Успех не был реализован только из-за отсутствия поддержки кавалерии. Через шесть дней все повторилось, но пехота вновь действовала без конницы. О состоянии войск противника говорит тот факт, что, когда в преследование на свой страх и риск пошли всадники конно-артиллерийского дивизиона, две группы по 60 и 40 человек, бегущие австрийцы приняли их за целую дивизию8. Прорыв удался, и за десять дней наступления 9-я армия продвинулась на 50 км в центре и на 15–20 км на правом фланге. 7-я австровенгерская армия потеряла 52 орудия и более 50 % списочного состава, только пленными 758 офицеров и 37 832 солдата. Трофеями русских войск стали 120 пулеметов, 21 бомбомет, 11 минометов и много другого имущества9. «На всем нашем фронте, – заявил Брусилов английскому журналисту, – атака началась в один и тот же час, и противник не мог распределить свои войска с одного участка на другой, так как наши атаки равномерно давили его повсюду»10. Но наиболее масштабный прорыв наступавшими был достигнут на луцком направлении. Первичный успех под Луцком во многом объяснялся искусными действиями русской артиллерии.
Наступление развивалось в целом очень удачно. Успех был необычным, он вызвал невиданный подъем в русских войсках, к солдатам вернулась вера в своих командиров. Люди шли в атаку без понуждения, отставших не было. На основном участке прорыва 5-й и 6-й стрелковые полки преодолели три полосы укреплений противника за 50 минут после начала атаки. Еще вечером 4 июня австро-венгерское командование было уверено в стабильности своей обороны и рассматривало русские атаки как простую демонстрацию. Однако уже на следующий день австрийцы вынуждены были отойти на вторую, гораздо более слабую оборонительную полосу. Лучше всего сражались венгерские части, но к вечеру 24 мая (6 июня) общее сопротивление ослабело, и австрийцы побежали перед наступавшим 8-м армейским корпусом11. Это не замедлило сказаться на относительно удачной обороне на соседнем участке, где неудачно действовал 32-й армейский корпус. Противник начал отступать, и это отступление и здесь быстро превратилось в бегство. Австрийцы бросали позиции, склады, железнодорожный состав. И вновь только отсутствие на поле боя русской кавалерии помогло им избежать еще больших потерь12.
Успехи Юго-Западного фронта были быстро замечены в Могилеве. «В Ставке царило приподнятое настроение, – вспоминал Спиридович. – Радовались нашим победам, радовались, что помогли итальянцам»13. Немцы также не могли обойти вниманием произошедшее. «Австрийцы получили еще один пинок от русских в районе Ровно, – записал в своем дневнике 6 июня 1916 г. Гофман. – Линзинген, в чьей армейской группе все это случилось, прислал гневный рапорт… Кажется, что все русские резервы находятся на нашем фронте, а в Галиции австрийцы имеют численное превосходство. Это сильнейший скандал»14. Между тем уже утром этого дня штаб-офицер при артиллерийской части 8-й армии подполковник А. В. Реймерс доложил начальнику артиллерийского снабжения фронта генерал-лейтенанту А. А. Голицыну о срочной необходимости поставки в армию 37 тыс. шрапнелей и 15 тыс. гранат для легких орудий: «Все наличные запасы исчерпаны. Если возможно, желательно половину получить в Ровно. Весь наряд крайне необходим к вечеру 24 мая»15. Даже при необходимости экономить боеприпасы при атаке русские войска успешно продолжали наступление.
Установившаяся традиция приписывает этот успех отсутствию представлений о морали австро-венгерских войск. Их потери за 1914–1915 гг. были весьма значительны, что заставило Дунайскую монархию в апреле 1915 г. снизить планку призывного возраста до 18 лет, а в январе 1916 г. поднять ее до 55 лет. Тем не менее ежемесячные потери армии, с начала 1916 г. равнявшиеся 224 тыс. человек, уже не могли быть восстановлены за счет маршевых батальонов. Армия слабела количественно и качественно. При этом нельзя не согласиться с мнением английского историка Н. Стоуна, доназывающего, ссылаясь на австро-венгерские источники, что мнение далеко от истины. 4-я и 7-я армии противника, подвергшиеся наиболее сильным ударам русских войск, вовсе не несли значительных потерь пропавшими без вести и дезертирами. Части 7-й армии фон Пфлянцер-Балтина в основном состояли из венгров и хорватов, не испытывавших никаких теплых чувств по отношению к России.
