В европейскую дипломатическую кашу лез и папа Урбан VIII. В это время у герцога Савойского зачесалось захватить кальвинистскую Женеву. Папа горячо поддержал идею и разработал проект, чтобы герцогу помогли французы — вот, мол, и будет компенсация за отнятый у савойцев Пиньероль. Ришелье такие поползновения отверг. Ему требовался нейтралитет швейцарских кантонов — ведь они не только контролировали альпийские проходы, но и поставляли протестантам наемных солдат. И «компенсация» обломилась лишь самому римскому первосвященнику, чтобы не вмешивался не в свои дела. Он раскатывал губы на герцогство Урбино, и французы намекнули, что не выразят ни малейшего протеста, если папа его захватит и присоединит к своим владениям, что Урбан и сделал.
От вступления Франции в масштабную войну Ришелье решил воздерживаться, насколько это будет можно, — тем более что внутри страны опять возникли проблемы. Мария Медичи, сидя в Компьене, сплела заговор с Гастоном Орлеанским и Анной Австрийской. По гороскопам, коим тогда свято верили, получалось, будто Людовик должен скоро умереть. Вот и задумали дождаться этого (или помочь свершиться) и женить Гастона на Анне. Написали в Мадрид, чтобы поддержали. Кардинал письма перехватил. Всех испанцев из свиты двух королев выслали на родину. А Гастон удрал в свою вотчину, Орлеан, и начал набирать армию. Поддержать бунт согласились губернаторы Прованса, Пикардии, Бурбонне. Король сам отправился с войском на Орлеан, и его братец бежал за границу. Его сообщников Людовик обвинил в преступлении против величества и объявил изменниками.
Но… Парижский парламент отказался зарегистрировать эдикт — он уже начал борьбу против «тирании Ришелье», а за такую мелочь, как бунт против короля, во Франции знатных людей к изменникам не причисляли и эдикт восприняли, как наступление на «свободы». Людовику пришлось лично явиться в парламент и настоять на своем. А королеву-мать хотели отослать домой, во Флоренцию. Но это было далеко от средоточий европейских интриг, и она ехать отказалась. Предлагали на выбор губернаторства — тоже отказывалась, изображая из себя жертву. А Гастон обосновался в Лотарингии. Это государство было весьма своеобразным, считалось независимым герцогством и представляло собой жуткую «путаницу юрисдикции». Вся территория состояла из мешанины клочков — некоторые из них принадлежали Франции, другие мелким германским князьям или епископствам, третьи были имперскими. Имелись даже деревни, не подчиненные вообще никому, в путанице разделов о них просто забыли.
Лотарингский герцог Карл IV был сторонником императора и врагом Людовика. Он предоставил убежище мятежному принцу, но гороскопы тоже читал и верил им. И для оказания помощи выставил условие — женитьбу Гастона на своей дочери Маргарите де Водемон. Чтобы после смерти Людовика она стала королевой Франции. Гастон согласился. Вместе связались с испанцами, получили от них деньги и стали собирать войска под предлогом «освобождения королевы Марии», якобы пребывающей в заточении. Составили хитрый план — Мария сбежит из Компьена в пограничную крепость Ла-Капель, комендант коей примкнул к заговорщикам. Захват крепости откроет дорогу для вторжения из-за границы, а королева-мать обратится к французам с манифестом о «тирании Ришелье», разжигая восстание.
Так и сделали. В одну прекрасную ночь Мария села в карету и устремилась на север. Кардинал узнал о замыслах врагов в последний момент, но принять меры успел — сменил коменданта Ла-Капели. Беглянку вполне можно было задержать. Но тогда опять пришлось бы терпеть ее под боком и возиться с ней. И поступили проще. Королева-мать потыкалась в запертые ворота крепости и, не зная, что делать, покатила дальше — в Бельгию. Покинуть страну ей никто не препятствовал. А заговор по ее «освобождению» развалился сам собой.
В 1631 г. во исполнение заключенных договоренностей в Померании высадился Густав II Адольф. Начал сколачивать новую коалицию против католиков, но примкнули к нему немногие князья и города. Память о карательных рейдах имперских армий была свежа. Да и вообще менять систему слабой империи на гегемонию шведов было мало желающих. Протестантские князья во главе с Иоганном Георгом Саксонским и Вильгельмом Бранденбургским собрались в Лейпциге и предложили Фердинанду II свою помощь против пришельцев — если будет отменен эдикт о возврате церковных земель. Император наотрез отказал и двинул свою армию во главе с Тилли, который, прежде чем ударить по шведам, решил наказать поддержавший их Магдебург. Город был взят и разграблен, а все 30 тыс. жителей умерщвлены.
Это вызвало возмущение протестантов, как и тупая неуступчивость императора перед лицом внешней угрозы. И князья начали исподволь наводить контакты со шведами. А 17 сентября войска Густава Адольфа и Тилли встретились у деревни Брейгенсфельде под Лейпцигом. Тут-то и проявилось превосходство реформированной шведской армии. Ядро ее состояло из свободных крестьян и дворян, спаянных высокой дисциплиной и протестантской идеологией, войне придавался «священный характер». Новые мушкеты были втрое скорострельнее немецких, ливень огня дополнялся многочисленными легкими пушками, выставленными в шеренгах пехоты и конницы. Имперцев разгромили наголову. Кстати, в битве участвовали и русские из тех, кто после Смуты попал в шведское подданство. Олеарий вспоминал, как в Копорье гостил у боярина Никиты Васильевича, получившего рану под Лейпцигом.
После такой победы позиция германских князей изменилась. На сторону шведов перешли и Саксония, и Бранденбург. Густав Адольф послал саксонскую армию под командованием Арнима на Богемию, а сам ураганом ринулся по Германии — к Рейну. Впрочем, протестантские князья продолжали вести двойственную политику, с оглядкой на императора. Они хотели не полного поражения Габсбургов, а только их ослабления, что дало бы возможность выторговать для себя побольше льгот и «вольностей». Арним продолжал переписываться с Фердинандом. И хотя вторгся в Чехию, любезно не затронул владения Валленштайна, обойдя их стороной. Но и Густав Адольф быстро рассеял надежды Ришелье на то, что шведы станут послушным орудием его политики и выведут Францию на роль верховного арбитра в германских делах. Считаться с нейтралитетом католических князей король не собирался. Напротив, подвергал их владения полному опустошению. Стоит уточнить, что очень высокая для того времени дисциплина шведских солдат была понятием относительным. Это была безусловная дисциплина в бою и в походе. Но на поведение подчиненных вне строя командование смотрело сквозь пальцы. Правда, на союзной, протестантской территории бесчинств не допускали, и разгул ограничивался охотой за бабами. Что пришлось по душе и немкам, и современник писал: «То-то печалились женщины, и не только горько рыдали при расставании, но даже лишались чувств… ибо трудно поверить, какие вольности позволяли себе шведы в подобных делах».
Но католические земли подвергались полному разграблению. Шведы громили церкви и монастыри, резали священников, глумились над монахинями. Если крестьяне или горожане пытались сопротивляться, их самих заставляли вешать друг друга. Питались за счет местного населения, выгребая все дочиста. Если же хозяева успевали спрятать продовольствие, типичным шведским приемом было построить семью и на глазах матери надеть петлю на ребенка. Ответит, где спрятано, — обречет семью на голодную смерть. Не ответит — вешали и ставили под виселицу следующего. Обозначая путь руинами и пожарищами, армия Густава Адольфа прокатилась через Франконию, Тюрингию, захватила Эрфурт, Вюрцбург, Франкфурт-на-Майне. Другие шведские корпуса взяли Росток и Висмар.
