Небольшой накопленный боезапас не соответствовал тем громким заявлениям, которые делались до начала этой операции. Самый факт его появления объяснялся скорее не действиями патронируемых Поливановым общественных организаций, а затишьем на фронте с ноября 1915 по март 1916 г. и сосредоточением большей части снарядов к тяжелым орудиям на участке прорыва под Нарочью. Тем не менее не хватало не только тяжелых снарядов, но и трехдюймовых гранат, в избытке была лишь шрапнель к полевой артиллерии, в то время как войска требовали как минимум 50 % гранат к ним2. В Ставке не могли не видеть очевидного – разглагольствования о снабжении фронта боеприпасами не могли заменить ни орудий, ни снарядов к ним. В Могилеве предприняли ряд мер, направленных на постепенный вывод снабжения из-под единоличной опеки военного министра.
Долгое время ему удавалось поддерживать свое реноме в Ставке на высоком уровне. В каждый свой приезд в Могилев Поливанов первым делом посещал М. В. Алексеева, «они в хороших отношениях», заметил в октябре 1915 г. Лемке3. В феврале 1916 г. Алексеев даже составил отдельную часть отчета Поливанова Государственной думе4. Тем не менее отношения между ними были все же не столь гладкими. 13 (25) декабря 1915 г. главным полевым интендантом был назначен генерал Шуваев5. Производство Шуваева состоялось по рекомендации Алексеева, но Поливанов отнесся к этому новому посту и новому назначению отрицательно.
«Создание этой должности, – отмечал министр, – обозначало, по моему мнению, начало образования при Ставке, ведавшей до сей поры лишь разработкой и направлением стратегических заданий, органов по снабжению армий, и вместе с тем начало превращения Ставки из того сравнительно малочисленного штата, в котором она была в Барановичах, в состав, обремененный многочисленными учреждениями. Вытекающее отсюда усложнение обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего, и без того при возглавлении армий Государем преобремененного заботами и ответственностью, прямо опасно для успеха его работы, но может быть объяснено личной особенностью генерала Алексеева: его привычкой вникать лично в такие задачи, которые другое лицо сочло бы для себя второстепенными»6.
Поливанов весьма негативно относился к Шуваеву, между тем именно он как нельзя лучше подходил к должности военного министра, особенно в условиях войны. О Шуваеве весьма лестно отзывался Сухомлинов, сделавший его до войны начальником Главного интендантского управления: «Шуваев в короткий срок так много сделал, что я от командующих войсками всюду слышал благоприятные заявления»7. Также высоко оценивал его и предшественник Сухомлинова – Редигер: «Действительно, у Шуваева были большие личные достоинства: прямой, вполне честный, усердный работник, он хорошо изучил интендантское дело; не обладая большим умом, он в мирное время едва ли отвечал бы должности военного министра, но теперь, во время войны, когда общее руководство военным делом принадлежало Ставке, а министру лишь приходилось руководить исполнением ее указаний, главным образом по заготовлению и доставке армии всего ей нужного, Шуваев вполне отвечал своей должности, и его назначение лишь должно было приветствовать»8.
Шуваев, как и Алексеев, долго служил в Киевском военном округе, в течение шести лет был начальником Киевского военного училища, начальником дивизии, командиром 2-го Кавказского корпуса. Шуваевым была проведена огромная работа по наведению порядка в снабжении, в отличие от Поливанова, он был сторонником мобилизации промышленности, и, наконец, он был честен до такой степени, что это признавали даже либералы. В марте 1916 г. Лемке отмечает: «При Шуваеве взятка стала исчезать»9. Полковник А. А. Самойло вспоминал: «Он был хорошим администратором и безукоризненно честным человеком, что имело большую важность для борьбы с развитым воровством в тылу»10. Уже в самом начале войны, 19 августа (1 сентября) 1914 г., на встрече с петроградскими фабрикантами он предупредил их, что сотрудничество предполагает отказ от взвинчивания цен и выполнение заказов в сроки11. «Если они не смогут справиться сами, – сказал генерал после завершения совещания, – мы возьмем фабрики в свои руки»12. Это отнюдь не означало того, что генерал отказывался от работы с частной промышленностью и общественными организациями.
Когда после замены Сухомлинова Поливанов стал поддерживать земские учреждения, заказы на них проходили через ведомство главного интенданта. В январе 1916 г., после размещения в Земском союзе заказа на полушубки и перчатки, по инициативе Г Е. Львова в адрес Шуваева была отправлена телеграмма: «Представители губернских земств, собравшиеся в Москве для обсуждения вопросов, связанных с выполнением Земским союзом нового огромного заказа Главного интендантства, поручили мне приветствовать Ваше превосходительство, как энергичного, неутомимого руководителя интендантского ведомства, искренно и целиком преданного служению армии и Родине, сумевшего, путем широкого привлечения всех общественных сил страны к делу снабжения нашей несравненной армии, обеспечить ее всем необходимым. Объединенные в Земский союз, земства приложат все свои силы к выполнению возлагаемой на них ответственной задачи»13.
Шуваев ответил Львову приветственной телеграммой. Казалось бы, он не был неприемлемой фигурой для либералов, а профессиональные качества и личная честность генерала не вызывали сомнений ни у кого. В разговоре с Генбери-Вилльямсом Николай II коснулся этой замены, сказав, что лично он предпочел бы посредственного человека с хорошим знанием людей и штабной работы блестящей личности, которая слишком сконцентрирована на себе14. Иначе говоря, нужен был новый военный министр, и прежде всего интендант и организатор, а не политик. Поливанов же превращался в человека, для которого именно политика становилась главным занятием. Между тем противоречия между Ставкой и Военным министерством углублялись. В воспоминаниях Поливанова хорошо чувствуется его неприязнь по отношению к Ставке, когда в декабре 1915 г. наштаверх отказался поддержать кандидатуру военного министра и генерала Рузского на пост начальника инженерных сооружений в штабе Северного фронта15. Не стал он активно защищать и самого Поливанова.
В отличие от своего предшественника, Алексеев открыто не конфликтовал с военным министром. Но он и не относился к министру как к своему непосредственному начальнику, не всегда полностью и своевременно информировал его о событиях на фронте16. Почему это происходило? Прусско-германская система управления, в которой военный министр ведал вопросами снабжения, а начальник Генерального штаба – Главнокомандующим, так и не установилась в России, а теперь она выстраивалась эмпирическим путем. Не вызывает сомнения и то, что Поливанова не могла устраивать роль военного министра в старой прусской системе, тем более перед глазами стоял пример Фалькенгайна, совмещавшего две должности – военного министра и начальника Генерального штаба. Поливанов считал себя безусловным лидером в правительстве и вел все более самостоятельную игру в Думе.
Что касается Алексеева, то наштаверху нужен был организованный тыл, и он предпочитал не вмешиваться в столичные интриги. Еще в ноябре 1915 г. Лемке отмечал: «Алексеев не в силах влиять на назначения, так как часто они делаются помимо него; он знает, например, сейчас, что отставка А. А. Поливанова решена, но царь ему об этом ничего не говорит, значит, и он должен молчать и делать вид, что ничего не слышал»17. С поддержкой Алексеева или нет, но полномочия Ставки росли, а Военного министерства – сокращались. 5 (18) января 1916 г. в Ставке было создано управление августейшего полевого генерал-инспектора артиллерии при Верховном главнокомандующем, которое должно было ведать всеми вопросами снабжения артиллерии в прифронтовой полосе. Его возглавил великий князь Сергей Михайлович, старый противник Поливанова18.
