Северо-Западный фронт нанес контрудар. Перед наступлением в тылу попытались провести разъяснительную работу с населением, что оно сделало неправильные выводы из первых побед на германском направлении. Завышенные ожидания были вызваны ошибочными оценками. «Наше наступление в пределы Восточной Пруссии, – убеждало читателей «Утро России», – было лишь демонстрацией. Это нужно твердо помнить»146. Отступление П. К. Ренненкампфа изображалось как безусловное достижение, ставшее закономерным результатом порядка, который обеспечивался при отходе войск. При этом газеты не жалели черных красок для инфернализации немцев, включая гражданское население, которое стреляло по отступавшим, использовало гражданские постройки в качестве щита и не гнушалось такими запретными приемами, как отравление источников воды147. Неудача затушевывалась, так как в Восточной Пруссии вновь начались ожесточенные бои. Ставка ожидала победы, после которой не нужно будет вспоминать о случившемся.
15 (28) сентября 10-я армия начала наступление вдоль западного берега Немана силами 2-го Кавказского и 22-го корпусов, объединенных на правом фланге под командованием генерала П. И. Мищенко, и 3-го Сибирского корпуса, усиленного 2-й Финляндской стрелковой бригадой, – на левом148. Это заставило противника спешно отходить от реки, которую он собирался форсировать в районе Друскеникая. Немцы быстро ушли из-под угрозы окружения. Их арьергарды были захвачены в Августовских лесах в районе Сувалок, где 18–19 сентября (1–2 октября) им пришлось вести исключительно кровопролитные бои149. Следует отметить, что в целом отход противника на этом этапе протекал все же достаточно организованно, и попытки преградить его встречали энергичный отпор. Немцы вновь активно использовали тяжелую артиллерию, производившую самое тягостное впечатление на русскую пехоту150.
Ситуация выправилась после того, как в дело стала активно вступать и русская артиллерия. Потери немцев резко возросли151. При отходе им не удалось удержать управление войсками на высоком уровне, чего нельзя было сказать о наступавших. В свою очередь, русское командование не справилось с управлением движением частей по немногочисленным дорогам, и они начали перемешиваться152. Весьма интересна оценка этих событий, данная ее участником: «В результате получился «слоеный пирог», в котором каждой русской и германской части приходилось действовать вне связи друг с другом и со своим командованием. Таким образом, преимущества германского управления войсками отпали, шансы уравнялись, и мы победили»153. Победа давалась тяжелой ценой – окружавшие часто превращались в окруженных. Так, например, сложил оружие внезапно блокированный в лесу батальон 13-го Финляндского полка154. Тем не менее неоднократные рукопашные бои чаще всего завершались победами, противник понес весьма высокие потери. «Русские показали свои волчьи зубы», – отмечали в письмах германцы155.
Эти бои значительно повысили веру наших войск в себя и своих начальников и внушили им утраченную было мысль о возможности победы над врагом. Ошеломленные ожесточением боев в лесах и болотах, немцы поначалу подумали, что их атакуют привезенная сюда японская пехота или «кавказские черкесы»156. Оказалось, что в момент кризиса германцы были склонны объяснять свои неудачи присутствием несуществующего врага. «Солдаты передавали, – сообщал русский фронтовой корреспондент, – что в последних боях под Сувалками немцы приняли некоторые кавказские части за японцев и в паническом страхе бежали, крича: «Японцы, японцы»157. 21 сентября (4 октября) штаб Ставки официально заявил о решительном успехе: «Августовское сражение закончилось 20 сентября победой. Поражение германцев полное, и они в настоящее время находятся в беспорядочном отступлении к границам Восточной Пруссии. Наши доблестные войска энергично преследуют противника, бросающего по пути своего отступления повозки, орудия и снаряды и оставляющего своих раненых»158. Все это способствовало укреплению духа войск, но он не мог компенсировать недостатки в их управлении.
