тумен Сасакту (1557–1593 гг.), также принял ламаизм. Его правнук Легдан (1604–1634 гг.) был смещён Маньчжурским императором. Младший сын Даян-хана Гэрсэнз (1513–1549 гг.) стал управителем племени халха. Он же чингизид! [48, с. 275].
Современный российский исследователь К.А. Пензев происхождение слова «халха» трактует следующим образом: «Основную часть населения МНР составляют халхинцы (т. е. обитатели Халхи), которых в литературе обычно и принято называть «монголами. Термин «монгол» не является самоназванием этнического большинства населения МНР, тем не менее, это так. В настоящее время самоназванием монголов является лексема «халха». Происхождение этнонима «халха» можно датировать примерно концом XV – началом XVI в., временем правления Даян-хана».
Полагаю, что этноним «халха» установился в период, когда монголы вели военные набеги против Китая, стремясь вынудить его к торговому обмену ремесленных и земледельческих товаров на продукцию животноводства.
Территории, служившие базой для подготовки новых походов и отдыха, назывались «халхаминь» – «щит мой» (в современных монгольских языках слово «халха» также имеет значение – «прикрытие, щит, заслон». Таким образом, данный термин был перенесен на название страны, а затем уж и на название народа» [97, с 152].
Не сбрасывается со счетов и то, что в Монголии есть река с таким названием – Халха.
Основным бедствием монгольских этносов была привычка семейного разделения. Рене Груссе приводит пример, когда после смерти могущественного правителя Ордосского ханства Гюн Беликту Мергена в 1550 году его племена были распределены между девятью его сыновьями [48, с. 276]. А поодиночке их разбить маньчжурам не составляло особого труда. Да и воинский дух, былое величие монголов, в связи с принятием буддизма, иссякло навсегда под набожным влиянием тибетского клерикализма. В XVII веке халхасские принцы стали хозяевами всей Монголии, оттеснив западных монголов («Дербен-Ойрат») ещё далее на запад, к Иртышу. (Но это будет уже другая Джунгарская история). Оставшиеся прежние «монголы Чингисхана» в количестве 6 туменов, о чем говорится в монгольских летописях середины XVII века (см. главу III), были практически ассимилированы и утонули в маньчжурской массе.
Для полной ясности здесь следует привести и высказывание выдающегося польско-российского востоковеда В.Л. Котвича
[4]
, который категорически отвергал саму возможность генетического родства тюркских языков с монгольскими и тунгусо-муньчжурскими.
Анализ общего сложения тюрко-тунгуссо-маньчжурского языка на территории бывшего государства Бохай (VII–X вв.) изложил в своей теории В.Л. Котвич (цитируется по книге Ж. Байжумина, источник № 8, с. 163–164). «Благодаря постоянному передвижению различных по языку этнических групп и часто возникающих языковых контактов, можно с уверенностью говорить, что крайне важно отметить, о, главным образом, заимствованиях из тюркских языков в монгольских и тунгуссо-маньчжурских, наряду с лишь незначительным воздействием последних на сами тюркские языки».
Особенностью капитального труда Котвича «Исследование по алтайским языкам» стал намного более полный учет огромной специальной литературы по каждой из групп языков и гораздо более широкое использование имеющихся по данному вопросу материалов.
В этом отношении его исследование значительно превосходит труды основных адептов теории генетического родства алтайских языков – Г.И. Рамстеда, Н.Н. Поппе и других. Как следствие – исследования Котвича воссоздают гораздо более полную и точную картину сходства и различия основных групп языков «алтайской семьи»: тюркской, монгольской и тунгуссо-маньчжурской.
Отстаивая собственный тезис о преимущественном воздействии тюркских языков на формирование монгольских, Котвич сумел сделать очень важный вывод и убедительно доказать, что тюркские корни слова являются более древними и более краткими, по сравнению с монгольскими корнями, усложненными конечными гласными. Вместе с тем многие характерные черты и особенности монгольских и маньчжурских языков, позволяют говорить о генетической близости именно этих языков. По подсчетам специалистов, общий фонд схождения в тюркских и монгольских языках составляет: лексических – 25 %, морфологических – 50 %. Схожесть в тюркских и тунгусо-маньчжурских языках: лексических – 10 %, морфологических – только 5 %. Это, возможно, свидетельствует о том, что древних монголоидных племен, являвшихся носителями некого особого архаичного прамонгольского языка, попросту никогда не существовало. Сами же монгольские языки возникли вследствие языкового смешения, произошедшего в результате исторического взаимодействия двух генетически самостоятельных групп древнейших языков – тюркских и тунгусо-маньчжурских».
