– Кроме того, мы знали, что незадолго до своей смерти, возможно, за несколько часов, возможно, даже меньше, Наталья вступала в интимную связь с посторонним мужчиной. Не со своим мужем, а с другим человеком. И сегодня утром эксперты представили неопровержимые доказательства тому, что мужчина этот – господин Лебедев. Кстати, и он сам не опровергает этого. Но утверждает, что секс у них был, а вот убийства не было.
Значит, Наташа изменила Роману. Изменила ему с Лебедевым. Попросту говоря, переспала со своим бывшим любовником. Наверное, это всколыхнуло в ее сердце былые чувства и окончательно подвигло принять правильное, как ей тогда казалось, решение.
– Но все-таки странно, что же, Лебедев буквально только что занимался любовью с Наташей, а спустя несколько часов уже ее убивает? Даже не успел толком удовольствие получить от восстановившихся отношений с когда-то любимой им женщиной? Странно, вам не кажется?
Однако Милорадов ее уже не слушал.
– Я вас пригласил исключительно для того, чтобы поделиться радостью, а не для того, чтобы вы тут сидели и выражали мне свое сомнение в качественности нашей работы. Завтра, самое позднее послезавтра, Роман будет освобожден. Вы сумели найти ребенка?
Это было сказано таким тоном, словно им лично это поручение было дано Марише, и теперь ей предстояло отчитаться о проделанной работе.
– Я вам уже объясняла, ребенок был у Валькирии. Поговорите с ней. Она ведь тоже у вас?
Мариша угадала верно. Сестра Лебедева была также задержана полицейскими.
– Можно мне с ней поговорить?
– Отчего бы и нет. Разрешаю.
Вид у Валькирии, когда ее привели в кабинет Милорадова, был донельзя бледный. Но, увидев Маришу, она просияла и кинулась к ней.
– Дорогая! Как я рада вас видеть! Умоляю, позаботьтесь о ребенке!
Мариша обрадовалась. Начало разговора подразумевало его конструктивность. Но, увы, оказалось, что разговор у них пойдет совсем не про Михасика, а совсем о другом ребенке – собачьем.
– Мой мальчик! – восклицала Валькирия, заламывая худые тонкие руки. – Мой бедный малыш! Если меня задержат, что с ним будет? Он же умрет! Погибнет! О, я этого не вынесу! Такие муки!!!
Она причитала довольно долго, Мариша молча наблюдала за ней и прикидывала, какую пользу она сможет извлечь из задания, которое ей явно собирается поручить Валькирия. Ведь недаром же она играет перед ней такую вселенскую скорбь.
– Мне сказали, что могут продержать меня тут хоть трое суток, а если найдут, что мне предъявить, то и дольше. Но малыш не сможет продержаться без еды и питья даже трех суток.
– И чего вы хотите?
– Покормите его!
– Я? Но почему вы не попросите об этом своих друзей?
– У меня никого нет.
– Соседей попросите.
Судя по сконфуженному выражению лица, с соседями у Валькирии дружбы тоже не водилось. Что же, оно и неудивительно, учитывая взбалмошный характер самой женщины и ее, мягко говоря, странное поведение.
– У меня никого нет, к кому я могла бы обратиться, кроме вас!
Скажите, какая честь! Мариша едва удержалась от улыбки. Но вовремя вспомнила, что на кону стоит судьба ребенка, и вновь стала серьезной.
– Чего вы хотите?
– Возьмите моего мальчика к себе! На время! Пока я не освобожусь.
– Нет, это невозможно. У меня дома и так попугай и морская свинка.
– Вот видите, значит, вы умеете обращаться с животными. Я почему-то сразу же, как вас увидела, подумала, что вы хороший человек. Возьмите малыша, ведь иначе он заболеет с тоски и, чего доброго, умрет.
– Нет. У меня дома сейчас гости. Двое взрослых, двое маленьких детей.
– Прекрасно! Моему мальчику будет компания.
Видимо, у Валькирии на все отказы Мариши находился свой ответ.
– Возьмите, очень вас прошу. Можете в ответ просить у меня все, что захотите!
Вот это другое дело. Мариша подняла глаза и встретилась с молящим взглядом Валькирии.
– Я вам помогу, – сказала Мариша. – Но вы должны рассказать мне всю правду, касающуюся Михасика. Слышите меня? Всю правду!
– Но я же вам уже вчера все рассказала.
– Так ли это?
Валькирия огляделась по сторонам.
– Ну хорошо, я вам признаюсь, – прошептала она. – Только умоляю, никому об этом не говорите, особенно моему брату. Иначе он может отобрать у меня малыша.
– Какого? Человеческого или собачьего?
– Щенка, разумеется.
– А в чем дело?
Валькирия понизила голос до шепота и произнесла:
– Никто этого ребенка у меня не крал. Не было никакого постороннего мужчины. Я сама виновата, не уследила за мальчишкой. Заболталась с той женщиной, потом еще облаками любовалась, а когда спохватилась, ребенка уже не было.
Вот оно что. Михасик удрал сам.
– Но вы его хотя бы искали?
– Да.
– Хорошо?
– Весь двор обегала. Нигде его не было.
– Невозможно, чтобы ребенок сам ушел так далеко.
Но про себя Мариша думала, что как раз очень даже возможно. Учитывая непоседливый нрав Михасика и его стремление к самостоятельности, такое запросто могло быть.
– Но женщина все-таки была?
– Женщина была, – не стала отрицать Валькирия. – Подсела ко мне, заговорила. Но только она не виновата. Приятная такая, сразу видно, что интеллигентная и умная женщина. Но, к сожалению, не любит детей.
– Почему вы так думаете?
– Михасик несколько раз подбегал к ней, хотел даже обнять, а она его неизменно отгоняла.
– Отгоняла?
– Да. Поди поиграй. Еще рано тебе домой.
– Значит, мальчик просил эту женщину, чтобы она отвезла его домой?
– Очень надоедливый ребенок, он все время просился у меня к маме, – с раздражением ответила Валькирия, и стало ясно, что незнакомая женщина была не единственной, кто недолюбливает маленьких детей. – И с той женщиной снова принялся за свое. Обниматься к ней лез, целовать даже пытался. Фу! Удивляюсь, как она выдержала такую прилипчивость.
Мариша смотрела на Валькирию с удивлением. Рассказ казался ей странным. Михасик отнюдь не был ласковым или тем более прилипчивым мальчиком. Напротив, он всячески демонстрировал свою независимость от взрослых. А уж о том, чтобы подойти к чужому человеку и пытаться его обнять или поцеловать, и говорить нечего. Он даже Марише позволял себя разве что слегка потрепать по затылку, а ведь они были знакомы всю его жизнь. И когда Наташа его целовала, удовольствия отнюдь не проявлял. Возможно, разлука с матерью научила Михасика больше ценить семью, но, чтобы лезть с поцелуями к незнакомым женщинам… Это было как-то чересчур.
