Азовское сидение
Казаки в Азове не только отбили наступление соседей, но и сами, обретя столь удобную базу, организовали набег. Турки утверждали, что в 1638 г. в Черное море выплеснулась тысяча челнов. Конечно, это преувеничение, в таком случае экипажи составили бы не менее 50 тыс. казаков, втрое больше, чем их было на всем Дону. Но во всяком случае поход превзошел по масштабам все предыдущие. Отряды разошлись по морю, захватывали и топили турецкие суда, взяли и опустошили Трапезунд, Синоп, Ризе, появлялись перед Босфором. Разгневанный султан писал, что, если казаков не унять, они доберутся и до его сераля. И по его личному суровому приказу к Керченскому проливу был выслан сильный флот. Стаи казачьих лодок дерзко атаковали его, но как раз дерзость вылезла им боком. Капудан-паша действовал умело; метко расстреливая челны бортовой артиллерией и не допуская их до абордажа. Донская эскадра была разгромлена и рассеяна. После этого поражения казаки стали избегать лобовых столкновений с крупными военно-морскими силами турок и изменили тактику, начали ходить в свои рейды небольшими группами.
Азов быстро обживался. Донцы провозгласили его «вольным христианским городом», селились тут с семьями, у кого они были. Был отремонтирован и заново освящен старый, построенный еще генуэзцами, храм Св. Иоанна Предтечи, превращенный турками в мечеть, — здесь поместили знаменитую на Дону чудотворную икону Иоанна Крестителя. Возводилась новая церковь Св. Николая Угодника. И… в Азов снова потянулись все те же купцы из Кафы, Керчи, Тамани, Анапы. Им-то какая была разница, славянками или турчанками торговать? Перепродать куда-нибудь подальше, в Персию или Египет — а барыш не пахнет. Казаки после азовской добычи и набегов были людьми не бедными, и купцы получали возможность скупать награбленное, везли сюда турецкие товары. Появились и иранские торговцы. Султан воевал с шахом в Месопотамии, а здесь, в обход фронта, пошла бойкая торговля между представителями обеих держав. Конечно, и русское купечество выгод не упускало, пожаловало на быстро расцветающий азовский рынок.
Украинским казакам в это время приходилось куда хуже. После разгрома Павлюка репрессии приняли беспрецедентные масштабы. Гетман Потоцкий с карателями гулял по районам, поддержавшим восстание, хватал и казнил всех подряд, заявляя: «Теперь я сделаю из вас восковых». А Конецпольский, уничтожая заподозренных в причастности к мятежу, приказывал подчиненным: «Вы должны карать их жен и детей и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости и Речи Посполитой». За поляками оставались пепелища, на деревьях болтались тысячи повешенных, на всех видных местах для устрашения торчали колы с насаженными на них телами казненных. Сейм решил лишить казаков всех привилегий, данных им прежними королями, а в будущем вообще упразднить казачье войско, переведя на положение крестьян.
Но бесчинства карателей вызвали новую вспышку восстания. Как сообщает украинский летописец, «видя козаки, что ляхи умыслили их всех вырубить, паки поставили гетманом Остряницу». Он начал поднимать народ на Левобережье. Коронные войска и отряды магнатов двинулись на него. Остряница отчаянно сопротивлялся, дав сражения под Голтвой, Лубнами. Затем казаков осадили в их лагере у устья р. Сулы. Укрепившись окопами и шанцами, они долго отражали атаки. Но затем у них иссякли припасы и начался голод. А это опять вызвало внутренние раздоры. Большинство склонялись к капитуляции. Остряница с 3 тыс. сподвижников сумел прорвать кольцо блокады и ушел в Россию. Участь тех, кто не захотел идти с ним, была печальной. Они выбрали новым гетманом Путивца. Но тут же и выдали его полякам, надеясь такой ценой купить прощение. Потоцкий согласился на мир, а Путивца приказал расстрелять, однако и выдавших его повстанцев не помиловал. Едва они покинули укрепления, их разделили на группы, обезоружили, выстраивали на коленях и рубили головы всем до единого. Заодно это позволило Потоцкому удовлетворить своих солдат за счет имущества перебитых.
Запорожские и днепровские казаки, не попавшие в эту мясорубку, были полностью деморализованы. Избрали гетманом Гуню, вступившего в переговоры с Потоцким. Он уже соглашался на все продиктованные ему условия, даже принял назначенных поляков на посты казачьих полковников. А к королю с просьбой о помиловании казаков послал чигиринского сотника Богдана Хмельницкого. Вроде договорились… Но, когда сам гетман с киевским сотником Кизимом и большой свитой прибыл в Варшаву для принесения присяги, их схватили. Гуню, Кизима и его сына публично забили насмерть палками, десятки сопровождавших их были четвертованы и повешены на крючьях под ребро.
Последний рецидив восстания возглавил Полтора-кожух. Он собрал отряд на р. Мерло — уже на самой границе с владениями крымских татар. Но, узнав, что на них идут поляки, казаки разбежались. Хотя и польскому войску не повезло, дело было уже зимой, и многие сгинули в степях от морозов. А сейм принял «ординацию» — закон, вводивший новый режим управления на Украине и означавший полный конец всех вольностей. Число реестровых сохранялось в 6 тыс., но они теряли право выбирать гетмана и старшину — должности становились назначаемыми. На Украине размещались коронные войска, местное управление передавалось польским чиновникам. Восстанавливалась крепость Кодак, а в Сечи расположился польский гарнизон.
Многие эмигрировали — на Дон, в Россию. На Дону рос городок Черкасск, основанный полвека назад выходцами из Запорожья. А польские послы в Москве, Стахорский и Раецкий, жаловались Михаилу Федоровичу, что на Русь ушли 20 тыс. человек. Но царское правительство заняло твердую позицию и выдавать беженцев отказалось. С одной стороны, отдать православных страдальцев на расправу «поганым» было бы непростительным грехом. С другой — такие люди, привычные владеть саблей и самопалом, были как нельзя кстати для освоения и защиты степных границ. Острянице с его отрядом выделили землю для поселения, и они основали г. Чугуев. Точно так же принимали других беженцев, и ими стала заселяться так называемая «слободская украина» — территории, лежащие южнее новых «засечных черт», то есть правительство работало на будущее, не собираясь останавливаться на рубеже белгородской линии и начиная освоение земель уже за ее пределами. Чтобы постепенно готовить следующие «шаги» на юг…
Готовили на будущее и другие шаги — учитывая неизбежность грядущих столкновений с Речью Посполитой. И в пику польской политике ущемления украинцев правительство предпринимало меры, чтобы сблизить с русскими и расположить к Москве православных подданных Владислава. В том же 1638 г. Михаил Федорович даровал украинским казакам (но не полякам!) право беспошлинно торговать в Курске и еще нескольких порубежных городах.
Ну а пока приходилось поглядывать в сторону других врагов — международная обстановка менялась. Мурад IV под Багдадом потерпел неудачи в нескольких приступах, но затем применил другой прием. Вокруг крепости стали насыпать огромные валы, выше ее стен. На них установили пушки, простреливавшие город, подошли валами к укреплениям, и Багдад был взят. А у Ирана в это время появился новый противник Падишах империи Моголов Шах-Джахан, завоевав в Индии все, что мог, решил развернуть агрессию на запад. Его армии вторглись в 1638 г. в персидские владения и захватили Кандагар. И Сефи I, несмотря на свое упрямство, согласился на переговоры с турками. В 1639 г. был заключен Касре-Ширинский мир, восстановивший старую границу, — персы уступали Ирак, а Закавказье делилось пополам.
