Другой исследователь Ц.Д. Наманханов сообщает о калмыках казахского происхождения, которые являются составной частью этнической группы калмыцкого народа [34, с. 45].
Казахский исследователь Г.К. Конкашпаев пишет о пребывании калмыков (джунгар) на казахской территории: «В одних районах они жили дольше, в других меньше; в общем их обитание продолжается от ста до ста семидесяти лет, а может и больше» [34, с. 49].
На каком же языке они (казахи и калмыки) общались меж собой? Ведь им тысячу раз по-соседски приходилось выяснять отношения на бытовом уровне. Основные противоречия у них, конечно, были: захват наилучших пастбищ при перекочевке и вопросы религии.
Для развития рассматриваемой темы следует обратить внимание на следующий факт: в начале сентября 1640 года у Тарбагатайских гор собрался всемонгольский съезд владетельных князей, на который съехались все представители монгольских и ойратских земель за исключением княжеств Внутренней и Восточной Монголии, находившейся под властью маньчжурских завоевателей. Участники съезда торжественно поклялись: «Не будем сеять рознь, действуя через природных монголов. Людей одного с нами роду-племени, даже если они обеднели и сделались крепостными (албату), не будем держать в услужении для черной работы и отдавать в приданное за своими дочерьми… Не будем сеять рознь и отдавать их (в собственность) людям иного роду-племени… Не будем проливать их кровь… Не только мы, но и потомки наши из рода в род, да не будем делать зла друг другу» [110, с. 187].
Известный монголист Н. Н. Попе, говоря о значении этого исторического документа, назвал его «первым в истории не только монголов и калмыков, но вообще первым в истории народов всего мира, пактом о ненападении и о наказании агрессии» [из материалов калмыцкого историка В.П. Санчирова, № 110, с. 187].
Из приведенного текста четко просматривается, что все джунгары (ойраты) называют себя монголами, и сожалеют, что Внутренняя и Восточная Монголия находится под оккупацией маньчжур, где и формируется уже новая общность людей, которые впоследствии станут называть себя халха-монголами. А соседних народов – казахов и киргизов называют «людьми одной с нами крови».
Историк-исследователь В.А. Моисеев в своей статье «К вопросу ойрато-казахских отношениях в 30–40 гг. XVIII в.» (1980 г.) одним абзацем раскрывает сущность политики западных монголов (джунгар): «Главной задачей внешней политики джунгарских ханов, начиная с Батура-хунтайджи (1635–1654 гг.) и кончая Галден-Цереном (1727–1745 гг.), было объединение под своей эгидой всего монгольского мира и воссоздание новой могущественной кочевой державы. Тень великой империи – указывал академик Н.И. Конрад, – долго реяла перед умственным взором монгольских ханов». Однако на пути осуществления этого плана стояла маньчжурская династия Цин, воцарившаяся в Китае в 1644 году, ибо усиление Монголии означало неминуемое падение её господства. Отсюда ожесточенная борьба между империей Цин и Джунгарским ханством на протяжении многих десятилетий. После присоединения Цинами Халхи, захвата Тибета, Кукунора джунгарским феодалам стало очевидно, что сил ойратов явно недостаточно не только для объединения монгольского мира, но и для успешного продолжения дальнейшей борьбы с маньчжуро-китайскими завоевателями. Поэтому острие их военно-политической активности поворачивается на запад… вынашивая планы создания объединенного теперь уже монгольско-тюркского государства» [58, с. 190].
Ибо здесь, на западе, жили родственные тюркские племена.
Увы! История распорядилась несколько иначе. Джунгар погубит алчность и междоусобная вражда их предводителей. Через 87 лет они нападут на казахов. Дойдут до Ишима и Тобола (1723 г. – «Актабан – шубырынды»). А через 118 лет вообще исчезнут с политической карты мира. Восточная Монголия, наоборот, с новым народом и языком, новой религией и новой письменностью – сохранится. И будет чтить, и вспоминать свое былое величие и свершения Чингисхана.
