Преодолевать «пробки» в укрепленных дефиле было чрезвычайно сложно, а между тем штаб фронта не выделил для поддержки тяжелую артиллерию. 21 июля (3 августа) наступление остановилось. Брусилов приказал продолжить его, не считаясь с потерями. 22 июля (4 августа) Особая армия начала перегруппировку37. В ночь с 22 на 23 июля (с 4 на 5 августа) 1-я и 2-я гвардейские дивизии проделали 35-верстный ночной переход к Стоходу. Затем последовала дневка, и в ночь на 24 июля они стали принимать позиции38. Окопы в это время находились в самом примитивном состоянии – как отмечал один из офицеров Измайловского полка, это были «одиночные лунки для стрельбы лежа». Войска вынуждены были углублять и соединять их, одновременно занимаясь разведкой позиций противника39. Они представляли собой две линии окопов с проволочным заграждением, на опасных направлениях доходивших до шести шагов в ширину. Глубина немецкой обороны достигала трех верст40. Естественно, что за день подготовиться должным образом к атаке не удалось, войска посылались «не в бой, а на убой»41.
В 6:00 26 июля (8 августа) началась артиллерийская подготовка, которая в целом закончилась к 11:30. Артиллерия не смогла пробить проходы в проволоке, и в результате атакующая пехота на большинстве участков атаки понесла большие потери и вынуждена была откатиться назад. На участке Измайловского полка атакующим удалось взять часть передовых позиций, но немцы нанесли контрудар. Тяжелейший бой продолжался до 20:00 и закончился на исходных позициях42. Единственным более или менее ценным результатом стал захват у венгерской дивизии на западном берегу Стохода Червищенского плацдарма длиной 8 верст и максимальной глубиной до 3,5 версты43. Условия наступления были чрезвычайно неблагоприятными. В воздухе господствовала германская авиация, охотившаяся за русскими штабами. Устаревшие русские самолеты, уступавшие противнику в скорости и вооружении, не могли успешно противостоять немцам44. На Стоходе и под Ковелем начались тяжелейшие встречные бои, постепенно затихнувшие к середине августа. Бессмысленность потерь становилась очевидной для офицеров и солдат.
Сражавшийся вместе со своим 8-м армейским корпусом на этом направлении Деникин вспоминал: «Появились уже признаки некоторого разложения: перед атакой все ходы сообщения бывали забиты солдатами перемешанных частей, и нужны были огромные усилия, чтобы продвинуть батальоны навстречу сплошному потоку чугуна и свинца, с не прекращавшимся ни на минуту диким ревом бороздивших землю, подвинуть на проволочные заграждения, на которых висели и тлели не убранные еще от предыдущих дней трупы. Но Брусилов был неумолим, и Каледин приказывал повторять атаки. Он приезжал в корпус на наблюдательный пункт, оставался по целым часам и уезжал, ни с кем из нас не повидавшись, мрачнее тучи. Брусилов не мог допустить, что 8-я армия – его армия – топчется на месте, терпит неудачи, в то время как другие армии, Щербачева и Лечицкого, продолжают победное движение… Брусилов считал, что причина неудачи кроется в недостаточной настойчивости его преемника, и несколько раз письменно и по аппарату посылал ему резкие, обидные и несправедливые упреки»45.
Потери, конечно, были велики. За время войны русские части сменили от 8 до 10 составов. Однако и противник терял достаточно много. На Восточном фронте германский полк терял в среднем от 5 до 8 составов, в то время как на Западном – от 3 1/3 до 4 1/3 составов46. По официальным данным, австро-венгерская армия потеряла к концу августа 1916 г. на Восточном фронте 614 тыс. человек, а германская 150 тыс.47 В результате боев четыре корпуса Особой армии недосчитались почти 50 тыс. человек, из них собственно гвардейские корпуса – свыше 30 тыс., то есть примерно 50 % своего состава48. «Подготовка нескольких месяцев стоянки в резерве была сведена на нет, – вспоминал участник боев на Стоходе. – От гордых многотысячных полков, выступавших в бой 15 июля, оставалось в некоторых частях немного более половины»49. Армия теряла не только в численности – качество ее также пострадало.
