Она появилась в кухне.
– Поели? Чай пойдемте пить в гостиную.
Мы уселись вокруг низкого столика.
– Если вы говорите по-английски или по-французски, – сказала я, – было бы лучше общаться на одном из этих языков, потому что Джонатан по-русски не понимает, а я уже не в состоянии переводить…
Оказалось, что она свободно владеет английским, и дальнейший разговор шел втроем.
– Прежде всего, Светлана Ивановна, вы должны мне сказать, кто этот человек, – спросила я о том, что сверлило мой мозг с тех пор, как я покинула ее кабинет.
– Прежде всего, Оля, давай мы сразу договоримся: ты будешь обращаться ко мне на «ты».
Я усмехнулась: мы говорили по-английски, а в этом языке нет разницы между «вы» и «ты».
– Зря усмехаешься. Ты называешь меня по имени-отчеству. Я понимаю, что вряд ли ты можешь называть меня мамой… Так ты называешь другую женщину… Но если мы сразу не перейдем на «ты», то потом это будет намного труднее. Ты можешь хотя бы называть меня просто…
Она замолчала растерянно. В самом деле, как? Ее взгляд беспомощно устремился на Джонатана.
– Конечно, – сказал Джонатан. – Конечно, ты можешь называть ее Светланой! Тогда, заодно, мы будем с тобой в одинаковом положении: мне ведь ни за что не выговорить ваши отчества. Так что будем называть ее так, как это принято на Западе: Светлана. И ты, и я.
– Хорошо, я постараюсь… Так кто этот человек… Светлана?
– Ты его прекрасно знаешь.
– Я?!
– Твой Игорь работает на него…
– Василий Константинович?!!
– Он…
– Наш отец?!
Она кивнула в ответ, не глядя на меня. Мне почудилось, что ей отчего-то стыдно признаваться в своей связи с ним. Но, так ли это было или нет, уже через несколько секунд она совладала с собой и принялась рассказывать:
– Он был полковником КГБ, начальником одного из отделов, курировавшего работу с молодежью. Я же была большой комсомольской активисткой в те годы, работала в горкоме. Сейчас кажется странным, что нам тогда во что-то верилось… Но я верила, если не во все, то во многое. Недостатки системы казались исправимыми, стоило только за них взяться…
Василий Константинович был красавцем. К тому же на нем лежал отпечаток того западного лоска, который был на людях, много ездивших за границу, – в отличие от всех остальных советских граждан, не бывавших нигде дальше «Клуба кинопутешественников». Сейчас я уже не могу и понять, как и отчего я могла влюбиться в этого подонка… Впрочем, до последнего времени я и не представляла, до какой степени он подонок и негодяй… Но я уже много лет, как поняла, что, несмотря на весь его лоск, он всего-навсего солдафон, ограниченный и тупой, хотя хитрый и продажный…
Как бы то ни было, тогда я его любила. Я от него забеременела. И во что бы то ни стало хотела рожать. Вася поначалу испугался – он был женат, причем не просто женат, а на дочке одного из членов ЦК. Он настаивал на аборте, но я – ни в какую!..
И вдруг, к моей большой радости, он сменил гнев на милость и, как по мановению волшебной палочки, превратился из раздраженно-недовольного любовника в нежнейшего и заботливейшего будущего папашу… Мне было плохо первые месяцы – тошнило, случались обмороки, и он привел меня «к лучшему специалисту в этом деле» – к главврачу роддома имени Ленина, Нине Александровне Демченко. А уж она меня больше из своих рук не выпустила… Вы знаете, мертвый мальчик… – Голос ее неожиданно снова дрогнул.
– Если вы хотите, Светлана, я вам налью еще чаю, – заботливо предложил Джонатан.
Она улыбнулась ему:
– Не бойся, я плакать не стану… А чаю подлей.
Следя за тем, как Джонатан наливает чай, она продолжала:
– Узнав от Куркиной правду о моих родах, я в ярости помчалась к Васе. Я на него накинулась, как тигрица, я ему надавала пощечин, я ему все лицо исцарапала!
Она улыбнулась довольно, вспоминая сцену.
– Ему пришлось своих телохранителей звать… Только поздно он спохватился! Лицо его уже было в полосочку! И даже не в полосочку, а в клеточку: я и вдоль ногтями прошлась, и поперек!
Светлана для пущей убедительности показала нам свои ногти – длинные, ухоженные, с бледно-розовым лаком.
– …Вася отпирался. Он называл все «бреднями выжившей из ума пенсионерки», которая решила надуть меня и заработать на моей доверчивости. И тогда я ему поклялась доказать. Я ему поклялась вас разыскать…
Она задумалась.
– И пока вы пытались нас найти, – сказала я, – он убрал сначала Куркину, потом Демченко, а затем принялся за нас с Шерил. И Игорь ему помогал…
– Это-то и удивительно! Я ведь с ним неплохо знакома, с твоим Игорем.
– Уже не с моим.
Она кивнула:
– Он человек умный, тонкий, талантливый. Я бы такого с удовольствием взяла к себе… Даже намекала ему.
– А он?
– Сказал, что подумает. И что пока у него есть обязательства перед Васей… Но как же он мог за такое дело взяться, вот чего я не пойму?..
* * *
…Наступил день, когда за железной дверью раздались голоса. Брякнул замок, и дверь проскрежетала, впуская Василия Ко нстантиновича.
Игорь сидел на кровати. Он не удивился, не шелохнулся, не привстал. Он уже давно догадывался, у кого он загостился. А с тех пор, как полногрудая Катя объяснила свои «политические убеждения», приведшие ее в Москву: «Самим не хватает, чего еще тут всяких черно…ых разводить? Нехай едут к себе домой и там каши просят. А у нас нечего ошиваться. Россия – русским!» – с тех пор он был просто убежден, что Катя состоит на службе у Василия Константиновича.
Поэтому он только произнес:
– Долго же ты, Вася, ждал встречи со мной.
Василий Константинович с лукавой улыбочкой прошел к ст олу, развернул стул лицом к Игорю, сел.
– Это не я, Игоречек, это ты долго ждал встречи со мной!
«Играет барина, – подумал Игорь. – Ну пусть. В конце концов, он прав: не он у меня, а я у него в плену».
– И чему же это я обязан такой милости?
– Да так, решил проведать…
– Как я поживаю у тебя в тюрьме? Ничего, спасибо. Ты как, Вася, ее изначально в проект дачи заложил или потом додумался?
– А ты мне не хами. Когда бы я не додумался, сидишь-то здесь – ты.
– Угу. И под охраной твоей личной дачной армии. У тебя в твоем опричном войске сколько человек состоит? Если посчитать, сколько у тебя на даче места: три этажа плюс комфортабельный подвал, то ты тут мог немало опричников припрятать…