Успех в Восточной Пруссии снял и угрозу Варшаве. В тот же день ее военный генерал-губернатор обратился к жителям города с объявлением о том, что «Варшава с окрестностями находится в полной безопасности от неприятеля»159. Эти оценки Августовского сражения были лишь частично верны. Несмотря на значительные потери, немцам все же удалось избежать окружения в лесах, которое планировало устроить им русское командование (в начале наступления оно оценивало силы противника в 3–4 дивизии). Причиной этому были чрезвычайно медлительные действия П. И. Мищенко и его 2-го Кавказского корпуса160. К 27 сентября (10 октября) по приказу главнокомандующего фронтом наступление было остановлено. 10-я армия вернула Лык и Бялу, восстановила угрозу вторжения в Восточную Пруссию и сняла таковую же для Гродно и Осовца. Ее общие потери составили около 20 тыс. человек, были захвачены в плен 2,5 тыс. немецких солдат и офицеров, значительное количество обозов, артиллерия и пулеметы161.
На Юго-Западном фронте после трехнедельных напряженных боев, сопровождавшихся значительными потерями, русские войска медленно вели преследование разбитых отступавших австрийцев. Для более энергичного наступления нужны были резервы, но Ставка использовала их на формирование 10-й армии. Русские войска имели примерное равенство с противником: 18 корпусов против 20, однако австрийцы не могли самостоятельно удержать фронт и быстро отходили навстречу формирующимся пополнениям162. После окончания операции австро-венгерское командование сместило с занимаемых постов пятерых корпусных командиров: генералов Арца (6-й армейский), Гриезлера (7-й армейский), Шойхтестнеля (8-й армейский), Юлиека (9-й армейский), Критска (17-й армейский)163. Эта мера сама по себе говорит о характере австрийского поражения. Смещение затронуло почти одну треть всех довоенных командиров корпусов и половину принимавших участие в первом наступлении на русском фронте.
«Очевидно, австрийцы понесли в Львовской битве и во время отступления колоссальные потери, – вспоминал М. Гофман, – иначе генерал Людендорф не мог себе объяснить тот факт, что главная сила австрийской армии, почти 40 дивизий, нашла для себя достаточно места на западном берегу Вислоки и между Карпатами и Вислой. Большая часть молодых кадровых офицеров и сверхсрочных унтер-офицеров погибла. Это была невозместимая потеря. В течение всей войны армия не могла от нее оправиться»164. Возникала реальная опасность Кракову и возможная – Силезии.
«В течение трех недель (начала сентября. – А. О.), – вспоминал генерал Карл Густав Эмиль Маннергейм, командовавший тогда бригадой гвардейской кавалерии, – противник был загнан назад в Карпаты и в коридор между горами и Вислой. Крепость Перемышль с гарнизоном в 120 тысяч человек была обложена, Краков и Силезия оказались под угрозой»165. Гарнизон Перемышля, польско-русинское население которого не превышало 50 тыс. жителей, постоянно увеличивался по мере приближения к нему русских войск166, пока не превысил более чем вдвое число его обитателей. Именно в этот период сказалась слабость национальной разношерстности австровенгерской армии, не проявлявшаяся ранее, во время ее наступления.
Английский военный журналист Б. Пейрс вспоминал, как проявлялась эта особенность: русины и сербы были открыто за Россию; хорваты больше колебались; поляки, казалось, заняли выжидательную позицию, но прекрасно принимали русских. «Больше всех потрясли нас чехи, которые не выказывали своих симпатий по отношению к нам, до тех пор пока мы не приблизились к их стране, но потом до самого конца войны сдававшихся в одиночку, ротами и даже целыми полками»167. Между тем именно на чехов в начале войны союзное командование возлагало особые надежды, а для австрийского правительства чешский вопрос был постоянной головной болью еще до войны, а с ее началом ситуация в Богемии только ухудшилась168.
