Пфеффер явно принимал желаемое за действительное, при этом только к 25 августа в район Станиславова и Стрыя начали прибывать передовые эшелоны 2-й австрийской армии. Целиком же ее 7,5 пехотной и одна кавалерийская дивизии были перевезены к 8 сентября. В результате 9,5 пехотной и пять кавалерийских дивизий Р. Брудермана и Г Кевеша оказались лицом к лицу с 21 пехотной и 7,5 кавалерийской дивизиями 3-й и 8-й русских армий, которые двигались навстречу австрийцам. 26 августа произошло встречное столкновение 3-й австрийской и 3-й русской армий на притоке Днестра – Золотой Липе: Р. Брудерман вынужден был отступать, надеясь остановить русское наступление на подготовленных позициях539. Бой 26 августа послужил основанием Н. В. Рузскому для неисполнения приказа штаба фронта.
Вместо того чтобы вывести 3-ю армию на общий фронт с 4-й и 5-й армиями для дальнейшего наступления на реку Сан, уже 27 августа основные силы 3-й русской армии были нацелены на Львов. 29 августа ее части вышли на следующий приток Днестра – Гнилую Липу, однако Н. В. Рузский по-прежнему не оказывал прямой помощи 5-й армии, находившейся в это время в критическом положении. 30 августа Н. И. Иванов, не добившийся от Н. В. Рузского выполнения приказов штаба фронта, назначил его лично ответственным за действия 3-й и 8-й армий. В этот день оборона австрийцев на Гнилой Липе, все еще не получивших помощь от своей 2-й армии, была взломана. В прорыв была отправлена 10-я кавалерийская дивизия, которая настигла отступающую в колоннах пехоту противника и атаковала. В результате были захвачены значительное количество пленных и четыре гаубицы540.
В штабе Юго-Западного фронта явно переоценивали уровень австрийских укреплений под Львовом и Галичем541, и эти оценки не расходились с мнением Ставки542. Н. В. Рузский готовился к осаде Львова. Между тем этот город трудно было назвать крепостью. В 1887 г. на его подступах были впервые сооружены земляные укрепления с кирпичными стенками, в 1912 г. их обновили, при этом на обвод в 48 км было установлено всего 12 орудий. Считалось, что в случае войны полевая армия сама создаст необходимые оборонительные сооружения543. Теперь для выполнения такой задачи не было ни сил, ни времени. После двукратного поражения, по мнению командующего 3-й австрийской армией генерала Р. Брудермана, сравнительную боеспособность в его армии сохранили только четыре дивизии общей численностью не более корпуса544. Уже 31 августа он планировал отойти от центра Восточной Галиции, но получил приказ удержать его. Вначале Ф. Конрад фон Гетцендорф надеялся, что и имевшихся у Р. Брудермана сил будет достаточно для непродолжительной обороны на подготовленных позициях, но в ночь на 1 сентября паника охватила даже лучшие венгерские части, и они побежали, увлекая за собой других545.
Одну дивизию и бригаду с трудом удалось собрать во Львове, Р. Брудерман и его начальник штаба Боог считали большую часть своих войск небоеспособными: славянские полки – по причине русофильской пропаганды, а ландверные, ландштурменные и маршевые части были ненадежны, их солдаты и офицеры не имели боевого опыта и после первых столкновений часто бежали, увлекая за собой других546. Австрийское командование сталкивалось на полях Галиции примерно с теми же проблемами со своими резервистами, что и русское – на сопках Маньчжурии. В результате было принято решение об оставлении Львова. 21 августа (3 сентября) передовые части 9-го корпуса 3-й армии начали занимать покинутые австрийцами форты внешнего обвода обороны Львова. Повсюду были вывешены белые флаги, крупные орудия стояли без прислуги. На входивших в город ранним утром 3 сентября русских солдат с балконов летели цветы и приветствия547.