Исследователи джунгарских правовых уложений «Их Цааз» и казахских «Жети жаргы» обратили внимание на немало схожих правил по наказанию за совершенные уголовные преступления, величину возмещения причиненного убытка и виды штрафов, а также схожесть бытовых обрядов, таких как сватовство и свадьбы. Решение наиболее важных вопросов, таких как ведение военных действий и землепользованию, выбора места кочевья у тех и других решалось на съездах (курултаях). Понятие «Тенгри» – высший дух, у этих двух народов одинаково.
На бытовом уровне тема «казахский батыр и калмыцкая девушка» была широко распространена в казахском народном эпосе. Это, прежде всего, знаменитая лирическая поэма «Кыз Жибек», поэма писателя М. Жумабаева «Батыр Баян», поэма С. Сейфуллина «Кокшетау». А чего стоит пожелание народного мудреца Бухар-жирау сильной половине своего народа: «Пусть твоей женой будет калмычка!» [34, с. 96]. Комментарии, как говорится, здесь излишни.
«Калмыцкие сказки имеют много общего со сказочными произведениями казахского народа» – это из диссертации В.Т. Сарангова (1998 г.).
Несколько необычный факт отмечается в российских источниках [53, 2-й т., с. 342], где в донесениях российского посланника Максуда Юнусова в Коллегию иностранных дел сообщается о том, что освободить город Ташкент и Туркестан от джунгар в 1724 году Абулхаир-хану помогал калмыцкий богатырь Ушуну, свойственник Аюк-хана. Исследователь казахско-джунгарских отношений С.А. Едилханова, основываясь на калмыцких источниках, приводит пример дружбы между казахским Жангир-ханом и калмыцким Кундулен-Тайшой [34, с. 84]. Затронутая тема имеется в трудах М. Тынышпаева и А. Сейдембека. Известно из источников, что в 1741 году джунгарский Галден-Церен отправил свое посольство к хану Младшего жуза Абулхаиру с предложением сосватать дочь хана за своего сына-наследника.
В мирное время казахи и джунгары мирно сосуществовали, успешно торговали, обмениваясь своими товарами. Известный казахский ученый-историк Р.Б. Сулейменов писал: «Разумеется, история взаимоотношений ойратов и казахов не всегда была идиллистически мирной, между ними, как уже говорилось выше, часто вспыхивали ожесточенные кровопролитные войны за пастбища, за господство над торговыми путями и рынками. Но зачем искать вражду там и тогда, где и когда её не было» [58, с. 23].
«О родственной близости казахов и калмыков поётся в калмыцкой народной эпической песне «На кого же нас покинул», посвященной хану Убаши: «Разве просторы Нарын – песков для кочевий осенних не пригодны стали? Или сопредельных племен казахских за родичей своих не посчитали?» [119, с. 250].
«В конце 1723 г. Многомудрый Толеби лично посетил Джунгарию во главе казахского посольства. Во время приема у хунтайши Цэрена Рабдана он, говоря о цели своего визита, произнес всего несколько слов: «Қазақ – калмак емес пе?», что в прямом переводе означало: «Разве казахи и джунгары не близнецы-братья?». Толеби убедил хунтайджи, что два кровно родственных народа истребляют друг друга в угоду чуждой им по крови и традициям соседней империи. Слова эти глубоко задели Ц. Рабдана. Он встал с трона и сказал, что сегодня же освободит всех казахов-заложников. Им вернут доспехи, оружие и коней. Из своего табуна он отдал Толеби тысячу лошадей. Еще два года после визита Толе би война продолжалась с явным успехом для джунгар» [73, с. 213]. Здесь для нас главным является то, что казахи и джунгары (западные монголы) свободно общались меж собой, что понимали друг друга с полуслова! Выходит, что корень их разговорной речи один – тюркский.
