Глубокий кризис охватил и индийскую империю Великих Моголов. Падишах Джахангир ни мудростью, ни доблестью отца Акбара не обладал. Целиком попал под каблук вздорной и деспотичной женушки, персиянки Нур Джахан, которая диктовала ему государственную политику, сама казнила и миловала. Завоевательные походы Джахангир свернул, погряз в удовольствиях, пристрастившись к вину и опиуму. Вел пышное строительство, окружал себя поэтами, танцовщицами, художниками. Но все это требовало денег, и падишах ввел систему откупа налогов. Откупщик платил вперед, а потом собирал налог с изрядными процентами в свою пользу. Что вело к разрушению сельского хозяйства. Средств все равно не хватало, и с подачи супруги Джахангир решил взимать часть доходов с земель, розданных феодалам, чем сразу нажил массу врагов. Начались заговоры и мятежи. Сперва восстал его сын Хусру. Бунт жестоко подавили, но вспыхнул мятеж Усман-хана в Бенгалии, который не могли усмирить 8 лет. А в 1627 г. поднял восстание сын Джахангира Шах-Джахан. Одолел отца, тот бежал в Афганистан, где и умер. Трон достался Шах-Джахану.
К борьбе за «передел мира» в данный период подключилась еще одна держава — Франция. Ришелье, придя к власти, обратил внимание на плачевное состояние флота. Как показала инспекция, в Бресте от портовых складов остались лишь стены, а пушки были негодными. В Касси гарнизон форта состоял из 1 сторожа с 2 фальконетами (1 неисправен), а в Тулоне — из «добряка-начальника», которому 20 лет не платили жалованья, его жены и слуги. Другие порты тоже были в запустении или использовались «джентльменами удачи». В Кане французские пираты, нанятые испанцами или англичанами, охотились за французскими же кораблями. Впрочем, и голландцы, даже будучи союзниками, заметив французское судно, нападали без колебаний. Военного флота не существовало, большинство французских моряков служили на иностранных судах. Торговлю французской солью и вином на Балтийском и Северном морях монополизировали голландцы. В Средиземном было еще хуже. Североафриканские турецкие пашалыки, Тунис, Алжир и Триполитания, вели себя обособленно от Стамбула. Паши играли роль скорее послов султана, чем властителей, всей политикой заправляли местные беи и диваны (советы) янычар. А основой этой политики было пиратство. И хотя Франция являлась союзницей Турции, алжирцам и тунисцам было на это глубоко плевать. Они нападали на ее суда, высаживались на незащищенные берега Прованса, увозя жителей, потому что в Северной Африке огромным весом обладали работорговые компании, еврейские и мусульманские. Зачастую они и финансировали пиратские рейды, велась настоящая охота за рабами. По подсчетам хрониста о. Дана, в Алжире при населении 100 тыс. человек единовременно находилось 25–30 тыс. рабов и 8 тыс. пленников, перешедших в ислам. Существовали организации, выкупавшие рабов, — таким посредничеством занимались монахи, францисканцы и доминиканцы. Но они выкупали только католиков, протестантов брать отказывались, даже если их предлагали «в нагрузку». Впрочем, в Северной Африке активно действовали конторы многих европейских купцов: голландцев, англичан, итальянцев. Как правило, они работали в тесном контакте не с мусульманскими, а с еврейскими компаниями, которые тоже специализировались на посредничестве. Европейцы через них скупали награбленное и продавали пиратам порох, оружие, корабельные снасти. И больше всех страдала при этом Франция.
Ришелье решил исправить положение. Он принял пост главного управляющего коммерции и навигации, начали восстанавливаться порты и укрепления, строиться корабли. Кардинал активизировал французскую заокеанскую политику — он полагал, что иметь колонии требуется для престижа державы. Под его покровительством была создана компания по заселению Карибских островов Сен-Ките (Сен-Кристоф), Барбадоса, Гваделупы, Мартиники. Ришелье сам стал пайщиком, выделил корабль. Предполагалось ввезти рабов из Сенегала, организовать на островах производство сахара. Как и в Англии, с наведением порядка в портах Атлантического побережья в Новый Свет стали перебираться французские пираты. Селились на Сен-Ките, оттуда «самостийно» проникли на о. Тортуга. Кардинал реанимировал и начинание Генриха IV по освоению Канады и Акадии, и возникла компания Новой Франции, которой предоставили 2 корабля и земли «от Флориды на юге до Арктического круга на севере и от Ньюфаундленда на востоке до Великих Озер на западе» с правом монопольной торговли на 15 лет. Всем, кто пожелал бы ехать в Америку, давались серьезные привилегии и льготы.
Кардинал провел ряд законов, призванных стимулировать французское предпринимательство и мореходство. Дворянам было разрешено заниматься торговлей без потери своего социального статуса. Морякам запрещалось поступать на иностранные суда. Вводились ограничения на импорт, на транзит через зарубежные фирмы. Но… все подобные шаги опять перечеркнула чисто французская специфика. Чиновники, заседавшие в парламентах приморских провинций, получали свою долю от пошлин с ввоза товаров, взятки от иностранцев, и все эти парламенты отказались зарегистрировать протекционистские законы. И как раз там, где такие законы были нужны, они не были введены в действие. Национальную торговлю удалось наладить только с Левантом, когда приструнили африканских пиратов. Но оттуда ввозились лишь предметы роскоши, и не за товары, которых у Франции не было, а за деньги, вызывая их отток из страны. Ришелье говорил, что это «плохая торговля», но, если ее вести через иностранцев, будет еще хуже.
А в колонии французы ехали неохотно. Они традиционно тяготели к Парижу, к королевскому двору — только там, во Франции, делалась карьера, раздавались подачки и выгоды. И в отличие от англичан, устраивавшихся в Америке капитально, французы отправлялись туда на время, чтобы заработать на меховой торговле, вернуться домой и купить чиновничьи должности. Квебек оставался поселком, где жили 107 человек. На привозных продуктах — если корабль из метрополии задерживался, голодали. И все это сказалось в ходе войны с Англией. В то самое время, когда флот Бекингема опозорился у Ла-Рошели, в Америке произошло обратное. В британских колониях насчитывалось уже 20 тыс. жителей, они были лучше организованы. Джервейз Керк создал частную антифранцузскую компанию со своей флотилией, в 1628 г. разрушил поселения на р. Св. Лаврентия, захватил корабли и товары французской компании и разорил Квебек.
В американских водах продолжала пиратство и голландская Вест-Индская компания. В 1628 г. ее главнокомандующему Питу Хейну выпала редкая удача. Возле главной испанской базы, Гаваны, где голландцев никто не ждал, они вдруг напали на «серебряную эскадру», перевозившую годовую добычу драгоценных металлов, и захватили 9 кораблей. Это немедленно сказалось на ходе Тридцатилетней войны. В Европе упали акции испанских банков, Мадриду оказалось нечем платить солдатам. Задним умом стали укреплять береговую охрану, менять сроки и пути следования конвоев. Нидерланды расширяли влияние и в Индонезии. Их Батавия формально находилась на земле султаната Матарама, и султан Агунг осадил ее, пытаясь вернуть свою собственность. Но с сильной крепостью ничего не смог сделать, и его неудача лишь укрепила авторитет захватчиков. А султан Аче Искандер Муд в 1629 г. потерпел сокрушительное поражение при попытке захватить Малакку. И заключил с голландцами союз, предоставив им за это право 4 года свободно и беспошлинно торговать в его владениях. Нетрудно понять, что четырехлетняя привилегия автоматически превратилась в бессрочную.
