Э. фон Фалькенгайн вспоминал: «Конвенция была заключена в Плёсе между генералом Конрадом фон Гётцендорфом, а также подполковником Ганчевым, Турции было предоставлено право присоединиться к ней в полном объеме. Согласно конвенции, Германия и Австро-Венгрия каждая с шестью дивизиями в течение 30 дней, Болгария по крайней мере с четырьмя дивизиями в течение 35 дней должны были быть готовы на границе Сербии к оперативным действиям… Германия хотела, если бы предприятие получило желанный ход, расположить в Варне и Бургасе смешанную пехотную бригаду и позаботиться о проведении подводных лодок в Черное море для защиты, в пределах возможного, болгарских берегов. Этим путем надеялись благоприятно повлиять на те круги населения, которые держались относительно русских недостаточно устойчиво»33.
В Константинополе было уже пять немецких подводных лодок: четыре с ограниченным мореходным запасом – UB-8, UB-7, UC-15, UB-14 и одна большая субмарина U-21. На них и надеялось болгарское правительство. Его собственные военно-морские силы – один учебный корабль и шесть миноносцев водоизмещением по 100 тонн – не могли обеспечить защиту болгарских берегов. Какое внимание уделялось этому вопросу, может продемонстрировать тот факт, что в Варне военное положение было введено уже со 2 сентября: вход с моря в порт только в светлое время суток, с восьми часов утра до шести часов вечера. На болгарские радиостанции в Софии и Варне был назначен германский персонал34. Крайним сроком болгарского выступления было определено 11 октября, а начало мобилизации планировалось с 21 сентября. Для сравнения: в 1912 г. мобилизация была объявлена 17 (30) сентября, а в общем вместе с перевозками войск к границе закончилась ко 2 (15) октября35.
Немцы почти мгновенно перешли к подтверждению на деле своих обещаний территориального передела Балкан в пользу Болгарии. 25 августа (7 сентября) 1915 г., то есть на следующий день после заключения германо-болгарского договора и военной конвенции в Плёсе, была заключена и конвенция об исправлении границы между Турцией и Болгарией36.
7 сентября Пауль Вейтц, корреспондент Frankfurter Zeitung, весьма важная персона в германской колонии в Константинополе, «полудипломат», как его назвал Г Моргентау, сообщил американскому послу, что в ночь с 6 на 7 сентября советник германского посольства в Турции барон К. фон Нейрат завершил работу Э. фон Лейпцига подписанием документа. «Германия, – сказал П. Вейтц, – выиграла Болгарию, сделав то, что Антанта не была в состоянии и не хотела сделать»37. Этот договор стал значительным успехом германской дипломатии, которого удалось достигнуть в тяжелейших условиях, в атмосфере почти полного недоверия сторон друг к другу.
Среди турецкого правительства отношение к болгарам оставалось враждебным вплоть до того, как болгары, сражаясь в Добрудже вместе с турками против русских, доказали, что они достойны доверия Стамбула38. Некоторые уступки пришлось сделать и болгарам. Для того чтобы смягчить Константинополю потерю участка железнодорожной линии София – Дедеагач, передаваемого Болгарии при принятии конвенции о ратификации болгаро-турецкой границы, которую подписали в Софии 24 августа (6 сентября) 1915 г. В. Радославов и турецкий представитель Фехти-бей, для Турции вводился режим наибольшего благоприятствования в использовании этой ветки (глава 3)39. По донесениям русской разведки, оккупация Дедеагачской железной дороги болгарскими войсками началась уже 7 (20) сентября. Одновременно к сербской границе были подтянуты артиллерийские части и кавалерия, а для охраны Варны отправлены крепостные орудия Шумлинского крепостного полка40.
Германское высшее командование весьма дорожило достигнутыми результатами: «Договор осуществлял так давно и жгуче ощущаемую возможность сделать реальный шаг на пути урегулирования положения на востоке. Приобреталось крайне много… Восстановление связи с Турцией обеспечивало вероятное сохранение Дарданелл и несло с этим окончательное изолирование России от ее союзников. Оно же открывало перспективы новых возможностей для турецкого ведения войны в Азии… Источники для получения жизненных припасов и важного сырья, особенно меди, также входили в содержание выгод»41. После заключения этих соглашений произошел взрыв симпатий к Берлину в официальной и неофициальной болгарской прессе. Следует отметить, что все «независимые» газеты Болгарии («Дневник», «Балканска пошта», «Утро») в большей или меньшей степени контролировались правительством и получали финансовую поддержку Вены и Берлина. Что же касается наиболее германофильского издания «Камбана» («Колокол»), то эта газета, которая была прежде всего органом армии, не только получала постоянные субсидии немецкого посольства, но и фактически цензурировалась его чиновниками42.
Активизация германской пропаганды в регионе не прошла мимо внимания русских военных агентов. Ссылаясь на их донесения, начальник Генерального штаба М. А. Беляев 31 августа (13 сентября) 1915 г. сообщал об этих настроениях, поддерживаемых германофильскими партиями в Греции и Болгарии. Немцами распространялись цифры русских потерь в Новогеоргиевске: 90 тыс. пленных и 1500 орудий. 13 (26) сентября 1915 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего, ссылаясь на цифры потерь «без вести пропавшими» на Юго-Западном и Северо-Западном фронтах (с 1 мая по 1 июня 1915 г. – 2587 офицеров и 488 133 рядовых), отвечал: «Значимость этих цифр, на мой взгляд, едва ли позволит успешно бороться с тем неблагоприятным впечатлением, которое производит в Болгарии распространение нашими врагами указанных вами данных о числе пленных, тем более что Болгария, видимо, уже определенно решила вступить на враждебный нам путь. Что же касается потерь наших пленными в Новогеоргиевске, то, к сожалению, распространяемые немцами данные, вероятно, очень близки к действительности»43.
Особенно сильное впечатление, по данным Форин-Офиса, на болгарские военные и политические круги произвело быстрое падение Ковно44. Об этом же сообщал и русский посланник в Софии45. «Несмотря на то что в Софии и Белграде продолжались переговоры, – вспоминал Дж. Бьюкенен, – с каждым уходящим днем наши планы становились все более безнадежными. Позиция России во Второй Балканской войне не была забыта в первой столице, в то же время после падения Варшавы и Ковно дело союзников казалось проигранным. Король Фердинанд, который все время интриговал с центральными державами, был не таким человеком, чтобы связать себя с проигравшей стороной, тем более что Германия готова была заплатить ему двойную цену по сравнению с той, которую ему предлагали союзники за сотрудничество»46.
Бывший премьер-министр А. Малинов открыто говорил о том, насколько осложнилось и без того трудное положение оппозиции в связи с падением русских крепостей. Власть становилась все сильнее и бесконтрольнее, выход части периодических изданий был прекращен. Все более или менее заметные болгарские политики, даже стамболовисты, перестали чувствовать себя в безопасности47. В начале 1916 г. С. Д. Сазонов, подводя итоги случившемуся, заявил, «что болгарская оппозиция благодаря своей неорганизованности являлась слабым тростником, на который не могла опереться деятельность русской дипломатии»48. Опереться было не на кого. Не зря именно в это время, говоря о переговорах с балканскими государствами, французский президент отметил: «Пересматривают формулировки, вносят одно предложение за другим. Но чем дальше победа, тем беспомощнее дипломатия»49.
