21 марта вышел указ Сената о секуляризации (отторжения в пользу государства) монастырских и церковных земель. Управление этими землями передавалось в Коллегию экономии. Монастырские земли отдали крестьянам с оброком в один рубль. Был также издан указ о запрете мануфактур покупать крепостных.
О вступлении Екатерины на трон написано множество книг. К ним относится и очень популярный в XVIII веке труд Рюльера под заглавием «Истории и анекдоты революции в России в 1762 году». Слово «анекдот» имело в XVIII веке другой, отличный от нашего смысл. Анекдот – это не придуманный сюжет, а реальная история, которую стоит рассказать. Рюльер был секретарем барона Бретейля, французского посла в Петербурге, в его обязанности входил сбор информации. Говоря нашим языком, он был разведчиком, а текст его – шпионским отчетом, который он со временем обработал и превратил в очень популярную во Франции книгу. Этим сочинением зачитывался не только Париж, но и вся Европа. В России при Екатерине «Истории и анекдоты» были запрещены. Труд Рюльера был опубликован в России только в 1907 году, но перевод книги явно сделан куда раньше: это видно по языку – сочному, выпуклому и точному (самиздат XVIII века). В свое сочинение Рюльер без разбору накидал массу всякой информации – сплетни, догадки, смелые предположения. Догадки эти очень устойчивы. Изучаешь историческую событийную канву и удивляешься – как, например, попал в серьезную историческую литературу слух, что Дашкова была то ли дочерью Никиты Ивановича Панина, то ли его любовницей. Или смелое утверждение, что отцом Екатерины был Бецкий, якобы состоявший в любовниках матушки Иоганны Елизаветы. Или, скажем, из каких документов известно, что Петр III, уже будучи императором, вызвал в Петербург Сергея Салтыкова, намереваясь вырвать у того признание, что Павел его сын? Это, якобы, дало Петру возможность лишить Павла трона. Оказывается, все оттуда, от Рюльера анекдот. Как профессиональный разведчик, он и должен был выслушивать все слухи и заносить их в свой отчет.
Не откажу себе в удовольствии воспользоваться записками Рюльера. Тексты его – изюм в моем пресном повествовании. «Я был свидетелем революции, низложившей с российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку. Я видел, как сия государыня, убежав тайно из дворца, в тот же день овладела жизнью и царством своего мужа». О Екатерине: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные черты лица и осанка, повелительный взгляд – все возвещало в ней великий характер».
А вот о Петре: «Беспредельная страсть к военной службе не оставляла его всю жизнь; любимое занятие состояло в экзерциции, и чтобы доставить ему удовольствие, не раздражая российских полков, ему предоставили несчастных голштинских солдат, которых он был государем. Его наружность, от природы смешная, делалась таковою еще более в искаженном прусском наряде; штиблеты стягивал он всегда столь крепко, что не мог сгибать колени и принужден был садиться и ходить с вытянутыми ногами. Большая, необыкновенной фигуры шляпа прикрывала малое и злобное лицо». Таков образ человека, объявившего войну русской гвардии.
Пытаясь дать оценку трагической гибели Петра III, историки в один голос говорят, что главным врагом его был он сам. Это совершенная истина. Петр не любил Россию, он был голштинцем с головы до ног: «В шуму праздников и даже в самом коротком обхождении с русскими он явно обнаруживал к ним свое презрение беспрестанными насмешками. Чудное соединение справедливости и закоренелого зла, величия и глупости видимо было при дворе его». Особая голштинская армия, Дашкова про нее говорила: «Сволочи, состоящие из сыновей немецких сапожников», смотрела на русских гвардейцев свысока.
Семилетняя война шла к концу, и Россия ее явно выиграла. 24 апреля 1762 года Петр III заключил мир с Фридрихом II, отказавшись «с рыцарским великодушием» ото всех завоеванных русской армией земель. Отказавшись даже от Восточной Пруссии, которую Фридрих сам предлагал, Петр заключил с ним союз, дабы воссоединиться с прусскими войсками и воевать с Австрией, нашим извечным союзником. А что должен был чувствовать, скажем, корпус генерала Чернышева, героя Семилетней войны, которому было велено (15 000 солдат) покинуть Австрию. А ведь семь лет вместе воевали!
Петр боготворил Фридриха II. Однажды во время парадного обеда он, как перед иконой, встал на колени перед его портретом. По примеру пруссаков он решил укрепить дисциплину в русской армии, и потому шла бесконечная муштра. Он решил, что неплохо бы и высоким сановникам вспомнить азы военной культуры, а потому люди самого высокого ранга должны были облачаться в прусские мундиры и под командой офицеров маршировать на плацу. Самой высокой целью Петра было встретиться с Фридрихом II. Еще во время войны Петр принял чин полковника его армии. «Мой любезный брат, – говорил он, – вместе мы завоюем весь мир». Рюльер: «Все опасались, чтобы герой, имеющий такую власть над исступленным своим почитателем, не потребовал от него при первом случае новой армии из сотни тысяч русских, и целая Европа внимательно наблюдая сие происшествие, опасалась революции».
Русская армия негодовала, и не только офицеры, среди солдат тоже было «брожение, которое могло дать повод к возмущению». Иностранные послы в своих отчетах были единодушны – грубое и безрассудное поведение государя всех шокировало. Церковь не могла ему простить закон о секуляризации и открыто его осуждала. Кто-то пустил слух, что священникам, по примеру запада, скоро будут брить бороды, а то и вовсе заставят принять лютеранство. Мало того, что мир с Пруссией был позорным, Петр объявил, что будет воевать с Данией, чтобы вернуть Голштинии отнятый когда-то Шлезвиг. Армия должна была готовиться к войне.
Один из современников Петра III писал, что государь «не пренебрегает ничем, что могло бы ему повредить». Ему все ставили в вину. Он пил, курил, плохо обращался с женой, беззастенчиво любезничал с Воронцовой, свою законную супругу прилюдно обозвал дурой и пугал разводом и монастырем, он запретил русские поклоны при дворе и ввел французские приседания, он не любит Россию, и голос у него резкий, неприятный, и смех ни к черту. Дело шло к кровавой развязке.
Переворот 28 июня 1762 года
Очень много в наше время развелось популяризаторов русской истории. При этом все хлебают из одной супницы: сочинения классиков, как-то Соловьев, Ключевский, Костомаров и пр., мемуары, энциклопедии, а также сочинения коллег, которые друг у друга беззастенчиво переписывают. У меня на руках тоже чужие пазлы, из которых я стараюсь сложить свой рисунок, ан не получается. И не потому, что история России XVIII века вся исхожена и описана. Мешает уже твердый установившийся взгляд на события. Но что такое история? По сути дела это твой собственный взгляд при работе с материалом.
Сегодняшняя точка зрения: Великая французская революция – благо для человечества, революция 1917 года – безусловное зло. Но ведь и в первом, и во втором случае присутствовала дикая жестокость, существовало огромное количество жертв, в закон вошли несправедливость и разгул масс. Но был приобретен опыт, а это главное. Все как-то забыли, что прижившийся в мире слоган – «Свобода, равенство и братство» имел другое окончание – «или смерть». Наполеон – национальный герой и любимец публики. А чем он лучше Фридриха II, которого в мире и в самой Германии отнюдь не почитают. Он главный милитарист XVIII века.