Мэр столицы Восточной Галиции вручил ключи от города начальнику 42-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту В. П. Роде. Тот немедленно сообщил командиру 9-го армейского корпуса генералу Д. Г Щербачеву, а он, в свою очередь, изумил этим известием штаб 3-й армии, никак не ожидавший такой новости. Н. В. Рузский поначалу отказался поверить в донесение об этом успехе548. Его штаб явно переоценил значение львовских укреплений для австрийцев. Немногим лучше обстояло дело и в 8-й армии. Если верить А. А. Брусилову, офицеры его штаба опросили русинов, идущих со стороны Львова, о наличии там войск, и узнав о том, что город пуст, первые въехали в столицу Восточной Галиции549. На самом деле вместе с В. П. Роде в город въехал офицер Генерального штаба для поручений при командующем 8-й армией полковник граф Д. Ф. Гейден. Львовяне радушно встречали русские войска, доброжелательность исходила даже от поляков. Купив конфет в магазине на рыночной площади, Д. Ф. Гейден отправился в штаб А. А. Брусилова, где вручил свою покупку в качестве доказательства того, что город взят. Ему тоже сначала не поверили550.
22 августа (4 сентября) во Львов прибыл Д. Г. Щербачев. «Пройдя по городу, – вспоминал он, – я увидел полный порядок и мирную обстановку, по главной улице много щегольских экипажей и дам, магазины открыты, и только обозы напоминали о войне. Местные жители заявляли, что просили австрийские войска скорее уйти, так как русские все равно возьмут Львов и сопротивление только отразится на городе»551. Итак, этот важнейший транспортный и административный пункт достаточно неожиданно для русского командования был оставлен противником без боя552. Интересно, что Н. В. Рузский, получивший за этот город два Георгиевских креста, отказался подписать наградные листы на 9-й корпус, считая, что награждать не за что: «Ведь это не бой, а просто военная прогулка»553. «Только после «взятия» Львова… Рузский повернул свой фронт и принял вместе с Брусиловым всю тяжесть боев отступавшей австрийской армии, которая, скользя своим левым флангом по их армиям, правый увела», – записал в своем дневнике 1 октября 1915 г. М. К. Лемке554. Формулировка исчерпывающая, и, как мне кажется, авторство ее принадлежит не самому М. К. Лемке, а одному из офицеров Ставки.
Уходя, австрийцы бросили большое количество имущества. В городе были захвачены значительные трофеи, из которых самыми важными для русской армии в сложившейся ситуации были 30 локомотивов и значительное количество подвижного состава, что позволяло активнее использовать австрийскую железнодорожную колею, не перешивая ее под русский стандарт555. По свидетельству А. А. Брусилова, за все время Галицийской битвы русские войска могли использовать только те паровозы и вагоны, которые были захвачены у противника556. Впрочем, вскоре русские инженеры нашли простой и оригинальный способ приспособления русского подвижного состава на австрийских железных дорогах557. Что касается трофеев собственно военного имущества, то после приведения их в порядок, большая часть через Румынию была отправлена сербам558. Нельзя не отметить, что переход в русские руки важнейшего культурного и транспортного центра Восточной Галиции, каким был Львов, имел не только стратегическое, но и весьма важное моральное значение.
Победа в Галицийской операции позволила значительно поднять авторитет Ставки. После успеха под Гумбиненом в тылу ожидали новых победных реляций. Еще 11 (24) августа «Утро России» назвало победу под этим городом и последующее взятие Инстербурга решающими для сражения за Восточную Пруссию: «В стратегическом отношении победа дает нам возможность выровнять фронт на германской границе. Наши войска после этой победы уже подходят в Восточную Пруссию по меридиану Варшавы. В моральном отношении эта победа, благодаря которой германская армия находится в полном отступлении за р. Ангерап, важна потому, что впечатление, произведенное ею на немцев, очень велико. Мы наступаем»559. «Таким образом, – утверждали в тот же день «Биржевые ведомости», – жестоким пятидневным боем и искусным маневром наши войска стремятся достигнуть занятия всей Восточной Пруссии – этой страны, представляющей собой почти одну сплошную крепость, на которую германский Генеральный штаб возлагал столько надежд»560.