П. Н. Врангель отмечал о ситуации осени 1916 г.: «Состав армии за два года успел существенно измениться, выбыла большая часть кадровых офицеров и солдат, особенно в пехоте. Новые офицеры ускоренных производств, не получившие воинского воспитания, чуждые воинского духа, воспитателями солдат быть не могли. Они умели столь же красиво, как и кадровое офицерство, умирать за честь родины и родных знамен, но, оторванные от своих занятий и интересов, глубоко чуждых духу армии, с трудом перенося неизбежные лишения боевой жизни, ежеминутную опасность, голод, холод и грязь, они быстро падали духом, тяготились войной и совершенно неспособны были поднять и поддержать дух своих солдат»50. В 3-й гвардейской дивизии в строю осталось всего 26 офицеров, лейб-гвардии Егерский и Московские полки были сведены в батальон каждый. Пехотные части этих корпусов пришлось пополнять офицерами из гвардейской кавалерии.
В Петрограде и Могилеве оживились старые противники Безобразова. В столице были недовольны высоким уровнем потерь, раздуваемых слухами, в сводках Ставки не упоминали о трофеях и достижениях гвардии. В результате получалась весьма неприглядная картина. Воспользовавшись правом генерал-адъютанта, Безобразов написал письмо императору. Только после этого 4 (17) августа Ставка сообщила о количестве пленных и трофеях, взятых гвардейцами. Командующий Особой армией не был удовлетворен и этим результатом. Генерал был уверен, что сражение на Стоходе могло бы иметь совершенно иные последствия, если бы первоначальный успех гвардейских частей, наметившийся в первые пять дней их наступления, был вовремя поддержан резервами. Ответственность за это он возлагал на А. А. Брусилова, В. Н. Клембовского и М. В. Алексеева. 17 (30) августа 1916 г. Безобразов прибыл в Ставку, чтобы изложить свои соображения Николаю II на карте51.
Этот разговор был уже бессмысленным. Алексеев действительно не жаловал гвардейских офицеров, и 16 (29) августа в Могилев прибыл генерал В. И. Гурко, который должен был принять командование Особой армией у Безобразова52. После аудиенции у императора он отправился за объяснениями к Алексееву. «Я начал с того, – записал в своем дневнике Безобразов, – что сказал, что император не пожелал упомянуть о причине моего смещения, как и о том, в чем меня обвиняют. Я спросил, не может ли он объяснить мне их. На это я получил неожиданный ответ, что войска потеряли доверие ко мне»53. Далее последовала неприятная сцена – Безобразов фактически обвинил Алексеева в том, что он сознательно обманывает императора. Это был срыв – Безобразов вообще был в центре настолько сильной критики, что она дошла и до союзников54. Она была необоснованна, тем не менее игнорировать общественное мнение в этом случае император не мог, здесь его мнение не расходилось ни с императрицей, ни со столичными либералами. Безобразов получил двухмесячный отпуск, а на его место был назначен В. И. Гурко, который, по словам самого Николая II, был именно тем человеком, в котором он нуждался. Начальником штаба армии стал генерал-лейтенант М. П. Алексеев55.
С выходом в район Ковеля – Бреста – Кобрина, который в августе 1916 г. казался Алексееву легкодостижимым, наступление Юго-Западного фронта не могло продолжаться дальше. «Страшно упорные и кровопролитные бои на юго-западном фронте, – вспоминал их участник А. С. Лукомский, – ни к каким существенным результатам не привели»56. Это стало ясно и наштаверху. На театр южнее Полесья он смотрел как на «временно главный». Алексеев понимал, что неуспех русских войск на Юго-Западном фронте существенно облегчает положение Германии и ее союзницы. Тем не менее на этом «временно главном» направлении превосходство русских сил составляло 382 тыс. человек, в то время как на Северном и Западном – 481 тыс. Однако добиться решительного изменения расклада сил он не мог. В письме к А. Е. Эверту от 10 (23) августа, приводя таблицу распределения русских сил, он писал: «Не говорит она (сравнительная таблица. – А. О.) в пользу решающего задачу, но если бы знать все трения, с которыми вносится каждое изменение, и те протесты, которые предъявляются при каждой попытке дотронуться до “петроградского” направления»57.