Во второй половине апреля на 4-ю армию в 100 тыс. солдат и офицеров эти потери составили всего 39 человек. В апреле 1916 г. на участке именно русской 8-й армии были отмечены случаи братания (на праздник Святой Пасхи). Начало чувствоваться утомление от войны по обе стороны фронта. Австрийцы предпочитали отправлять чехов, словаков и юго-славян на итальянский фронт. На русском фронте они старались держать части, состоявшие в большинстве своем из немцев, венгров и поляков – те не испытывали особых симпатий по отношению к России. На фронте 8-й армии, в частности, находились три бригады польского легиона. Кроме того, для повышения дисциплины в Австро-Венгрии был принят целый ряд карательных мер – введение смертной казни через повешение для дезертиров и перебежчиков, лишение их семей материальной помощи, конфискация имущества и оглашение фамилий в округе. Все это способствовало подъему боеспособности. Неудивительно и то, что в ходе боев хорошо проявили себя части, укомплектованные славянами, например, 25-я дивизия. Тем не менее 4-я армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда уже на второй день наступления русской 8-й армии понесла колоссальные потери – около 50 тыс. человек16. 24 мая (6 июня) Ставка сообщила о пленении 900 офицеров и более 40 тыс. нижних чинов, было захвачено 77 орудий, 134 пулемета, 49 бомбометов и т. д.17
25 мая (7 июня) штаб Юго-Западного фронта опять получил настоятельную просьбу 8-й армии о немедленной присылке боеприпасов, на этот раз речь шла даже не о снарядах: «Развитие операции требует большого количества ружейных патронов. Несмотря на то, что экономия войсками соблюдается, расход русских (патронов. – А. О.) составляет в сутки 2 млн, австрийских – 1,5 млн. Прошу возможного отпуска и тех и других». В этот день армии было выслано 1 800 400 русских патронов18. К вечеру 25 мая (7 июня) противник начал отступать по всему фронту. В Луцке уже началась паника – австро-венгерские и германские подданные в спешке покидали город, для наведения порядка вокзал пришлось оцепить конной жандармерией19. В этот день Иосиф-Фердинанд был отстранен от командования армией, а ее штаб срочно покинул Луцк. Генерал Линзинген требовал от войск упорной обороны на сильных позициях под этим городом, где имелись даже бетонные укрепления. Однако 10-й австро-венгерский корпус, понесший большие потери, не смог выполнить эту задачу. Помочь ему было невозможно. 2, 3 и 11-я дивизии сохранили в строю 2 тыс. человек вместо полагавшихся 61 тыс. Остатки 37-й и 70-й дивизий удалось свести в 5–6 батальонов слабого состава. 4-я стрелковая дивизия генерала А. И. Деникина после упорного боя овладела Луцким предмостным укреплением. Здесь у шоссе, ведущего в город, у австрийцев было подготовлено 4 ряда окопов и от 3 до 16 рядов проволочных заграждений. После третьей атаки оборона была прорвана.
Большие потери среди офицерского состава, ситуация, в которой солдаты полуразгромленных австрийских частей не всегда понимали друг друга, вызвали панику. К 19:00 она охватила тыл и артиллерию, бежали все. Линзинген получил донесение: «Полный разгром; наши войска уже никуда не годятся». Через двадцать минут было дано распоряжение об отходе за Стырь, но было уже поздно. Управление этими частями было потеряно. На понтонных мостах через эту реку наблюдались сцены, напоминавшие форсирование наполеоновскими войсками Березины. Госпитали, обозы, артиллерия, пехота – все смешалось на выезде из города, все рвалось к мостам, создавая хаос и гигантскую пробку. В 21:00 16-й стрелковый полк вошел в Луцк. Через два часа город и все укрепления были прочно заняты русскими войсками. В Луцке были захвачены огромные трофеи. Немедленно были восстановлены мосты и прочно занят левый берег Стыри. С 5 по 7 июня 8-й армией было захвачено в плен 922 офицера, 43 628 солдат, ее добычей стали 66 орудий, 150 пулеметов, 50 бомбометов, 21 миномет, значительное количество винтовок, патронов, склады и т. п. 4-я армия, как записал в своем дневнике адъютант Гетцендорфа полковник Кундман, «практически полностью взята в плен»20.
