Но из-за упадка Сонгаи стали возвышаться города-государства хауса к северо-западу от Нигера — Кано, Гобер, Кацин, Даура, Зария, Рано. Это тоже были крупные центры, не уступавшие Тимбукту. Кацин и Дауру называли «царями рынка», Кано и Рано — «царями индиго», Гобер — «царем войска», Зарию — «царем рабов». Усилилось и государство Борну к востоку от оз. Чад. Султан Идрис Алома вооружил армию огнестрельным оружием, покорял соседей, в зависимость от него попали и города хауса. В южной части современной Нигерии богатело и расширялось королевство Бенин. Посещавшие его европейцы писали о прекрасных зданиях, оживленных рынках. На высочайшем уровне здесь находилась обработка железа и бронзы, а бенинская бронзовая скульптура до сих пор славится у ценителей искусства.
Весьма любопытные формы приняло государство Конго, где цари, как уже отмечалось, добровольно приняли крещение и присягнули португальским королям. Местная верхушка потянулась к европейской культуре. В моду вошли португальские наряды, при дворе был введен португальский этикет, цари стали королями, вожди племен — графами и маркизами. Выглядело это, наверное, потрясающе. Конголезские подданные, сверкая чуть прикрытыми телами, выращивали просо и бананы, плясали под барабаны, а чернокожая знать парилась в пышных камзолах, щеголяла кружевными воротниками, шляпами и шпагами, строила дворцы, церемонно танцевала на королевских балах со своими черными графинями и отправляла детей учиться в Лиссабон. Но за все надо было платить. И португальцы соглашались брать оплату рабами, требующимися для плантаций в Бразилии. В результате короли Конго разозлили покоренные племена, и от них отпала Ангола. Но Лиссабон вдруг поддержал ее борьбу за независимость — за разрешение основать там крепость Сан-Паулу-ди-Луанда. После чего передумал и объявил «мятежную» Анголу владением Португалии, хотя это осталось только декларацией. Европейцы владели клочками земли на побережье, а во внутренние районы ездили лишь миссионеры. А в империю Розви, лежавшую восточнее, в междуречье Замбези и Лимпопо, и миссионеров не пускали, предпочитая убивать всех «белых».
В Америке испанцы распространили влияние до Флориды и Калифорнии, где основали г. Сан-Франциско. Но в прериях племена навахо, апачей, команчей, арапахов, чейенов оказали сопротивление. И случилось неожиданное. Европейские лошади, теряя в боях всадников, быстро дичали и плодились. И вскоре уже индейцы, отлавливая мустангов, превратились в отличных наездников. Лишили испанцев преимуществ в быстроте и маневренности и остановили их экспансию на север. Быт индейцев при этом тоже изменился — обретя коней, они сделали главным промыслом охоту за бизонами.
Кстати, и в Европе XVII в. все государства отличались друг от друга, каждое имело собственное «лицо». Допустим, много общего было между Францией и Испанией. В обеих странах могущество определялось сильной королевской властью, но полного территориального единства не было. Отдельные провинции (в Испании — Арагон, Кастилия, Каталония, Валенсия, Наварра, во Франции — Бургундия, Прованс, Лангедок, Дофине, Бретань, Нормандия) имели свои законы, свои традиции, свои органы управления. В разных провинциях различались системы налогообложения, устанавливались собственные таможенные барьеры, отличались даже языки и диалекты, и жители разных провинций часто не понимали друг друга.
Как во Франции, так и в Испании существовало резкое сословное деление: дворянство, духовенство и «третье сословие» — все не относящиеся к двум первым. Причем только оно платило подати, а дворянам в обеих странах запрещалось заниматься торговлей и промыслами. Но были и серьезные отличия. Во Франции «третье сословие» было совершенно бесправно. Закон защищал его лишь формально, и нищий дворянин мог запросто унизить или избить богатого торговца — если у того не было знатных покровителей. А короли, постоянно нуждаясь в деньгах на войны, любовниц и развлечения, выжимали из тех же торговцев и предпринимателей все соки. Но высшие судейские и чиновные должности тоже давали своим обладателям дворянские права — «дворянство мантии», в отличие от «дворянства шпаги». И французские монархи из-за той же нужды в деньгах широко развернули продажу должностей. Любых, от низших клерков до советников парламента (только следует помнить — во Франции Парижский и 6 провинциальных парламентов были не законодательными, а высшими судебными органами). Желающий получить должность платил «вперед», а потом государство «с процентами» возвращало ему взнос в виде жалованья. Теоретически. Поскольку жалованье платили крайне неаккуратно. Но ведь и сама должность давала возможности обогащения. И «коррупции» в нашем понимании во Франции не существовало — взятки были нормальным явлением.
По этим причинам французская промышленность оставалась в зачаточном состоянии, а купцы и владельцы мастерских, поднакопив денег, предпочитали вкладывать их в покупку должностей. Внутренний рынок парализовывался многочисленными таможнями и пошлинами, внешний ориентировался только на предметы роскоши. А паразитарный чиновничий и судейский аппарат раздулся неимоверно. Но нужда правительства в деньгах не иссякала, и оно шло на ухищрения. Разделяло одну должность на две — что обесценивало ее. Или повышало «оклады» — должность становилась дороже, и требовалось доплачивать. Или выкупало у владельцев и уничтожало должности — создавая взамен новые, более дорогостоящие. В результате шла постоянная борьба правительства и бюрократической массы, сопротивляющейся таким нововведениям. Ну а простонародью, чтобы содержать и короля, и дворянство, и судейских, оставалось потуже затягивать пояса — налоги во Франции были самыми высокими в Западной Европе. И пределом мечтаний «черни» было накопить денег и купить низшую должность хотя бы одному ребенку.
В Испании еще во время объединения страны Изабелла Кастильская подавила дворянскую анархию, сделав опору на милицию городов. Законы исполнялись не формально, а реально, горожане и сельские жители были куда более защищены, чем у французов, и дворянских хулиганств в помине не было — допустивший их серьезно рисковал свободой, а то и жизнью. Не знала Испания и такого всеохватывающего культа роскоши, и такой сексуальной распущенности, как во Франции, — в обществе господствовала строгая религиозная мораль, и хотя, конечно, грешили, люди есть люди, но по крайней мере не напоказ, не в столь беспрецедентных формах и масштабах.
Так же, как во Франции, важное место занимали судейские — «летрадо». Чиновники с юридическим и теологическим образованием освобождались от налогов и составляли очень мощную и влиятельную прослойку. Однако и до уродливой повальной торговли должностями Мадрид не дошел. И налоги были куда умереннее, чем в «веселой» Франции. Словом, жизнь в Испании оказывалась намного более уютной и благоустроенной. Но ее беда была в другом. Страна разбросала воинов-дворян по колониям, поэтому ее армия в значительной мере состояла уже из наемников. И на их оплату уходили богатства, выкачиваемые из Нового Света. А в экономике и финансовой системе место нидерландцев заняли итальянские банкиры, опутавшие королей долгами и высасывавшие из Испании прибыль.
Совершенно непохожей на испанцев и французов была Англия. Почти вся аристократия тут погибла в междоусобицах Алой и Белой роз. И образовалось «новое дворянство» — джентри. Разбогатевшие купцы и финансисты покупали землю и в соответствии с размерами владений получали титулы. Как и все нувориши, они были жутко тщеславными, всячески старались подчеркнуть свое положение — мужчины цепляли на себя рюши, кружева, перья, использовали дорогую косметику. Новое дворянство было не воинственным, смеялось над обычаями дуэлей, зато вводило в своих хозяйствах более доходные методы земледелия и скотоводства, не гнушалось торговли и ростовщичества.
